– Дома надо обедать, самим не хватает. – Но, загораживая собой холодильник, отрезал тонкий ломтик колбасы, положил на кусок хлеба, молча отдал Гурову и захромал к дверям.
У него было две комнаты, стерильно чистые и практически пустые: стол, стул, комод и два матраса, лежавшие на полу.
– Мебелишку продал? – Гуров сел за стол, указал парню на стул напротив.
– Подарил, – буркнул Сильвер, вышел, плотно закрыл за собой дверь.
– Ты хотел меня видеть? Я пришел. – Гуров протянул парню бутерброд, взял с подоконника треснувшее блюдце, поставил на стол, закурил. – Как зовут? Ты, мужик, не ври, иначе и разговор ни к чему.
– Ну, Петр. – Парень понюхал колбасу, убрал бутерброд в карман.
– В подвале сухо? – спросил сыщик.
– В одном углу сухо. – Парень втянул носом сигаретный дым, сглотнул.
Гуров дал ему сигарету, зажигалку.
– И кто в доме живет? – Машинально поправил белый воротник рубашки. – Ты, мужик, не смотри, что я так одет, дело случилось. А вообще я человек простой.
– Я вас знаю. – Парнишка закурил осторожно – так прикуривает наркоман, боясь уронить крошку зелья. – Утром видел, как вы лужу на базаре бороздили. Мы с пацанами спорили: когда вы успели выстрелить, до лужи или когда в ней уже лежали?
– Ты видел, как дом ставят? Как машину чинят? Вот там действительно мастерство. У меня виски седые, а я все по грязи ползаю, людей удивляю. Ты не ответил. Кто в доме живет?
– Хозяйка. Говорят, у нее муж миллионщиком был. Братва пришила. В другой комнате ее дочь с ребенком и мужем. Он в законе, потому никто и не трогает. А в угловой недавно поселился Амбал. – Парнишка поморщился. – Раньше у Кастро «шестеркой» бегал, теперь поднялся, клифт купил, так, вшивенький, но новый. Колеса на толстой подошве, куртку турецкую, карманов не счесть. В общем, прикинут не как вы, конечно, но все же крепко, морда наглая стала.
– Наверняка магазин взяли, – уверенно сказал сыщик.
– Я бы съел, да кто мне даст? – ухмыльнулся Петр. – Все поделено. Амбалу самому ничего брать не положено. Бутылку в палатке возьмет – руки отшибут. Последние дни он вроде и покупать стал, и бригадир Муха с ним ручкается.
– Поднялся, значит. Может, кому хорошую наводку дал? – предположил Гуров.
– Сегодня в городе никто ничего не берет. – Парень поморщился. – Люди сами отдают. Каждый знает: кому, сколько, когда. Случается, заезжий громыхнет, так весь город знает. Беспредельщика братва отловит, все отнимет, самого закопают. А сегодня я чего узнал? – Петр докурил, растер фильтр в блюдце, солидно выдержал паузу. – Амбал пачку мороженого купил, сотенную разменял. Мо-ро-же-ное, – по складам произнес он. – Значит, жрет от пуза. Я к Нюське в ларек заскочил – она мне пустые коробки отдает, я на них заместо матраса сплю, тепло, благодать. Она мне и сказала, мол, Амбал совсем оборзел.
– Ну, может же человек раз в жизни мороженое попробовать? – удивился сыщик.
– Большой сыскарь, а в нашей жизни совсем не сечешь. Две буханки хлеба, сухарей на две недели. А «катенька»… – разменять сотню на мороженое казалось парню верхом безумия.
– Серьезный ты парень. А чего ты на Амбала внимание обратил? И сюда чего пришел? – спросил Гуров.
– Живем рядом. Мужик, как и я, раньше на чердаке спал. Тут вдруг комнату снял, прибарахлился, да еще мороженое… Это какие же деньжищи надо враз хапнуть? И где, спрашивается? А у меня намедни Сильвер интересовался: мол, не замечал ли я в городе, кто начал деньгами швыряться? Командир, я же не тупой. Вы из Москвы, фигура по сыскному делу. Артистов по старой памяти подняли. Ихний дом сторожить начали. Откуда у Сильвера такой интерес? Не его это огород, это вы интересуетесь.
– Скажи, парень, а имя у Амбала имеется? – спросил Гуров.
– Юркой его зовут, а фамилия чудная, я запомнил, сейчас забыл… – Петр наморщился, шевелил губами. – Косой… Коса… Косач! Во, точно! Косач!
– Молодец! – Сыщик достал из кармана пачку сигарет, подвинул парню. – Вместо ордена.
– Нет, командир! – Петр взял одну сигарету, пачку отодвинул. – Таких сигарет и в городе нет. Кто увидит – как объясню? Без головы можно остаться.
– Верно. – Сыщик дал парню десять рублей мелочью. – Купи себе какие куришь. А теперь скажи: у твоего соседа кореша имеются?
– Кореша? – Петр пожал плечами. – Соберут на бутылку, зайдут. Последние дни он один выпивает. Настоящую водку пьет. Два раза заходил мужик, крепенький, но ростом не вышел. Деловой мужик, нахальный. Я его в городе редко вижу. Знаю, как зовут, мой тезка. Кличка смешная, но точная – Кочерыжка. Сам маленький, плечи широкие. – Он развел руками. – Умнее Амбала будет, хитрее и злей. Амбал по себе мужик дряблый, руками для дела размахивает, кулаки-то арбузные. А тезка, тот вроде тихий, но я его опасаюсь.
– А где твой тезка живет?
– Узнаю, дело нехитрое. Я тогда Сильверу скажу. Командир, я теперь стукач? Ссученный? – Парень смотрел в упор.
– Ты мужик умный, внимательный, только не по возрасту опытный. Улица не школа, улица выше любой академии, – сказал Гуров, понял, парень ответом недоволен, и добавил: – Суками зовут людей, которые сдают своих друзей. Тебе Акула друг? Ты с ним хлеб пополам ломал? Он тебе добро сделал? Так что к тебе такое слово не липнет.
Гуров хотел пожать парню руку, но решил, что слишком показушно выйдет, взлохматил ему волосы, сказал:
– Удачи, расти большой. – И пошел на половину Классика.
А Петр подхватил мешочек с пустыми бутылками, которые получил от Классика, и выкатился на улицу. Уже стемнело, высокая гнутая фигура отлепилась от забора, свистнула, позвала:
– Блоха!
– Здесь, Иван, туточки я, – отозвался Петр и подошел, сразу обратил внимание на обновки парня. – Ну ты прямо жених.
– Ага, завтра в церкву идем. – Иван пнул ногой мешок парня, бутылки звякнули. – Чего долго? О чем базар шел?
– Какой базар? – удивился Петр. – Мент утром на базаре упал, я его шмотки простирнул. Мне тарелку супа налили.
– Ясное дело, – согласился Иван. – Ты прибег, вскоре менты прикатили, старший мне на одежонку отстегнул, а бельишко грязное он с собой привез.
– Иван, ты чего? – Петр начал пятиться.
Иван с необъяснимой для его нескладной фигуры ловкостью и быстротой бросился к парнишке, схватил его за волосы, другой рукой вонзил шило под худую лопатку.
– Молодой, а такой хитрый, – тяжело переведя дух, сказал Иван, легко поднял маленькое тело, перевалил через соседский забор, бросил сверху мешочек с бутылками.
А в доме скандалил Сильвер:
– Одному судно подай, и он же норовит тебе в харю заехать! Другой, только дух перевели, голодать перестали, уже коньячком балуется, старину вспомнил! Ну и кореша у меня, Лев Иванович, на хромом черте в рай забраться хотят.
– Не бубни, ты мне еще сто грамм к ночи обязан, – сказал Колесников. – Забыл, падла хромая, как мы тебя с Николаем по косточкам собирали? Ты нам по гроб жизни обязан!
– Ты гроб-то сколоти да поставь. – Сильвер сплюнул. – Когда загнусь, не успеешь.
Станислав сидел с безучастным видом, будто глухонемой. Гуров не вытерпел:
– Ну, хватит, не пацаны! За четверть века могли выяснить, кто выше на стену писает! Капитан, если по делу, то тебе уже на ночь хватило бы и феназепамчика. Когда плохо, я вижу, а оклемался – терпи. Тебе завтра пекарню принимать. Составь смету на одну выпечку. Мука, сахар, масло, все ингредиенты. Я знаю, там и коньяк присутствует. Саша, – Гуров обратился к Сильверу, – деньги даю тебе, закупаете вместе, ты не отходишь, пока Капитан не закроет печи. Я не госбанк, лицо подотчетное.
– С божьим именем лгать грешно, Лев Иванович, – заметил безучастно Станислав.
