эволюционировать.
Меня охватило небывалое нетерпение. Я надела перчатки, достала из бардачка пистолет и, вытянув руку в окно с разбитым стеклом, положила палец на курок.
Пуля вошла в меня с расстояния, которое не составляло и двух футов. Я запросто могла лишить себя тогда жизни, но это не представлялось мне большой трагедией.
По сравнению с тем, как изменила себя я, пирсинг и татуировки кажутся безумно незначительными. Они — лишь дань моде. Нанося на кожу тату, люди становятся лишь более привлекательными. Мне требовалось противоположное.
В момент выстрела, в то мгновение, когда в меня вошла пуля, я почувствовала себя так, будто мне просто заехали в челюсть. Прошло, наверное, около минуты, прежде чем чернота перед моими глазами не рассеялась. Я увидела собственные кровь и слюну и рассыпавшиеся по пассажирскому сиденью зубы.
Мне пришлось выйти из машины, чтобы поднять пистолет — он выпал у меня из руки. Я пребывала в состоянии шока, это помогло.
Пистолет и перчатки, наверное, до сих пор лежат в водосточной канаве у больничной парковочной площадки, куда я их бросила. Если вам требуются доказательства, ищите их именно там.
Что было потом, вы знаете.
Морфий внутривенно, разрезание моего чудесного платья маленькими операционными ножницами, похожими на маникюрные, фотографии, сделанные полицией.
Птицы склевали мое лицо.
Никто даже не заподозрил того, что произошло на самом деле.
А на самом деле после случившегося меня охватила легкая паника. Я начала лгать всем, кто меня окружал.
Ложь — не лучший фундамент для строительства нового будущего.
Я сбежала, потому что соблазн восстановить челюсть с каждым днем все возрастал. Поддаться ему означало возврат к прошлому, к опостылевшей мне игре, игре в «красивую внешность».
Сейчас мое новое будущее все еще ждет меня.
А правда заключается в том, что выглядеть уродливой не настолько классно, как это может показаться. Но я чувствую, что в состоянии извлечь из своего уродства нечто более замечательное, чем думала.
Правда заключается в том, что я о многом сожалею.
Глава тридцать вторая
Перенесемся назад, в кабинет оказания неотложной помощи больницы Ла-Палома. Костюм Бренди разрезают маленькими операционными ножницами, похожими на маникюрные. Взглядам всех присутствующих представляется несчастный, холодный, отливающий синим пенис моего брата.
Полиция фотографирует его, а сестра Кэтрин визжит: — Быстрее делайте свои снимки! Человек все еще теряет кровь!
Перенесемся к хирургии. Перенесемся к тому моменту, когда операция позади.
Перенесемся ко мне, отводящей сестру Кэтрин в сторону. Бедная маленькая сестра Кэтрин, она обнимает меня за колени так крепко, что мне кажется, я сейчас согнусь и упаду на пол. Она смотрит на нас обоих. Я письменно прошу ее:
пожалуйста.
сделайте мне это одолжение, пожалуйста, если вам понастоящему хочется, чтобы я была счастливой.
Перенесемся к Эви, стоящей, подобно участнице ток-шоу, под теплым светом прожекторов в магазине «У Брумбаха» в центре города и рассказывающей матери и Манусу и своему новоиспеченному мужу о том, как она познакомилась с Бренди. Это произошло за несколько лет до того, как с ней познакомились мы, на сеансе моральной поддержки группы людей, изменивших пол. А еще она болтает о том, что время от времени каждый из нас нуждается в огромном несчастье.
Перенесемся на несколько дней вперед, в тот момент, когда у Мануса появился бюст.
Перенесемся ко мне.
Я сижу на коленях перед больничной койкой своего брата. Кожа Шейна, она настолько бледная, что трудно сразу определить, где заканчивается бело-голубая больничная рубашка, где начинается Шейн.
Это мой брат, худой и истощенный с тонкими руками и голубиной грудью Шейна. С прямыми темно- рыжими волосами, закрывающими лоб. Человек, с которым мы вместе росли. Шейн, которого я почти не помню. Тот Шейн, каким он был до взрыва баллончика с лаком для волос. Не знаю, почему я об этом забыла, но Шейн всегда выглядел ужасно несчастным.
Перенесемся к нашим предкам, которые вечером просматривают любительские семейные пленки, проецируя изображение на белую стену дома. Прошло двадцать лет. Но окно нашего коттеджа в фильме идеально совпадает с настоящим окном. А зеленая трава внизу — с живой травой. Духи меня и Шейна, еще совсем маленьких, носятся туда и сюда и довольно смеются.
Перенесемся к сестрам Рей, толпящимся у больничной койки. Поверх их париков натянуты сеточки для волос. На лицах хирургические маски. На всех трех мешковатые щетинистые костюмы зеленого цвета. На лацкане у каждой красуются драгоценные броши виндзорской герцогини. Бриллиантово-топазовые леопарды. Колибри с изумрудными туловищами.
Я, мне хочется одного — чтобы Шейн был счастлив. Я устала быть собой — собой, пропитанной ненавистью.
Покажи мне избавление.
Я устала от этого мира, где наиболее важна внешняя сторона чего бы то ни было. От свиней, которые только выглядят жирными. От семей, кажущихся счастливыми и благополучными.
Покажи мне освобождение.
Я устала от того, что только на первый взгляд видится щедростью. Или любовью.
Вспышка.
Я больше не желаю быть собой. Я хочу узнать, что такое истинное счастье. А еще хочу, чтобы ко мне вернулась Бренди Александр.
Я зашла в свой первый в жизни настоящий тупик. Мне некуда идти. Некуда идти такой, какая я сейчас. Я стою на пороге своего нового начала.
Шейн спит, а сестры Рей топчутся у его кровати, раскладывая на подушке подарочки. Они скучают по Шейну с его ароматом «Лер дю Там» и смотрят на него как на бостонский папоротник.
У его головы лежат новые серьги. И новый шарф Гермеса.
Косметика разложена ровными рядами на хирургическом подносе, подвешенном над кроватью.
Софонда говорит:
— Увлажняющий крем!
Она вытягивает вперед руку ладонью кверху.
— Увлажняющий крем, — повторяет Китти Литтер, кладя тюбик в ладонь Софонды.
Софонда вытягивает другую руку.
— Маскирующий карандаш!
Вивьен кладет ей в ладонь маскирующий карандаш и говорит:
— Маскирующий карандаш.
Шейн, я знаю, ты меня не услышишь, ну и что. Я все равно не могу разговаривать.
Мягкими осторожными движениями Софонда маскирует темные круги под глазами моего брата. Вивьен прикалывает булавку с бриллиантами к отвороту его больничной рубашки.
Твою жизнь спасла мисс Рона, Шейн. Книга в твоем внутреннем кармане, это она настолько снизила скорость пули, что той удалось всего лишь повредить твою искусственную грудь.
Ее пришлось удалить, Шейн. Теперь ты можешь сделать себе новую, любого размера.
Так сказали сестры Рей.
— Крем под пудру! — требует Софонда.
И намазывает лицо Шейна поданным ей кремом.
— Карандаш для бровей! — восклицает Софонда несколько мгновений спустя.
На ее лбу проступают капельки пота. Китти протягивает карандаш, объявляя:
— Карандаш для бровей!
