Страшная суматоха поднялась на Аслановом холме, когда эта новость распространилась среди сподвижников Каспиана. Эдмунд с одним из советников Мираза размечали место для поединка, обозначая его кольями и верёвками. Два тельмарина уже стояли по углам, а третий – посередине одной из сторон, как маршалы турнира. Три других маршала должны были представлять Верховного Короля. Питер как раз объяснял Каспиану, что тот не может быть одним из них, поскольку его право на престол и стало предметом спора, когда густой, сонный голос произнёс:
– Позвольте, ваше величество.
Питер обернулся и увидел старшего из Пухлых Медведей.
– Коли позволите, ваше величество, – сказал тот, – я медведь, то есть я-то.
– Вижу и притом не сомневаюсь, добрый медведь, – отвечал Питер.
– Да, – сказал медведь, – так это всегда было правом медведей, выставлять одного из маршалов турнира.
– Не позволяйте ему, – прошептал Трам Питеру. – Он славное создание, но он нас опозорит. Заснёт и будет сосать лапу. Даже перед лицом врага.
– Ничего не могу поделать, – сказал Питер. – Он совершенно прав. У медведей есть эта привилегия. Ума не приложу, как о ней помнили все эти годы, когда столько всего другого было забыто.
– Пожалуйста, ваше величество, – пробасил медведь.
– Это ваше право, – сказал Питер. – Ты будешь одним из маршалов. Но запомни, ты не должен сосать лапу.
– Я и не буду, – обиженно отвечал медведь.
– Да, но сейчас ты ее сосёшь, – промычал Трам.
Медведь выдернул лапу изо рта и притворился, будто не слышал.
– Государь! – раздался тоненький голос где-то внизу.
– А, Рипичип! – сказал Питер, поискав глазами вверху, внизу и вокруг, как это обычно делают люди, когда к ним обращается мышь.
– Государь, – произнёс Рипичип. – Моя жизнь в вашем распоряжении, но моя честь принадлежит мне. Государь, единственный трубач в воинстве вашего величества – из моего народа. Я полагал, что нас пошлют с вызовом. Государь, мой народ обижен. Возможно, если вам угодно будет назначить меня маршалом турнира, это их успокоит.
На этом месте его прервал громоподобный шум – великан Ветролом разразился не слишком умным смехом, приступам которого подвержены даже лучшие из великанов. Но он быстро совладал с собой и к тому времени, как Рипичип поднял глаза, выясняя, откуда шум, стоял уже серьёзный, как репа.
– Боюсь, это невозможно, – произнес Питер без тени улыбки. – Некоторые люди боятся мышей…
– Я замечал это, государь, – сказал Рипичип.
– …и будет нечестно по отношению к Миразу, – продолжал Питер, – если он увидит перед собой то, что может хоть немного ослабить его храбрость.
– Ваше величество – зерцало чести, – произнёс Мыш с изысканным поклоном. – Я всецело с вами согласен… Мне показалось, что я только что слышал чей-то смех. Если кто-то из присутствующих хочет испытать на мне своё остроумие, я весь к его услугам – как и моя шпага.
Ответом было глубокое молчание, которое нарушил Питер, сказав:
– Великан Ветролом и кентавр Громобой будут нашими маршалами. Поединок состоится в два часа пополудни. Обед ровно в полдень.
– Слушай, – сказал Эдмунд, когда они уходили. – Надеюсь, все нормально? Я хочу сказать, ты ведь сможешь его побить?
– Вот я и дерусь, чтобы это узнать, – отвечал Питер.
Глава четырнадцатая
Как все были очень заняты
Незадолго до двух часов Трам и барсук уселись среди остальных нарнийцев на краю леса, напротив сверкающей армии Мираза, которая была от них на расстоянии двух полётов стрелы. Между противоборствующими войсками располагался участок ровной травы, отгороженный для поединка. В дальних углах стояли Сопеспиан и Глозель с обнажёнными мечами, в ближних – Ветролом и Пухлый Медведь, который, несмотря на все предупреждения, сосал лапу и выглядел, надо сказать, чрезвычайно глупо. Зато Громобой на правой стороне поля – он стоял неподвижно, как статуя, и лишь изредка ударял копытом – выглядел гораздо внушительней, чем барон-тельмарин на левой. Питер только что обменялся рукопожатиями с Эдмундом и доктором и теперь подходил к арене. Всё замерло, как на ипподроме перед выстрелом к решающей скачке, только сейчас всё было куда страшнее.
– Я надеялся, Аслан вернётся раньше, чем до этого дойдёт, – сказал Трам.
– Я тоже, – отвечал Боровик. – Но оглянись назад.
– Крышки-кастрюльки! – оглянувшись, пробормотал гном. – Кто это? Огромные люди, прекрасные люди – как боги, богини и великаны! Сотни, тысячи, совсем рядом, сразу за нами. Кто они?
– Дриады, гамадриады и сильваны, – сказал Боровик. – Аслан пробудил их.
– Гм! – произнес гном. – Это будет очень кстати, если враги замыслили какое-нибудь вероломство. Однако это не поможет Верховному Королю, если Мираз окажется искусным бойцом.
Барсук ничего не ответил, потому что Питер и Мираз уже вошли на арену с противоположных сторон, оба пешие, оба в кольчугах, шлемах и со щитами. Они шли вперёд, пока не встретились. Оба поклонились и, кажется, обменялись несколькими словами, но невозможно было слышать, о чём они говорят. В следующее мгновение два меча сверкнули на солнце. Одну секунду слышался звон стали, но его тут же заглушили крики, потому что обе армии начали орать, как болельщики на футбольном матче.
– Молодец, Питер, молодец! – закричал Эдмунд, видя, что Мираз отступил на целых полтора шага. – Так его! Тесни!
Питер наступал, и несколько минут казалось, что сражение выиграно. Однако вскоре Мираз собрался с силами – начал использовать своё преимущество в росте и весе. «Мираз! Мираз! Король! Король!» – донёсся рёв тельмаринов. Каспиан и Эдмунд побелели от мучительной тревоги.
– Питер получает ужасные удары, – сказал Эдмунд.
– Эй! – воскликнул Каспиан. – Что это значит?
– Расходятся, – отвечал Эдмунд. – Передохнуть, я думаю. Смотри. А, вот они опять начинают, на этот раз более обдуманно. Обходят круг за кругом, прощупывают друг у друга защиту.
– Боюсь, этот Мираз своё дело знает, – прошептал доктор, но договорить не успел, потому что со стороны Старой Нарнии полетели вверх шляпы и раздались такие вопли и рукоплескания, что он едва не оглох.
– Что это было? Что это было? – спрашивал доктор. – Мои старые глаза прогля-дели.
– Верховный Король задел его под мышкой, – сказал Каспиан, продолжая аплодировать. – Как раз где у кольчуги разрез. Первая кровь.
– Теперь, кажется, опять плохо, – сказал Эдмунд. – Питер не отбивается щитом, как надо. Должно быть, у него повреждена левая рука.
Так оно и было. Все видели, что щит Питера безвольно повис. Крики тельмаринов возобновились.
– Ты видел больше сражений, чем я, – сказал Каспиан. – Есть ещё какой-нибудь шанс на победу?
– Очень маленький, – отвечал Эдмунд. – Если он вытянет, то еле-еле. Если повезёт.
– Ох, зачем мы на это согласились? – сказал Каспиан.
Внезапно крики на обеих сторонах стихли. Эдмунд сначала удивился, потом сказал:
– А, понял. Оба согласились на передышку. Идёмте, доктор. Может быть, мы сумеем чем-то помочь Верховному Королю.
Они подбежали к арене. Питер вышел за веревки к ним, лицо у него было красное и потное, грудь тяжело вздымалась.
– Ты ранен в левую руку? – спросил Эдмунд.
– Не то чтобы ранен, – отвечал Питер. – Я принял на щит всю тяжесть удара – словно вагон кирпича, – и край щита ударил мне по запястью. Я не думаю, что это перелом, скорее растяжение. Если вы перевяжете потуже, я думаю, что справлюсь.
