подходило к месту, где вряд ли вырос хоть один колос; но больше он ничего не вспомнил. Голос у него был сильный и приятный, дети стали подпевать и приободрились. Дядя и колдунья подпевать не стали.
Пока Дигори пел, кто-то тронул его за локоть, и по запаху бренди, сигар и духов он опознал дядю. Тот осторожно пытался оттащить его от других. Когда они отошли немного, шага на два, дядя зашептал прямо в ухо:
– Скорее, дорогой мой! Надевай кольцо!
Колдунья услышала.
– Только попробуй бежать, ничтожный глупец! – сказала она. – Разве ты забыл, что я слышу мысли? Пускай мальчишка идёт, а ты… если предашь, я отомщу так, как не мстил никто ни в одном из миров.
– Что я, свинья? – сказал Дигори. – Я в таком месте Полли не оставлю… и кебмена тоже, и лошадку.
– Ты плохой и непослушный мальчик, – сказал дядя.
– Тише! – сказал кебмен; и все прислушались.
Далеко во тьме кто-то запел. Трудно было понять, где это, – казалось, пение идёт со всех сторон, даже снизу. Слов не было. Не было и мелодии. Был просто звук, невыразимо прекрасный – такой прекрасный, что Дигори едва мог его вынести. Понравился он и лошади; она заржала примерно так, как заржала бы, если бы после долгих лет нелёгкой городской работы её пустили на луг и она бы увидела, что к ней идёт знакомый и любимый человек с куском сахара в руке.
– Ох и красиво! – сказал кебмен.
И тут случилось два чуда сразу. Во-первых, голосу стало вторить несметное множество голосов – уже не густых, а звонких, серебристых, высоких. Во-вторых, темноту испещрили бесчисленные звёзды. Они появились не постепенно, как бывает летом, а сразу – только что была тьма, и вдруг засветились тысячи звёзд, созвездий и планет, намного более ярких, чем в нашем мире. Если бы чудеса эти случились при вас, вы, как Дигори, подумали бы, что поют звёзды и что к жизни их вызвал тот, кто запел первым.
– Вот это да! – сказал кебмен. – Знал бы, что такое бывает, лучше бы жил.
Первый голос звучал всё громче, всё радостней, другие голоса затихали. Начались прочие чудеса.
Далеко, у самого горизонта, небо посерело, и подул легчайший ветер. Голос всё пел, небо светлело, на нём возникали очертания холмов.
Вскоре стало так светло, что можно было увидеть друг друга. Дети и кебмен слушали, разинув рты, и глаза их сияли, словно они пытались что-то вспомнить. Разинул рот и дядя, но не от радости; скорее у него отвалилась челюсть. Колени его дрожали, плечи поникли – голос не нравился ему. Колдунья же выглядела так, словно понимает голос лучше всех, но ненавидит его. Она сжала губы, сжала кулаки; и впрямь, едва он раздался, она ощутила, что этот мир полон магии, которая сильнее её колдовства. Дядя залез бы в норку, лишь бы спрятаться от голоса; королева, напротив, уничтожила бы и этот мир, и любой другой, лишь бы голос умолк. Лошадь навострила уши, вид у неё был весёлый; теперь нетрудно было поверить, что отец её участвовал в битвах.
Белое небо на востоке стало розовым, потом золотым. Голос звучал все громче, сотрясая воздух. Когда он достиг небывалой мощи, появился первый солнечный луч.
Такого солнца Дигори не видел, оно как будто смеялось от радости. Солнце Чарна казалось старше нашего, это – моложе. В ярком солнечном свете перед путниками лежала долина, по которой к востоку, прямо к солнцу, текла широкая река. К югу от неё были горы, к северу – холмы. Нигде – ни на них, ни в долине – ничего не росло: ни травы, ни куста, ни дерева. Земля была разных цветов, один свежей и ярче другого. Они веселили сердце – пока пришельцы не увидели того, кто пел, и не забыли обо всём прочем.
Огромный Лев стоял между путниками и солнцем, и золото его гривы затмевало золото лучей.
– Какой гнусный мир! – сказала королева. – Бежим! Колдуй скорее!
– Вполне согласен, мадам. Пренеприятное место. Никакой цивилизации. Будь я помоложе и с ружьём…
– Это
– Кто же посмеет? – сказала Полли.
– Колдуй, глупец! – крикнула королева.
– Простите, мадам, – сказал дядя, – минутку! Я ведь отвечаю за детей. Дигори, надевай кольцо! (Он всё ещё хотел сбежать без неё.)
– Ах,
– Осторожно! Если кто-нибудь из вас ко мне шагнёт, мы оба исчезнем, и выбирайтесь как знаете. Да, у меня в кармане кольцо, мы с Полли можем вернуться домой. Эй, отойдите, сейчас кольцо надену! Мне очень жаль вас (он посмотрел на Фрэнка) и очень жаль лошадку, но чародеям (и он посмотрел на дядю и на королеву) будет вместе неплохо.
– Да тише вы, – сказал Фрэнк. – Давайте послушаем!
Ибо песня стала иной.
Глава девятая
О том, как была создана Нарния
Лев ходил взад и вперёд по новому миру и пел новую песню. Она была и мягче, и торжественней той, которой он создал звёзды и солнце, она струилась, и из-под лап его словно струились зелёные потоки. Это росла трава. За несколько минут она покрыла подножие далёких гор, и только что созданный мир сразу стал ещё приветливей. Теперь в траве шелестел ветер. Вскоре на холмах появились пятна вереска, в долине – какие-то зелёные точки, поярче и потемней. Когда точки эти – нет, уже палочки – возникли у ног Дигори, он разглядел на них короткие шипы, которые росли очень быстро. Сами палочки тоже тянулись вверх, и через минуту-другую Дигори узнал их – это были деревья.
Плохо было только то (говаривала позже Полли), что тебе не давали спокойно на всё смотреть. Вскрикнув: «Деревья!», Дигори отскочил в сторону, ибо дядя Эндрью норовил залезть ему в карман, причём в правый, всё ещё полагая, что зелёные кольца переносят сюда, к нам. Но Дигори вообще не хотел, чтобы их украли.
– Стой! – крикнула королева. – Отойди. Так, ещё. Если кто-нибудь подойдет к детям ближе чем на десять шагов, я его убью. – И она взмахнула железкой. Почему-то никто не усомнился в том, что бросает она метко. – Не надейся, несчастный, уйти отсюда без меня! Как ты смел и помыслить?..
Дядин склочный нрав победил наконец его трусость.
– А что такого, мадам? – нагло сказал он. – Я в своём праве. Вы обращались со мной премерзко… просто стыдно вспомнить. Я пытался показать вам всё, что мог, – и что же? Вы обокрали – да, обокрали! – почтенного ювелира… Мало того, вы меня вынудили заказать для вас до неприличия дорогие блюда, мне пришлось заложить часы (а, разрешите заметить, наша семья не привыкла к ломбардам – кроме кузена Эдварда, но он гвардеец). Пока мы ели эти кошмарные… гм… яства – мне ещё и сейчас худо, – ваши манеры и ваши речи привлекали недолжное внимание. Вы буквально опозорили меня! Теперь мне будет стыдно показаться в ресторане. Вы напали на полицейских. Вы обокрали…
– Да ладно, хозяин! – сказал Фрэнк. – Вы лучше посмотрите, какие чудеса!
Посмотреть было на что. Над ними уже шумел бук, а внизу, в прохладной свежей траве, пестрели лютики и ромашки. Подальше, у реки, склонилась ива, за рекой цвели сирень, шиповник и рододендрон. Дети и кебмен смотрели, лошадь – смотрела и жевала.
Лев ходил взад и вперёд величавой поступью; Полли немножко пугалась, что он – всё ближе, но
