Она вышла на Никитский бульвар и попала в простенькую ловушку, которая известна любому оперативнику, но не режиссеру телевидения.
На переходе она налетела на мужчину, который стоял, немного ссутулившись, и закуривал сигарету. Она узнала своего бывшего любовника, за которого несколько лет назад собиралась выйти замуж.
– Михаил? – удивилась Татьяна. – Какими судьбами ты в этом районе?
– Пытаюсь познакомиться с красивой женщиной. Ты же знаешь, красивые женщины – это моя слабость.
– У тебя серебрятся виски, а твоей слабости уже четвертый десяток.
– Ну, хватит шутить. Здравствуй, рад тебя видеть. В принципе я сюда приехал по делу, но меня подвели, и поэтому я свободен, как ветер в поле. А ты куда?
– Да вот хотела пройтись по магазинам.
– Тоже дело. Чего-чего, а магазинов у нас хватает, были бы деньги. А я слышал, что ты выходишь замуж за милиционера.
– Мысль интересная, но для меня новая. Как быстро по Москве расползаются слухи.
– Ну это естественно, – рассмеялся Михаил. – Ты известный режиссер, он известный мент, и я эту новость услышал еще вчера.
– Значит, ты ее услышал ровно на сутки раньше, чем я.
– По-моему, ты вышла вот из этого желтого дома. Что, там и живет этот знаменитый сыщик?
– Все тебе расскажи. – Татьяна открыла сумочку, вынула зеркальце, мельком критически взглянула на себя и в этот момент поняла, что забыла портмоне с деньгами.
– Ну я и хороша, – рассмеялась она. – Отправилась в магазин и забыла такую малость, как деньги. Так что извини, Михаил, мне надо вернуться.
– А мне позволительно тебя проводить?
– Если будешь вести себя прилично, то позволительно.
– Обижаешь, подруга. Я даже в молодости вел себя прилично. Не забыла?
Они поднялись на третий этаж, у дверей Татьяна на секунду замялась, не зная, удобно ли пустить в квартиру Гурова постороннего мужчину. Но Михаил так предупредительно распахнул перед ней дверь, что она вошла без колебаний. Михаил шагнул следом. Тяжелая стальная дверь лязгнула, и Татьяна уже автоматическим жестом задвинула засов.
– Я не был в бункере у Гитлера, но представляю, что это жилище несколько похоже на убежище фюрера.
– Не надо завидовать, Миша. Сядь, покури. Я через минуту буду готова. – Татьяна зашла в ванну, и в этот момент Михаил прилепил под стол подслушивающее устройство.
Через пару минут они уже покинули квартиру Гурова.
Около часа они ходили по Калининскому проспекту, заглядывая в многочисленные магазины. Михаил болтал ни о чем, но в его словах проскальзывала ностальгия о прошлом, и он даже позволил себе фразу о своей последней неудачной женитьбе.
Гуров вернулся домой поздно, потный, усталый и злой. Татьяны не было, для одного готовить ужин не хотелось.
Идея о том, что сотни миллионов долларов в карман не положишь и должна быть солидная охрана, которую не сложно найти даже в таком городе, как Москва, не подтвердилась. Гуров встретился с Лёнчиком, но тот либо лгал, либо действительно был не в курсе того, что происходит в городе. И только прощаясь, Лёнчик безразлично обронил:
– А полкаша вашего из контрразведки убрали не мои ребята, а приказ был отдан откуда-то сверху, но не военными, там крутятся большие бабки.
И вообще день, от которого Гуров ждал довольно много, прошел в бестолковой суетне и ничего конкретного не принес.
Приняв душ и приведя себя более-менее в порядок, Гуров позвонил Орлову, доложил, что пока тянут пустышку, спросил, есть ли новости от Еланчука; поленившись разогреть себе ужин, ухватил пару холодных котлет, которые накануне приготовила Татьяна, и, по давней привычке раздевшись догола, упал в кровать, успокаивая себя старой русской пословицей, что утро вечера мудренее.
Станислав Крячко, как всякий нормальный человек, терпеть не мог ждать. Но вот уже вторые сутки с небольшим перерывом на сон он наблюдал за подъездом квартиры, где находился телефон, по которому звонила Вероника с просьбой о встрече. Он просчитал, что раз Сергей Сергеевич такой опытный ас, то скорее всего он не будет звонить по этому же телефону и интересоваться, есть ли для него новости или нет, потому что сегодня телефону доверяют люди либо абсолютно честные, либо предельно наивные. Он заранее установил всех жильцов и ждал, когда же появится человек, не живущий в этих квартирах, так как о внешности Сергея Сергеевича данными не располагал и знал лишь, что человеку лет около шестидесяти. И вот на вторые сутки в подъезд вошел мужчина среднего роста, одетый достаточно элегантно, с тростью, без головного убора – волосы его отливали серебром.
Конечно, никакой убежденности, что это искомый «кукольник», у Крячко не было, но, когда мужчина вышел из подъезда буквально через пять минут, Крячко решил взять незнакомца под наблюдение. А когда выяснил, что за квартал от дома за углом в переулке стоят «Жигули» незнакомца, был уже практически убежден, что вышел в цвет.
Одному вести наблюдение в Москве за машиной крайне сложно.
Приблизиться нельзя – засветишься, и отпускать нельзя – уйдет у светофора.
Крячко позвонил Гурову, сказал два слова о своих сложностях. Друг его сразу понял и ответил:
– Я сейчас дам команду ГАИ, его остановят у первого же поста и проверят документы.
Так и было сделано.
Крячко бросил преследование и вернулся в контору, где и узнал, что выявленный им человек – Дзарданов Юрий Лазаревич, привлекался за мошенничество в шестьдесят шестом году, но за недоказанностью был отпущен. Таким образом, «кукольник» был установлен. Оставался «пустяк» – установить или хотя бы понять, каким образом фальшивые доллары попали к «кукольнику».
Гуров понимал, что Интерпол рассчитывает не только на него, но наверняка связан с одним из отделов контрразведки. Сыщик позвонил Еланчуку, продиктовал данные Сергея Сергеевича, который, как выяснилось, оказался Юрием Лазаревичем, и сказал:
– Полковник, мы тут кое-что раскопали, пусть твои люди поработают и установят за фигурантом круглосуточное наблюдение. У меня есть подозрение, что он связан с Якушевым. Если наблюдение это подтвердит, то практически вы будете знать, где находятся ваши доллары.
Два дня назад, когда Аким расстался с Гуровым, он твердо решил уехать из Москвы, причем соблюдая все те меры предосторожности, о которых его предупреждал опытный сыщик. Но Лёнчику казалось нечестным смотаться из Москвы, не попрощавшись со своими ребятами. И около девяти вечера он зашел в кабачок, где висели сети, якорь и обычно собирались ребята. Как всегда легкий в разговоре и улыбчивый, он сказал, что уезжает в деревню к матери на несколько дней, и предупредил, чтобы в его отсутствие ничего не предпринималось. Когда он выпил последнюю стопку водки и направился к выходу, то столкнулся с Галеем. Аким был так поражен, что, не отдавая себе отчета в происходящем, пожал киллеру руку и, кивнув на дверь, сказал:
– Я еду домой.
– Ну, так я тебя провожу, – легко ответил Галей.
Но Аким уже пришел в себя, взял Галея за воротник, толкнул вперед и сказал:
– Провожает только конвой, а ты пойдешь впереди.
Когда они вышли на темную промозглую улицу, Аким сказал:
– Подними руки.
Галей привычно оскалился, но команду выполнил. Аким ощупал его и, выяснив, что тот без пистолета, уже спокойнее сказал:
– Ну, а теперь ответь, какого черта ты здесь делаешь?
– Тебя ищу, – спокойно ответил Галей. – Мы вроде как были партнерами.
– Ты о партнерстве молчи, я парень спокойный, но морду сейчас могу набить так, что ты неделю на улицу не покажешься.
