Отделавшись от назойливой чиновницы, оперативники пошли по аллейке чахлого скверика, миновали пенсионера с детской коляской, не обратив на него никакого внимания.
Зато Робер внимание даже очень обратил на двух мужчин, вышедших из дверей жэка.
Он не торопясь поднялся, покатил коляску и вскоре узнал, что поступила команда проверить всех «черных», проживающих в микрорайоне, особо тех, что без прописки.
Узнав цель визита неизвестных, Робер замурлыкал песню и решил, что, вернувшись в хату, махнет призовой стакан.
Вскоре на столе Гурова лежал список мужчин, каждый из которых теоретически мог оказаться разыскиваемым. Таких людей набралось всего двенадцать человек.
Петр Николаевич Орлов просмотрел список и отложил на своем столе в сторону.
– Бумага остается у меня, заниматься кропотливой проверкой я вам запрещаю. Не исключена возможность, что преступник увидит Котова или Нестеренко в лицо, и это затруднит нам последующую работу.
Гуров с Крячко переглянулись, они ждали если не похвалы, то одобрения и заинтересованности генерала, а он был безразличен, даже ворчлив больше обычного.
Генерал, конечно, заметил удрученный вид своих друзей и подчиненных, отодвинул документы, которыми занимался до прихода оперативников, и сказал:
– Ладно уж, садитесь.
Гуров был так удивлен, что даже не пошел курить к окну, а занял стул рядом со Станиславом.
– Скажу прямо, я вашей работой по данному делу крайне недоволен. Будь на вашем месте кто-либо другой, я бы воспринял все как должное. Профессиональная, добросовестно выполненная работа, но вы поехали по наезженной колее. Так бы поступил любой опытный разыскник, у меня таких офицеров много. Но вы не любые, вы два элитарных, лучших сыщика управления. Результатов ждут не только в министерстве. А вы делаете, что положено, и не более. Такие светлые головы, а не понимаете, что работаете по шаблону, упорно лезете в тупик.
Гуров вытер платком пот со лба. Столь оскорбительных слов он не слышал от Петра много лет.
– А ты, Лева, вообще работаешь неприлично. Я имею в виду твою мерку, которую установил ты сам, тебя на такую высоту никто силком не тащил. А залез, так изволь соответствовать, а не соответствуешь, изволь выслушивать. Ты, Станислав, извини, на хорошем, но своем уровне к тебе претензий нет, работаешь, как умеешь. Я установленное в группе старшинство отменяю. Старший группы Гуров, решает данный вопрос генерал Орлов, и не смейте без моего разрешения меняться местами. Как говорится, дружба дружбой, а служба службой.
– Господин генерал-лейтенант, а можно выражаться конкретнее? – голос у Гурова немного сел, но опер четко закончил фразу.
– Я говорю, как считаю нужным, называю тебя, между прочим, по имени. То, что сейчас происходит с тобой, хоть раз в жизни случается с каждым талантливым человеком. Ты уверовал в свою непогрешимость.
– Неправда, Петр, – чуть ли не крикнул Гуров.
– Неправда, – легко согласился Орлов. – Но мы твоих сомнений не знаем, ты замкнулся в себе, что плохо для тебя, для дела, да и нам не здорово. Ты хотел конкретнее, изволь.
Орлов расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, ослабил узел галстука. Станислав встал, вынул из шкафа валокордин, разбавил, дал генералу. Орлов выпил, откусил яблоко.
– Еще несколько лишних слов. Я думаю о вашем деле постоянно. А ведь если я поручил дело вам, я должен забыть о нем, должен на сто процентов верить, что вы все выполните быстро и по высшему классу. Сейчас же вы меня подставляете, меня долбает министерство, теребят из Думы, интересуется правительство и Администрация президента. И, конечно, не из-за того, что мы не можем найти пропавшие тридцать машин с людьми. Правителям на такое дело плевать. Но над нами смеются в зарубежной прессе. В Чечне крадут людей, это стало обычным делом. Оказывается, в Москве тот же беспредел. Я вас защищаю, вы меня – нет, так не честно.
– Не знали, Петр Николаевич, – тихо сказал Станислав.
– А знал бы, работал лучше? Больше бы нервничал, и только. Сегодня на коллегии стоял вопрос о моем отстранении, замминистра Бодрашов встал, как скала, мол, коней на переправе не меняют, сам он в курсе дела и претензий к главку не имеет. Отбил. К счастью, министр отсутствовал, его утюжат в Кремле… Ладно, я выговорился, – Орлов шумно выдохнул и улыбнулся. – Лева, человек не может все носить в себе, он становится хуже. Теперь о деле. Ты, гений, ошибся изначально. Я не видел Илью Титова, но убежден, что тебе подсовывали агента, ты же парню не поверил и ситуацией не воспользовался. Теперь займемся наемным убийцей, – Орлов взял листок с фамилиями. – Меня обвиняют в том, что я не принимаю помощь контрразведки. Сегодня же передам данных людей Павлу Кулагину, пусть вкалывают, просветят каждого. Они там уже раз засветились, могут реабилитироваться. Мое мнение, убийцы среди этих людей нет. Наверняка он живет по чужим документам, чужой жизнью. Но не это главное. Допустим, человека нашли, доказали, что он вовсе не он, документы чужие. И что? Станислав, перед тобой сидит рецидивист, ты ему доказываешь все досконально. Он плачет и признается, мол, гражданин начальник, это еще не все, я взял заказ на ликвидацию мента? Отвечай, чего молчишь?
– Он застрелил двух людей, – ответил Станислав. – Мы это докажем, – но голос звучал не очень уверенно.
– Расскажи свою сказку в прокуратуре. Гойда умрет от смеха. Ты соберешь горстку косвенных доказательств, не более. На чем ты будешь колоть своего бывшего сослуживца? Борис Вагин опытный оперативник. Как ты с ним станешь разговаривать? Вы что, оба помолодели и поглупели на четверть века? Вы чем занимаетесь? Напомню, ваше задание – обнаружить захоронение и задержать группу циничных убийц. Я бы выбросил в корзину бумажку, которую вы мне сегодня принесли. Но если убийца существует и принял заказ на Гурова… Убийце мы доказать ничего не можем, но разыскать его, объяснить словами – большего мы не имеем, – мол, нам все известно, мы тебя, подонок, застрелим на последней стадии подготовки. Застрелим без следствия и суда. Права такого мы не имеем, но сделаем. Мне надоело, что за моим лучшим сотрудником и другом постоянно охотятся. Так пусть в уголовной среде узнают: мы люди, но способны и на беспредел. Я хочу, чтобы они забыли, Лева, о твоем существовании. Раз вы кашу заварили, мы данный икс вычислим, предъявить ничего не сможем, но угрозу ликвидируем. А сейчас отправляйтесь выполнять основное задание. Как? Я не знаю. Господин полковник Гуров, мы вас любим, налогоплательщики за ваши мозги платят деньги, извольте расстараться. Я вас, друзья, больше не задерживаю.
Когда офицеры уже выходили из кабинета, генерал добавил:
– Стас, я тебе запрещаю шастать в кабинет руководства. Понял?
Гуров уже вышел, а Станислав развернулся на пороге, щелкнул каблуками:
– Так точно, Петр Николаевич! Понял! – и вышел.
Генерал покачал головой и по-домашнему тихо произнес:
– Бедные ребята. И за что я их так, словно сам могу лучше?
Робер еще вчера отослал нужную телеграмму, а сегодня на электричке приехал в Кратово, спустился с платформы и увидел Бориса Вагина, который брел по тропинке с двумя дачниками. Робер их обогнал, свернул на какую-то улочку, на заборе красовалась жестяная табличка, но буквы облезли. Рецидивист укоротил шаг, Вагин поравнялся с ним, сухо сказал:
– Привет!
– Большой? – угрюмый на вид Робер не терял чувство юмора.
– Сроки вышли, – зло сказал Вагин.
– А кто в России их соблюдал? – Робер сорвал травинку, сунул в рот. – Дела – хуже некуда, Борис. Ментовка трехнулась, они твоего Гурова куда-то убрали. Он дома не живет, машины его не видно, думаю, возят на служебной. Меня ищут, аж пупки оборвали.
– А ты радуешься? – Вагин глянул зло. – Ты, случаем, не Кощей Бессмертный?
– А мне чего? Полкаш мне жить не мешает, а твои глупые угрозы – пустая болтовня для малолеток. – Робер перестал бутафорить, заговорил серьезно: – Борис, ты битый опер. Да, с пацанами я обосрался, винюсь. Но я за собой подтер. Разыскивают меня, а не тебя. Но я их имел – пусть хоть раком встанут, если и найдут, так предъявить им мне все одно нечего. Живу по чужой ксиве. Таких в Москве сейчас многие
