– Еще бы ты не желал мне здравия. Чего выпрашивать пришел?
– Мне необходимо переговорить с Кулагиным. Чует мое сердце, им в главке недовольны именно из-за его дружбы с нами. Я предлагаю отдать ему Фокса. Но сделать это не через вас, а через генерал- полковника. У Фокса контрабанда алмазами, обширные связи, убежден, среди них и ребята ЦРУ, и англичане, работы непочатый край.
– А ты чуешь, что наши ордена отдаешь? – Орлов наклонил голову, глянул испытующе. – Ты по Голубу в лучшем случае исполнителя возьмешь, отметят в приказе и выльют шайку дерьма в газетах.
– Не беда, лишний раз в баню схожу. А за Фокса нам соседи всю жизнь должны будут, и Паша в порядке.
– И ты с ним переговоришь. Тебе на базаре торговать – без штанов вернешься.
– Что выросло, то выросло, господин генерал-лейтенант.
– И чего ты от меня хочешь? Разрешать я тебе разрешаю, помогать не буду.
– И напрасно. Без вашего звонка мне надо будет заместителю министра объяснять, почему я через вашу голову прыгаю.
– Все ты врешь, – Орлов осуждающе покачал головой. – Ну нет у меня времени разбираться в твоих хитростях. – Он нажал кнопку, когда Верочка ответила, сказал: – Девочка, соедини меня, пожалуйста, с генерал-полковником Шубиным.
Наступила пауза. Гуров сделал вид, что обиделся. Орлов сурово двигал короткими бровками. Вскоре телефон звякнул, Орлов снял трубку:
– Еще раз здравствуйте, Василий Семенович, не помешал?
– Но и не помог, Петр Николаевич!
– Виноват. У меня тут полковник, вы его хорошо знаете, у него тяжелая форма… Ну, он не совсем по земле ходит. Он мне начал свои идеи излагать, а я бумагу в верха сочиняю, да и вопрос, который ему в голову заскочил, лучше бы вам решить. Вы когда его принять сможете? Спасибо, сейчас будет. – Орлов положил трубку, взглянул на стул, где секунду назад сидел Гуров, но сыщика уже не было.
Одним из положительных качеств Шубина было то, что он умел терпеливо слушать. Правда, и Гуров умел докладывать, и вопрос, который требовал от иного офицера десяти минут, сыщик ухитрялся изложить в три.
Шубин внимательно посмотрел на Гурова и спросил:
– Этот генерал Кулагин ваш приятель?
– Мы знакомы, и Павел отличный оперативник и честный человек, – ответил Гуров, чувствуя, что вопрос задан неспроста.
– Лев Иванович, я собирался пригласить вас к себе. Скажите, на каком основании вы считаете возможным обращаться к вице-премьеру, минуя непосредственного начальника и меня?
– Я попал в тупик по делу об убийстве Голуба. Хотел взглянуть, как определенные люди отреагируют на мой визит к Попову. Если бы я обратился к генералу Орлову или к вам, получил бы втык за плохую работу и не более.
– А согласовывать свои действия с начальством вы не считаете нужным? – поинтересовался генерал.
– Обязательно, Василий Семенович. Но лишь в случае, если мои действия логически оправданны. Авантюры – мое дело, и я лично за них отвечаю. А Петр Николаевич и вы можете меня наказать, но не несете за мои своевольные поступки никакой ответственности.
– Я вам верю, полковник, – Шубин прикусил губу и спрятал усмешку, но его ответ прозвучал однозначно: «Вы большой хитрец и лгун, но не считайте окружающих дураками». – Не беспокойтесь, я вас накажу, – Шубин переложил папку с одной стороны стола на другую. – В принципе я не против вашего предложения в отношении дела Фокса, но я не могу звонить вашему приятелю и приглашать его в гости. Существует определенная субординация.
– Я понимаю. Позвоните заместителю начальника ФСБ, скажите, что у вас интересные для их конторы предложения и было бы неплохо, если бы он прислал к вам генерала Кулагина, так как он стоял у истоков дела, касательно которого будет вестись разговор.
– А он действительно стоял? – Шубин смотрел недоверчиво.
– Вот вам крест, господин полковник! – Гуров широко перекрестился. – Просто я несколько ловчее Паши, и дело оказалось у нас, а не в ФСБ.
– Я вам не верю, Лев Иванович. Ответьте мне на один единственный вопрос, тогда я, возможно, и ввяжусь в вашу авантюру. Какая выгода лично вам, уважаемый полковник? Ответьте. А креститься и открыто смотреть в глаза я тоже умею.
– Вы знаете, я работаю по убийству Голуба. Так парни ФСБ мне все ноги отдавили. Я хочу дать им взятку и получить большую свободу действия.
– Взятку? – Слово так гремело на страницах газет и с экранов телевизоров, что Шубин даже откинулся на спинку кресла. – Но вы даете взятку моими руками.
– А кто дает взятки сам, сидит в тюрьме.
– Ну, наглец! Наглец! – Шубин начал шарить по карманам.
– Все лекарства дрянь, Василий Семенович. Засадите граммов несколько коньяка!
Гуров хотел заехать в театр, прикинул по времени, что не успевает, может разминуться; оставил машину, как обычно, напротив посольства в Калашном переулке и, махнув милиционеру, отправился вверх по переулку к своему дому. Оказавшись во дворе, он взглянул на окно своей квартиры, оно было темным, значит, Мария еще не пришла. Он недовольно нахмурился; когда Маша задерживается, то возможны различные варианты. У кого-то день рождения, именины либо другая дата, и закатываются в ресторан. Если денег нет, а спонсоры несимпатичны, то мужики, которых обычно меньшинство, закупают провиант и напитки и являются к Гурову. С одной стороны, актеры его сторонились, с другой – с удовольствием пьянствовали у него на кухне. Сыщику было приятно, что жена дома, у него не поворачивался язык намекнуть, что у Марии тоже двухкомнатная квартира, хотя и не так близко от театра. Тут существовал еще один момент, он и себе бы никогда не признался, однако ревновал и предпочитал, чтобы Мария находилась в поле зрения. Сыщик не сомневался, женщина не изменяет ему, и не из каких-то высоких мотивов типа греха или нравственности, даже не из-за любви к нему. Просто Мария была женщиной очень гордой и не могла опуститься до обмана.
Он прошел двором, ожидать сейчас нападения не было причин, прошел черным ходом и услышал звонкую пощечину, затем спокойный голос Марии:
– Хочешь поцеловать, спроси разрешения. Забери свои цветы и убирайся, а то с минуты на минуту явится муж, а он видит то, чего и не было, и у тебя будут неприятности со здоровьем.
Гуров стоял на пролет ниже по другую сторону лифта – задержался на секунду не для того, чтобы услышать конец диалога, а решая, как удобнее обойти лежащего на ступеньках пьяного.
– Ты кому угрожаешь, женщина? Мало мы ваших мужчин-педерастов уложили в Грозном?
Еще через секунду Гуров стоял рядом с женой, открыл лифт, сказал:
– Маша, поезжай, я тебя догоню. – Захлопнул лифт и, хотя не смотрел на чеченца, контролировал каждое его движение.
Тот не успел достать пистолет, и хотя «вальтер» лежал в кармане плаща, Гуров ударил ногой, затем снова ногой, не дал упасть, вынул у него из-за пояса «макарова», ударил им в белые зубы, умышленно кроша их.
– Дай слово, шакал, что больше никогда не приблизишься к моей жене, или пойдешь в тюрьму. – Гуров поддерживал шатающегося чеченца, взглянул на «макарова», подумал, что вечер испорчен окончательно. Лень заниматься малым. Но и отпускать его нельзя, неизвестно, что висит на оружии. И, кляня судьбу, повел его по ступенькам к дверям на улицу. Гуров точно знал, ступенек девять. Когда они ступили на пятую, дверь приоткрылась, сыщик загородился полудохлым придурком и услышал знакомый бас:
– Лев Иванович, что случилось? – В дверном проеме громоздилась огромная туша, которую звали Князь, фамилия грузинская, знакомы они были с Гуровым давным-давно.
– Что ты творишь, старый дурак? – буквально зарычал Гуров.
Шалва Гочиашвили, чувствуя, что произошло неладное, взбежал по ступенькам, схватил парня, увидел его изувеченное лицо, осколки зубов, торчащие из кровавого рта, и забормотал:
