– Спина болит, отец мой, – отвечала она. – А так ничего.
Он опустился на колени, потрогал её лоб и пощупал пульс.
– Жара нет, – сказал он. – Завтра ты встанешь. А сейчас выпей это.
Пригубив, Аравита поморщилась – козье молоко противно с непривычки, – но выпила, очень уж ей хотелось пить.
– Спи, сколько хочешь, дочь моя, – сказал отшельник. – Я промыл и смазал бальзамом твои раны. Они не глубже удара бича. Какой удивительный лев! Не стянул тебя с седла, не вонзил в тебя зубы, только поцарапал. Десять полосок… Больно, но не опасно.
– Мне повезло, – сказала Аравита.
– Дочь моя, – сказал отшельник, – я прожил сто девять зим и ни разу не видел, чтобы кому-нибудь повезло. Везенья нет, есть что-то иное. Я не знаю, что, но если будет надо, мне откроется и это.
– А где Рабадаш и его люди? – спросила Аравита.
– Думаю, – сказал отшельник, – здесь они не пойдут, возьмут правее. Они хотят попасть прямо в Анвард.
– Бедный Шаста! – сказала Аравита. – Далеко он убежал? Успеет он?
– Надеюсь, – сказал отшельник.
Аравита осторожно легла, теперь – на бок, и спросила:
– А долго я спала? Уже темнеет.
Отшельник посмотрел в окно, выходящее на север.
– Это не вечер, – сказал он. – Это тучи. Они ползут с Вершины Бурь; непогода в наших местах всегда идёт оттуда. Ночью будет туман.
Назавтра спина ещё болела, но Аравита совсем оправилась, и после завтрака (овсянки и сливок) отшельник разрешил ей встать. Конечно, она сразу же побежала к лошадям. Погода переменилась. Зелёная чаша двора была полна до краёв сияющим светом. Здесь было очень укромно, хорошо и тихо.
– Где Игого? – спросила беглянка, когда они справились друг у друга о здоровье.
– Вон там, – отвечала Уинни. – Поговори с ним, он молчит, когда я с ним заговариваю.
Игого лежал у задней стены, отвернувшись, и не ответил на их приветствие.
– Доброе утро, Игого, – сказала Аравита, – как ты себя чувствуешь?
Конь что-то пробурчал.
– Отшельник думает, что Шаста успел предупредить короля, – продолжала она. – Беды наши кончились. Скоро мы будем в Нарнии.
– Я там не буду, – сказал Игого.
– Тебе нехорошо? – всполошились и лошадь, и девочка.
Он обернулся и проговорил:
– Я вернусь в Тархистан.
– Как? – воскликнула Аравита. – Туда, в рабство?
– Я лучшего не стою, – сказал он. – Как я покажусь благородным нарнийским лошадям? Я, оставивший двух дам и мальчика на съедение льву!
– Мы все убежали, – сказала Уинни.
– Мы, но не
– Да, – сказала Аравита. – И мне стыдно. Он молодец. Я вела себя не лучше, чем ты, Игого. Я смотрела на него сверху вниз, тогда как он – самый благородный из нас. Но я хочу просить у него прощения, а не возвращаться в Тархистан.
– Как знаешь, – сказал Игого. – Ты осрамилась, не больше. Я потерял всё.
– Добрый мой конь, – сказал отшельник, незаметно подошедший к ним, – ты не потерял ничего, кроме гордыни. Не тряси гривой. Если ты и впрямь так сильно казнишься, выслушай меня. Когда ты жил среди бедных немых коней, ты много о себе возомнил. Конечно, ты был храбрей и умнее их – это нетрудно. Но в Нарнии немало таких, как ты. Помни, что ты – один из многих, и ты станешь одним из лучших. А теперь, брат мой и сестра, пойдёмте, вас ждёт угощение.
Глава одиннадцатая
Неприятный спутник
Миновав ворота, Шаста побежал дальше, сперва – по траве, потом – по вереску. Он ни о чём не думал и ничего не загадывал, только бежал. Ноги у него подкашивались, в боку сильно кололо, пот заливал лицо, мешая смотреть, а к довершению бед он чуть не вывихнул лодыжку, споткнувшись о камень.
Деревья росли всё гуще. Прохладней не стало – был один из тех душных пасмурных дней, когда мух вдвое больше, чем обычно. Мухи эти непрестанно садились ему на лоб и на нос, он их не отгонял.
Вдруг он услышал звук охотничьего рога – не грозный, как в Ташбаане, а радостный и весёлый. И почти сразу увидел пёструю, весёлую толпу.
На самом деле то была не толпа, а всего человек двадцать в ярко-зелёных камзолах. Одни сидели в седле, другие стояли, держа коней под уздцы.
В самом центре высокий оруженосец придерживал стремя для своего господина, а господин этот был на диво приветливым, круглолицым, ясноглазым королём.
Завидев Шасту, король не стал садиться на коня. Лицо его просветлело. Он громко и радостно закричал, протягивая к мальчику руки:
– Корин, сынок! Почему ты бежишь, почему ты в лохмотьях?
– Я не принц Корин, – еле выговорил Шаста. – Я… я его видел в Ташбаане… он шлёт вам привет.
Король глядел на него пристально и странно.
– Вы король Лум? – задыхаясь, спросил Шаста и продолжал, не дожидаясь ответа: – Бегите… в Анвард… заприте ворота… сюда идет Рабадаш… с ним двести воинов.
– Ты уверен в том, что говоришь? – спросил один из придворных.
– Я видел их, – отвечал Шаста. – Видел своими глазами. Я проделал тот же путь.
– Пешком? – удивился придворный.
– Верхом, – отвечал Шаста. – Лошади сейчас у отшельника.
– Не расспрашивай его, Дарин, – сказал король. – Он не лжёт. Подведите ему коня. Ты умеешь скакать во весь опор, сынок?
Шаста, не отвечая, взлетел в седло и был несказанно рад, когда Дарин сказал королю:
– Какая выправка, ваше величество. Несомненно, этот мальчик знатного рода.
– Ах, Дарин, – сказал король, – об этом я и думаю! – И снова пристально посмотрел на Шасту добрыми серыми глазами.
Тот и впрямь прекрасно сидел в седле, но совершенно не знал, что делать с поводьями. Он внимательно, хотя и украдкой, глядел, что делают другие (как глядим мы в гостях, когда не знаем, какую взять вилку), и всё же надеялся, что конь сам разберёт, куда идти. Конь был не говорящий, но умный; он понимал, что мальчик без шпор – ему не хозяин, поэтому Шаста вскоре оказался в хвосте отряда.
Впервые с тех пор, как он вошел в Ташбаан, у него полегчало на сердце, и он посмотрел вверх, чтобы определить, насколько приблизилась вершина. Однако он увидел лишь какие-то серые комья. Он никогда не бывал в горах, и ему показалось очень занятным проехать сквозь тучу. «Тут мы и впрямь в небе, – подумал он. – Посмотрю, что в туче, внутри. Мне давно хотелось…»
Далеко слева садилось солнце.
Дорога теперь была нелёгкая, но двигались они быстро. Шаста всё ещё ехал последним. Раза два, когда тропа сворачивала, он на мгновение терял других из вида (по сторонам стоял густой, сплошной лес).
Потом они нырнули в туман, или, если хотите, туман поглотил их. Всё стало серым. Шаста не подозревал, как холодно и мокро внутри тучи и как темно. Серое слишком уж быстро становилось чёрным.
Кто-то впереди отряда иногда трубил в рог; и звук этот был всё дальше. Шаста опять никого не видел и думал, что увидит, когда минет очередной поворот. Но нет – и за поворотом он не увидел никого. Конь шёл шагом. «Скорей, ну, скорей!» – сказал ему Шаста. Вдалеке протрубил рог. Игого вечно твердил, что нельзя и коснуться пяткой его бока, и Шаста думал, что, если он коснётся, произойдет что-то страшное. Но сейчас он