– Тогда тебе лучше всего поступить так: поискать Чедвика.
– Думаю, ты прав.
Рэд внезапно опустил кубок, поднялся на ноги, начал быстро ходить по комнате.
– Ты думаешь! А что еще остается делать?
– Да, да, – ответил Рэд, расстегивая рубашку и бросая ее на кровать. – Слушай, нам придется поговорить об этом завтра утром.
Он расстегнул пряжку ремня, высвободился из брюк и бросил их рядом с рубашкой. Потом снова принялся ходить.
– Рэд! – громко спросил Цветы. – У тебя начинается приступ?
– Не знаю. Мне не по себе, вот и все. Возможно. Лучше, если вы уйдете. Мы поговорим еще утром.
– А мне кажется, что нам лучше остаться, – ответил Цветы. – Я хочу знать, что происходит, и, возможно…
– Нет! Ни в коем случае! Я расскажу тебе потом! Уходите!
– Ладно, пойдем, Монди.
Мондамей поднялся и взял Цветы со стола.
– Могу ли я чем-нибудь помочь, что-нибудь принести? – спросил он.
– Нет.
– Спокойной ночи, тогда.
– Спокойной ночи.
Он вышел. Спускаясь по ступенькам лестницы, Мондамей спросил Цветы:
– Что случилось? Я немного знаю Рэда, и никогда раньше я не замечал за ним никакого недомогания… никаких приступов. Что с ним?
– Не имею понятия. Они редко у него бывают, и всякий раз ему удается остаться в одиночестве. Я думаю, это какие-то психические приступы, что-то вроде маниакального психоза.
– Как так?
– Ты поймешь, что я имею в виду, если посмотришь на его комнату завтра утром. С него потребуют солидный счет, вот увидишь. Он все перевернет вверх дном.
– Он никогда не обращался к врачу?
– Мне об этом ничего не известно.
– В верхних веках должны быть очень хорошие врачи.
– Действительно. Но он не станет советоваться с доктором. Утром с ним будет все в порядке… немного усталый, наверное… и может произойти смена личности. Но с ним все будет в порядке.
– Какого рода перемена личности?
– Трудно сказать, сам увидишь.
– Вот наша комната. Ты уверен, что хотел бы попробовать?
– Я скажу, когда мы пойдем…
15
Чедвик и граф Альфонс Донатьен Франсуа, маркиз де Сад, играли в шахматы в комнате со стенами, обтянутыми, словно книга, зернистым тисненым сафьяном. Они сидели за столиком денежного менялы из В-15. Стоя, Чедвик имел шесть футов росту. Стоя или сидя он весил двадцать пять стоунов1. Волосы его светлыми завитками ложились на низкий лоб, под глазами темнели мешки, над глазами – полосы грима. Сетка лопнувших сосудов украшала широкий нос и словно красная паутина пересекала щеки. У него была толстая шея, широкие плечи, пальцы напоминали сосиски, и этими уверенными и проворными пальцами он снял с доски пешку противника, поставил на ее место своего слона.
Повернулся вправо, где лениво покачивался бледно-голубой поворачивающийся поднос с выставленными в круг аперитивами. Поворачивая поднос, он быстро опустошил оранжевый, зеленый, желтый и дымчато-золотистый сосуды, почти одновременно со вступившей музыкой рожков и струн. Поставленные на место стаканы были немедленно наполнены вновь.
Он потянулся и посмотрел на противника по шахматам, который тоже протянул руку к карусели с напитками со своей стороны.
– Вы делаете успехи, – сказал Чедвик, – или я дегенерирую. Возможно, но не знаю, что именно.
Его гость отпил из прозрачного, потом из ярко-красного, янтарного и снова прозрачного стакана.
– Учитывая все то, что вы делаете для моей пользы, – ответил он, – я не могу принять последнее предположение.
Чедвик улыбнулся и некоторое время покачивал левой кистью.
– Я стараюсь, чтобы в моих писательских классах преподавали интересные люди, – сказал он, – и крайне приятно, если один из них оказывается таким замечательным собеседником.
Маркиз вернул Чедвику улыбку.
– Я действительно нахожу настоящее мое положение в значительной степени более благоприятным, чем та ситуация, из которой вы меня извлекли в прошлом месяце. И я должен признаться, что был бы рад продлить мое отсутствие в родном столетии на более продолжительный срок, желательно – навсегда.
Чедвик кивнул:
– Я нахожу ваши взгляды настолько интересными, что было бы жаль с вами расстаться.
– К тому же, развитие литературы в последующие эпохи просто пленяет меня: Бодлер, Рэмбо, Малларме, Верлен – и этот замечательный Арто! Конечно, я все это предчувствовал.
– В этом я не сомневаюсь.
– Особенно, Арто.
– Могу себе представить.
– Его призыв к созданию театра жестокости – что за превосходная и благородная идея!
– Да. Это большая заслуга с его стороны.
– Вопли, внезапный ужас. Я… – маркиз извлек шелковый платок из рукава и промокнул лоб. Он слабо улыбнулся. – Мой очередной прилив энтузиазма.
Чедвик усмехнулся.
– А эта игра, в которую вы вошли, – продолжал маркиз. – Эта черная десятка! Она напоминает мне чудесные гравюры Яна Люкена, что вы показывали мне на днях. Вы так все ярко описываете, что я почти чувствую себя участником.
– Да, действительно, пора снестись и узнать, как двигается игра, – заметил Чедвик, – посмотрим, как там дела.
Он встал и по устланному коврами полу прошел к черному мраморному сфинксу, слева от камина, в котором еще лениво шевелились языки пламени. Остановившись перед сфинксом, он пробормотал несколько слов, и тот высунул длинный бумажный язык. Чедвик оторвал полоску бумаги и вернулся к столу, бумагу он держал перед собой, словно свиток пергамента, и, нахмурив кустистые брови, медленно развернул листок.
Протянув руку, он взял с подноса стакан, содержащий ровно унцию чистого бурбона из Кентукки, выпил до дна и поставил стакан на место.
– Старина Рэд прошел первый этап, – сказал он. – Убил нашего человека. Мы ждали этого. Первый выстрел – простое предупреждение. Так сказать, поставить его в известность.
– Возникает вопрос…
– Да.
– Вы определенно были намерены дать жертве знать, что началась игра?
– Конечно. Пускай попотеет.
– Понимаю. Что произошло потом?
– Потом игра пошла всерьез. Следящее устройство было установлено в его машине, а в предполагаемых местах бегства устроены ловушки. Дальше четкость сообщения теряется. Он действительно направился в одну из засад, где один из моих лучших людей (я возлагал на него большие надежды) должен бы завершить дело. Не совсем ясно, что там произошло. Последний след: наш человек установил, что имело место некое столкновение, но владелец гостиницы не имел понятия даже о подлинной его природе, и что Рэд покинул это место, сняв с машины наш передатчик и оставив его на стоянке.
