профессионалы, они мгновенно оценили и пропорции, и длину мышц, и отсутствие жира.
– Для меня рост не годится, – тренер по баскетболу поморщился и вышел.
Посыпались вопросы: сколько лет, чем занимаешься, пьешь, куришь?..
– Хороший парень, взять его надо бы, а таких пацанов у меня двенадцать на дюжину.
– Я вам скажу так, – директор шлепнул своей шляпой по столу. – Вы старые облезлые макаки. Одевайся, парень, быть тебе олимпийцем! Это я тебе говорю. Талончики возьми, – он дал не на один обед, а на весь день. – Завтра приходи, а то газон высохнет.
Но от сегодня до завтра произошло много событий. Выйдя из павильона, Авилов столкнулся с девушкой на костылях и узнал в ней красавицу, которую впервые увидел здесь весной в окружении роскошно разодетых парней. Девушка неловко поставила костыль, он заскользил, и она бы упала, но «принц» оказался рядом, подхватил ее на руки, отнес на скамейку.
– Какие руки! Вы штангист? – спросила она.
– Я дворник.
– Слава Богу, терпеть не могу спортсменов. Позолоченные идолы, на солнце сверкают, пальцем ковырнешь – труха сыплется.
– А меня Сид зовут, – он почему-то покраснел.
– А я Ника, – ответила она. – По паспорту я Вера. Мне не понравилось, стала звать себя Вероника. Друзья зовут Ника.
– С ногой-то серьезно?
– Хуже не бывает, разрыв ахилла. Врачи говорят, там еще чего-то, в общем, кранты, отпрыгалась. А где все эти роскошные парни? С цветами, машинами, шампанским? Веришь, Сид, мне сюда подъехать требуется, я пять человек обзвонила… Не жизнь, а падла!
– Не стоят они тебя!
– Ты, случаем, не комсомолец? – зло спросила она.
– Да вроде нет, – после некоторого раздумья ответил он. – А знаешь, как меня по-настоящему зовут? Сидор! Вот имечко родители прилепили, век не отмоешься.
– Не нравится – смени. Ты совершеннолетний? Сид, так вроде клички.
Он вновь покраснел.
– Это все лажа, придет время – сменишь. Куда я теперь денусь?
– Ночевать негде? – спросил он.
– Ночевать есть… Ты спортом занимаешься?
– Могу. Только они меня обидели, и я их послал. Один человеком оказался.
– Кто они? – спросила Вика. – И кто он?
– Тренеры эти по разным видам. Директор свой мужик.
– Я как раз из-за него на год без стипендии осталась! Ты хоть знаешь, что я чемпионка мира?
– А мне плевать, – и в доказательство он длинно сплюнул. – Я тебя как увидел, так и полюбил.
– До машины донеси, потом дальше любить будешь.
– Зря смеешься! А в жизни не знаешь, где найдешь, где потеряешь. Ты вроде по делам шла?
– Передумала.
– Как скажешь, – он пожал мощными плечами, взял Вику на руки и понес к выходу.
А на следующий день было 1 сентября, и он с радостью пошел в школу, больно ребят хотелось посмотреть. Когда приблизился к своему классу, почувствовал некоторую неловкость, не понимая, в чем, собственно, дело. Когда пожал руку крайнему, понял, он смотрелся среди сверстников, как мужик среди пацанов.
Кто-то из девчонок пискнул:
– Девчонки, гляньте, это же Авилов.
Он схватил девушку за талию, поднял на уровень своего лица, скорчил рожу. Она казалась куклой в руках взрослого человека, отчаянно покраснев, прошептала:
– Поставь на землю, пожалуйста.
Он поставил девушку на ноги, оглянулся на притихший класс и увидел, что он выше всех на полголовы, главное же не в росте, он за лето возмужал и огрубел, с лица пропал персиковый налет, раздались плечи, стали широкими и мозолистыми ладони. Особенно он это ощущал, когда здоровался, ребята пытались его руку стиснуть, девушки протягивали пальчики опасливо.
– Ты где был-то? – спросил староста. – В колхозе, что ли, работал?
– Работал, – ответил Авилов, пожимая плечами.
Отношение в классе к нему резко изменилось. Ребята не подшучивали над его именем, а девчонки, с которыми он проучился столько лет, начали сторониться, одна чуть было не призналась в любви.
Восьмой класс пролетел незаметно. В начале лета у него произошла первая стычка с отцом. Тот, как обычно, напившись, начал ругаться с матерью. Сид миролюбиво сказал, мол, хватит собачиться.
– Замолчи, а то я тебе…
– Что ты мне? Ну, что? Хлеба не дашь? Да я уже подсобным в лавку устроился, заработаю. А мать не обижай, а не то я тебе морду набью.
Начался обычный разговор, как ты, выродок, с отцом разговариваешь! Батя сына толкнул, да по пьянке попал в лицо. Сид, хоть и занимался боксом любительски, но врезал отцу по животу так, что мужик скорчился на полу и пролежал несколько часов. Он собрал свои нехитрые пожитки и ушел из дома.
Улица узнала мгновенно. Вечером на чердаке, где он обосновался, устроили пьянку. Сам Авилов не пил, он вообще в рот не брал спиртного, что его спасло от КПЗ, так как попозже заявился участковый, они в те годы существовали и даже знали, что у них на участке творится.
Они с дядей Толей дошли до отделения, от начальства дежурил зам по паспортной работе, выпили чайку, потолковали. Авилов узнал, как имя сменить, майор обещал устроить на работу с общежитием. Самое смешное, что через два дня парень уже вкалывал в литейном цехе маленького заводика неподалеку. А через месяц его поставили в токарный учеником. А так как мастер был головастый, но запойный, то еще через месяц Авилов уже сам на станке вкалывал, не Бог весть, что умел, но по сравнению с пьющим народом очень даже неплохо выглядел.
На заводе, особенно в литейном, он еще поднатаскался железа, поздоровел и обгорел, никак не выглядел на свои шестнадцать с небольшим, смотрелся мужиком. Улица его уважала, хотя и непьющий, а толковый, и в домино, и в карты соображает, а про драку, слов нет, хулиганы его сторонились. Особо после того, как он одного залетного в больницу отправил, ребро сломал. Хотели ему привод оформить, но завод вступился, да и свидетели нашлись. Люди видели, как он чужака ударил только после того, как тот Авилову по уху заехал.
В девятом он уже на первой парте сидел, отличником не был, но учился прилично, почти без троек. Домой он заходил редко, отец спился, мать другого привела, который тоже употреблял, так что дружбы не получилось.
На заводе его ценили, оформили подсобным, являлся он после школы, порой задерживался, но никакого дела не гнушался.
Одному человеку, чтобы спиться, нужны годы, другой не пьет всю жизнь, опрокинул стакан – и алкоголик. До своего первого убийства Авилов был парнем мирным, а как убил, стал другим. И не то что он стремился убивать и на людей бросался, но он неожиданно понял, жизнь человека – штука хлипкая, поломать ее не вопрос, сон не портит.
Случилось это зимой. Футбольное поле, которое Авилов летом тщательно поливал, даже пропалывал, зимой превращалось в каток. По беговым дорожкам спортсмены наматывали свои километры, а футбольный газон за деньги отдавался «чайникам», среди которых порой появлялся и Авилов. Он неплохо стоял на канадках, но в основном проводил время с девицами, липнувшими к его атлетической фигуре.
Однажды в самый обычный вечер он уже переобулся, коньки у него привязывались друг к другу, ботинки сжимались, лезвия образовали некоторый ятаган. Авилов стоял у забора и уговаривал полногрудую хохотушку, которая в принципе была очень даже «за», но на глазах у подруг желала отыграть свою роль до конца. Он понимал правила игры, не злился, не торопился, чувствуя, что эта муха запуталась в его сетях окончательно. Неожиданно какой-то выпивший парень прохромал по глубокому снегу, попытался сбить Авилова с ног, сел, затем поднялся и с пафосом заявил:
