несколько окрепший голос Капитана. – Пятнадцать минут осталось. Сашка, будь человеком!
– Обождешь, – укладывая раненого на пол, сказал Гуров. – Сильвер, помоги ребятам, ты у нас по ранениям спец. Снимите с него штаны, взгляните – если выходного отверстия нет, перетяните, повезем в больницу.
Капитан затих, с любопытством выглядывая из-за ширмы. Стас с Сильвером возились с раненым, который, надо сказать, держался как мужик и, когда его ворочали, не проронил ни звука.
Гуров разделся до плавок, свалил мокрую одежду в кучу и примерял различную одежонку, которую Классик вытаскивал из бездонного шифоньера.
– Есть, – удовлетворенно заявил Стас, – выходная дырочка не маленькая, но, главное, она имеется. Сильвер, открой бутылку водки, дай чистую тряпку, рубашку – что найдется.
– Фигурка у вас, господин полковник, хоть на манеж выходи. Лишнего нет, а что есть, содержите в надлежащем порядке, – говорил Классик, кидая Гурову клоунский костюм. – Думаю, в самый раз будет. Заместо исподнего, а брюки и верх отыщем.
В это время зазвонил телефон.
– Это меня, – сказал Гуров. – Стас, подойди, скажи, сейчас подойду.
– Слушаю, – ответил Станислав. – Здравствуйте, Мефодий Сильверстович, они переодеваются. Извините, не мое собачье дело, однако в вашем городе непорядок. Мало того что грязь непролазная, так еще посторонние люди палят из пушек, будто они у себя дома. Извините.
– Гуров, – сказал сыщик, прыгая на одной ноге и с трудом усаживаясь на стул.
– Вы чего творите? – сдерживая гнев, произнес Мефодий Сильверстович. – Почему мента к себе забрали? Он наш.
– Во-первых, здравствуйте, Мефодий Сильверстович. Во-вторых, спасибо за профессиональные кадры. Ваш Четвертак – просто высший класс, в толпе стрелка определил. Он точно не мент, наемников было двое, одного взяли ваши, другого – я. Их необходимо допросить. Ты допрашиваешь своего, я – своего. – Гуров выдержал паузу.
– Издеваешься, – утвердительно произнес Мефодий. – Знаешь, что братва стрелка замочила. Мне нужен…
– Помолчи и слушай, – перебил Гуров. – О том, что Котунь твой город, забудь. Молись, что приехал я, а не другой. У меня воловье терпение, я с тобой разговариваю. Для меня Акула кто? Уголовный авторитет. А тебе, старому, Николай вместо сына. Человека, которого я взял, вам не допросить. Вы не знаете, о чем его спрашивать, не поймете ответов, не отличите правду от лжи.
– Да мы его… – встрял Мефодий.
– Знаю, – перебил сыщик. – Паяльник да тиски. У тебя труп имеется? Станет два трупа. Охота началась не только на меня, больше на Николая и тебя – письмо-то у вас. И вам не защититься, тут на тачке не прокатишься, из ствола не полоснешь. Надо узнать, кто за веревочку дергает. Я могу узнать, ты – никогда. Так что не зли меня. Иначе я исчезну, ты останешься со спецслужбой один на один. И никакой воровской сход не спасет, тебя твои же братки либо сами распнут, либо властям выдадут.
– Пугаешь? – Голос Мефодия сел.
– Тебя пугать поздно. Хочешь внука качать? Сиди тихо, без моего ведома только в сортир. Да, вот еще. – Сыщик закурил. – Возможно, я приглашу в город больших начальников, сам в аэропорту встречать буду. Чтобы твои бойцы-кретины ходили в те дни на цирлах и дышали тихонечко. Понял? Я тебе сам звонить буду. Привет Насте и Варваре Никитичне. – Гуров положил трубку.
Друзья смотрели на сыщика с уважением и страхом. Пленного они перевязали, одели, дали ему стакан коньяку – лицо у него порозовело.
– А мне? – спросил Капитан. – Время давно прошло.
– Сильвер, дай Алексею Ивановичу, предупреди, что на ночь получит последнюю дозу в жизни. Стас, помоги раненого отвезти к нам, разговаривать будем.
Раненого усадили в кабинете в кресло, под простреленную ногу подставили тумбочку с подушкой, чтобы нога оказалась выше таза. Гуров принял душ, переоделся в нормальный костюм, белую рубашку с галстуком, втихую, чтобы никто не видел, выпил коньяку, сел за стол, молча смотрел в окно. Перед ним лежали документы задержанного, сыщик не глядя отодвинул их в сторону. Наконец он вздохнул и тихо заговорил:
– Я полковник Главка МВД России Гуров Лев Иванович. Как вас зовут?
– Документы у вас, – ответил задержанный.
Сыщик поморщился, как от зубной боли.
– Вы понимаете свое положение? Вы задержаны с оружием в руках, стреляли. По закону я обязан вас передать начальнику местного УВД.
– Передавайте. – В голосе раненого послышались радостные нотки.
– Все-таки вы дурак, в вашем возрасте это неизлечимо. Местная власть коррумпирована, генерал – стареющий, усталый человек. Вас в ближайшие сутки отобьют бандиты, начнут допрашивать. Подробности рассказывать? – Сыщик смотрел брезгливо.
– Чекан Никифор Петрович, пятидесятого года рождения.
– Допустим. – Гуров кивнул. – Звание, должность?
– Старший лейтенант, оперуполномоченный особого подразделения, – ответил Чекан.
– Ликвидаторы. И что с вашей конторой делать? – Гуров чувствовал себя отвратительно. После нервного перенапряжения наступала депрессия, коньяк уже не действовал, пить больше было нельзя, а допрос необходимо провести немедленно. Тонизирующие таблетки остались в мокрой одежде.
Он поднялся, приоткрыл дверь, крикнул:
– Станислав!
– Я здесь, дружище. – Стас взлетел по лестнице.
– Дай мне таблеточку, затем съезди к цирковым, забери мою одежду, забыли мы. Выверни все карманы, шмотки выстирай, повесь сушить.
Он взял у друга таблетку, сунул под язык, вернулся в кабинет, продолжал:
– Сколько отличных ребят служит у вас, а мразь не переводится.
– А у вас? – скривился Чекан.
– Имеем, что греха таить, – ответил Гуров. – Но мы от рождения заражены меньше. Фамилия и звание непосредственного начальника?
– К сути моего дела отношения не имеет, а данные секретные, – ответил Чекан.
– Что имеет отношение, то не имеет решения. – Гуров достал из кармана портмоне, вынул из него фотографию полковника Кондрашева, передал задержанному.
Чекан на долю секунды сомкнул глаза, тут же глянул «честными» глазами, сказал:
– Первый раз вижу.
– Вы лжете. А полковнику все равно конец, свои ликвидируют. – Сыщик подвинул к себе телефонный аппарат, набрал код Москвы, номер начальника контрразведки.
Генерал Кулагин был давнишним приятелем Гурова, они познакомились, еще будучи старлеями. Чекист в те времена был простой честный опер. Он признавал профессиональное мастерство Гурова, величал всегда по имени-отчеству, относился с уважением, чем мог, помогал. Но нигде, тем более в спецслужбе, человеку генеральского звания лишь за честную службу не присваивают. Кулагин постепенно менялся, изменились и отношения старых приятелей.
В Москве трубку сняла секретарша:
– Здравствуйте, слушаю вас.
– Генерала Кулагина, пожалуйста, – попросил Гуров.
– Генерал сейчас занят, оставьте свой номер, вам перезвонят, – произнес вышколенный женский голос.
– Передайте генералу, звонит полковник Гуров, я говорю не из Москвы, пусть он возьмет трубку, – сказал сыщик, наблюдая за Чеканом.
– Минуточку, – ответила секретарша.
После значительной паузы недовольной мужской голос произнес:
– Здравствуй, Лев Иванович. У тебя пожар?
