– В принципе, пустая болтовня, за исключением того, что Бесковитый считает себя основным кандидатом.
– Это важно, – пробормотал Гуров, стряхнул пепел и спросил: – Кто тебе сообщил о болезни сестры Николая и о том, что она выезжала лечиться за рубеж?
Гэбист мгновенно понял – вопрос не свалился с потолка, сыщик получил дополнительную информацию.
– Исполнителя не помню, все обычным путем, я заказал установку, через несколько часов получил ответ.
– Лживый ответ. Сестра имеется, больна отнюдь не так тяжело, лечиться никогда не выезжала. – Гуров погасил сигарету, встал и с хрустом потянулся. – До чего же хреново у вас работают, Сергеич, даже смешно.
– У нас так же, как и у вас, разные люди, и они по-разному работают.
– Не заводись, против тебя лично я ничего не имею.
– Спасибо. Что у тебя?
– Дела уголовные, к политике отношения не имеют, пытались добыть информацию о Профессоре, пока без результата.
– Ты установил технику у Сабурина?
– Зачем тебе? Дело незаконное, не знаешь – не отвечаешь. Разбегаемся, давай спать.
– Темнишь, сыщик!
– Есть немного, – признался Гуров. – Обещаю, если у меня появится что-нибудь серьезное, ты узнаешь об этом первым.
Оперативники распрощались, Гуров запер за гэбистом дверь, проверил все окна, сунул под подушку «вальтер» и мгновенно заснул.
Уже в восемь утра Гуров находился в кабинете МУРа, прослушивал запись звонков. Их было пять, у всех информаторов были нелады с русским языком. После многократного прослушивания, расшифровки искалеченных и недоговоренных слов, перевода их на русский получилось следующее: около сорока, среднего роста, плотный, полноватый, светлый, блондин или рыжий, лохматый, грязный, любит кошек, живет за мостом… Надо понимать, в Замоскворечье.
Все было понятно, кроме – грязный. Гуров перемотал пленку, включил автоответчик.
Фрол Осипов, которого назвал арестованный Савиков, жил в одном из переулков старого Арбата, в трехэтажном доме, вдвоем с сожительницей занимал комнату в трехкомнатной квартире. Соседи больше года как переехали, желающих поселиться в освободившихся хоромах не нашлось, так что практически супруги владели отдельной квартирой. Оперативникам повезло: черный ход отсутствовал, и Крячко со Светловым поставили свои машины в переулке, один приткнулся к забору новостройки, другой встал между двух иномарок. При современной аппаратуре, которой обладали оперативники, прослушивать квартиру на втором этаже было делом пустяковым.
Ночь прошла муторно, тоскливо, оперативники изредка переговаривались, в основном определяя, кто час подремлет, а кто бдит.
В девять утра, когда переулок давно проснулся, люди побежали на работу, по магазинам, в общем, начали жить, Крячко увидел Гурова, который прошел мимо, жестом приглашая следовать за собой.
Они присели на скамейке крохотного сквера. Не ожидая вопроса, Крячко сказал:
– Пока пусто, пьяная матерщина, звонков не было.
– Терпи, Станислав, понимаю, что не дело такого аса столь бездарно использовать, – ответил Гуров, – но сам понимаешь… Машину у тебя забираю, моя слишком известна. Через час Савикова выпустят на волю, они должны зашебуршиться.
– Лев Иванович, не нравится мне наше занятие, и не потому, что тоска зеленая, – сказал Крячко. – Фрол барыга и алкаш, не могут его в серьезном деле использовать.
– У каждого человека не одно лицо, даже не два, терпи. Командиру, Профессору или Академику, совершенно необходимо переговорить с Савиковым, проверить его, узнать, что мы знаем. Конечно, сам он на связь с Савиковым не пойдет, но человека пришлет обязательно. И первый контакт с Савиковым установит именно Фрол Осипов, потом передаст в другие руки. Именно эти руки нам и нужны. Так что, как только передача состоится, Осипова бросай, переключайся на третье лицо.
– Да, понимаю, – тоскливо протянул Крячко, – главное, было бы на кого переключиться.
– У тебя есть другие предложения?
– Держи. – Крячко передал Гурову ключи от машины. – Будут новости, сразу звони нам в машину, что-то у меня за Бориса душа болит. Следовало парню тут болтаться, а по адресам мне идти.
– Что душа болит, хорошо, значит, она живая. А глупости говорить начальнику отдела МУРа не к лицу. Удачи, и я тоже жду вашего звонка.
– Удачи, удачи. – Крячко проводил взглядом статную фигуру полковника и вразвалочку, шмурыгая, так ходят люди, еще не опохмелившиеся, направился к машине Светлова.
Крячко отлично понимал Гурова, для выполнения задания, порученного Вакурову, нужен парень, зрелый мужчина не годится, однако знать и чувствовать – вещи разные. Нехорошо было на душе подполковника, он ощущал себя человеком, спрятавшимся за бруствер и пославшим приятеля в простреливаемую зону.
Борис Вакуров пребывал в отличном, бесшабашном настроении, он не учился актерскому мастерству, но оперативником был уже опытным и знал: если ты кого-нибудь изображаешь, следует начинать со своего нутра. Проверяемые были примерно его возраста. Крячко посоветовал, и Борис с начальником согласился, что самая хорошая легенда – разыгрывать человека, вернувшегося после многолетнего отсутствия и заскочившего к приятелю, с которым последний раз виделся лет семь-восемь назад. И вот оказался рядом с домом, вспомнил детство и решил заглянуть.
Значит, геолог или что-то вроде того, здесь можно подпустить тумана, бесшабашный парень, ошарашенный Москвой, вчера с трапа самолета, при деньгах, без всяких планов и забот.
Борис оделся фирменно – затертый джинсовый костюм, ношеные кеды, зато рубашка свежая, в кармане фляжка коньяка, он даже затянул для запаха. Помахивая ключами от «Жигулей», Вакуров около полудня взбежал на второй этаж солидного дома, расположенного на Ленинградском проспекте. Это был второй адрес, в первой квартире Борис помог выкупать трехлетнего, очень серьезного пацана, сбегал для супруги проверяемого за хлебом, потом пил с неряшливо одетой, но уже накрашенной женщиной кофе и трепался за жизнь. Хозяйка оказалась натурой противоречивой. С одной стороны, она считала супруга мерзавцем и проходимцем, который бросил ее с ребенком, появляется в доме раз в неделю, а то и в две, словно командированный, а она губит свою молодость и красоту. По данному вопросу у Бориса было собственное мнение. С одной стороны, мужик никчемный, с другой – работает у самого спикера, и женщина не забывала этого и не давала забывать другим.
Борис потрепался про тайгу, которую видел только в кино, выслушал сплетни о жизни спикера, которого хозяйка видела тоже только на экране телевизора. На крючки, заброшенные оперативником, о том, какой искусный стрелок ее муж, хозяйка никак не реагировала, и Борис, принося извинения за беспокойство и обещая звонить, ретировался.
Дверь была обита красивым кожзаменителем, в центре имелся глазок, что свидетельствовало о разумной осторожности хозяев. Борис прорепетировал несколько улыбок, позвонил спокойно, ненавязчиво, но и не боязливо тренькнул. За дверью послышались шаги, женский голос спросил:
– Вам кого?
Главное суметь войти в квартиру, если не сумею, сыщики не простят, подумал Вакуров и смущенно улыбнулся:
– Здравствуйте, Виктория Александровна, я давнишний приятель вашего сына, Борис Вакуров. Вы меня, конечно, не помните, прошло столько лет…
– А Гарика нет дома. Он работает за городом, бывает редко.
– Какая обида! Я шесть лет не был в Москве, шел мимо и вспомнил, решил заглянуть. Ностальгия по ушедшей молодости. – Борис вновь улыбнулся. – Как Гарик, институт закончил? – Он чувствовал, что его внимательно разглядывают, провел руками по волосам, демонстрируя, что не держит никакого оружия или другого предмета. – Значит, за городом работает… Помнится, мечтал за границу…
Борис сделал верный ход – какой матери не хочется поговорить о сыне, тем более когда его карьерой
