А маленькому мальчику хотелось только глянуть, как выйдет из строя что-то опасное.
— Мастурбация, — сообщила мамуля. — Их единственное средство для побега.
«Пока не придём мы», — подумал мальчик.
Грустные витающие в облаках животные, окосевшие медведи, гориллы и выдры все вздрагивали, их остекленевшие глазки были почти закрыты, и они едва дышали. Усталые лапки у всех напухли. Глаза позаплывали.
Дельфины и киты трутся о гладкие бока своих водоёмов, сказала мамуля.
Олени трут рога в траве до самого, как она сказала, оргазма.
Прямо перед ними японская панда расплескала немного своей гадости по камням. Потом медвежонок развалился на спине и закрыл глаза. Его лужица осталась умирать на солнце.
Мальчик прошептал — это грустно?
— Хуже, — ответила мамуля.
Она рассказала про знаменитого кита-убийцу, который снимался в фильме и потом переехал в новый роскошный аквариум, но продолжал творить непотребство со стенками. Владельцы были очень смущены. Всё дошло до того, что сейчас кита пытаются освободить.
— Мастурбация навстречу свободе, — отметила мамуля. — Мишелю Фуко такое бы понравилось.
Она рассказала, что когда девочка и мальчик у собачек совокупляются, головка пениса мальчика набухает, а вагинальные мышцы девочки сжимаются. Даже после окончания полового акта обе собачки остаются прицепленными друг к дружке, беспомощные и несчастные на какое-то время.
Мамуля сказала, что по тому же сценарию развивается и большинство брачных союзов у людей.
К этому моменту последние оставшиеся матери уже отогнали своих детишек подальше. Когда они двое остались совсем одни, мальчик прошептал — где им найти ключи, чтобы освободить всех зверей?
А мамуля ответила:
— У меня уже с собой.
Перед клеткой с обезьянами мамуля полезла в сумочку и вынула пригоршню пилюлек: маленьких круглых фиолетовых пилюлек. Она швырнула всю пригоршню через прутья, а пилюльки рассыпались и покатились в стороны. Несколько обезьян спустились вниз посмотреть.
На миг испугавшись, уже не шёпотом, маленький мальчик спросил:
— Это яд?
А мамуля засмеялась.
— Вот это мысль, — сказала она. — Нет, милый, мы же не хотим освобождать обезьянок настолько.
Обезьяны уже толпились, поедая пилюльки.
А мамуля сказала:
— Успокойся, сына, — она порылась в сумочке и достала белую трубочку, трихлорэтан.
— Это? — переспросила она, и положила несколько фиолетовых пилюлек себе на язык. — Это просто старая добрая огородная разновидность ЛСД.
Потом затолкала трубочку трихлорэтана себе в ноздрю. А может, и нет. Может быть, всё было совсем не так.
Глава 31
Дэнни уже сидит во тьме в первом ряду, делая наброски на жёлтой планшетке, которую держит в объятиях, а три с половиной пустых бутылки пива стоят на столике перед ним. Он не поднимает взгляд на танцовщицу, брюнетку с прямыми чёрными волосами, стоящую на руках и коленях. Она дёргает головой из стороны в сторону, подметая своей причёской сцену, и её волосы кажутся пурпурными в красном свете. Она разглаживает волосы руками, убирая их за спину, и подползает на край сцены.
Музыка — громкое танцевальное техно, замикшированное с сэмплами собачьего лая, сигналов машин, марша гитлерлюгенда. Доносятся звуки бьющегося стекла и выстрелы. В музыке слышны крики женщин и сирены пожарных машин.
— Эй, Пикассо, — зовёт танцовщица, болтая ногой у Дэнни под носом.
Не отрывая взгляд от планшетки, Дэнни вынимает один бакс из кармана штанов и просовывает ей между пальцев ноги. На сиденье рядом с ним лежит очередной камень, завёрнутый в розовое одеяло.
На полном серьёзе, мир сбился с пути, когда мы начали танцевать под звуки пожарной тревоги. Пожарные тревоги уже не означают пожаров.
Случись настоящий пожар — посадили бы кого-то с хорошим голосом дать объявление:
— Легковой автомобиль «Бьюик» с номером BRK 773, у вас не погашены фары.
По случаю всамделишного ядерного нападения взяли бы прокричали:
— К телефону у стойки бара просят Остина Леттермана. К телефону просят Остина Леттермана.
В конце света будет не рёв со взрывом, а сдержанное, хорошо оформленное объявление:
— Билл Ривервэйл, для вас звонок на второй линии.
И потом ничто.
Танцовщица выдёргивает рукой деньги Дэнни, зажатые между пальцев. Лежит на животе, упираясь в сцену локтями, прижимая груди одна к другой, и говорит:
— Давай глянем, как получилось.
Дэнни наносит пару быстрых штрихов и разворачивает планшетку к ней.
А она спрашивает:
— Это что — я такая?
— Нет, — отвечает Дэнни и поворачивает планшетку, чтобы изучить её самому. — Это такая колонна композитного ордера, как строили римляне. Смотри, — говорит он, указывая на что-то выпачканным пальцем. — Видишь, как римляне сочетали завитки ионического ордера с коринфским лиственным орнаментом, да при этом сохраняя все пропорции.
Танцовщица — это Шерри Дайкири из нашего прошлого визита, только сейчас её светлые волосы покрашены в чёрный. На внутренней стороне бедра у неё маленькая круглая повязочка.
И вот я уже подошёл к Дэнни, заглядываю ему через плечо, зову:
— Братан.
А Дэнни отзывается:
— Братан.
А я говорю:
— Ты, видать, снова побывал в библиотеке.
Хвалю Шерри:
— Молодец, что позаботилась о своей родинке.
Шерри Дайкири веером закручивает волосы над головой. Выгибается, потом отбрасывает длинную чёрную причёску назад за плечи.
— Ещё я покрасила волосы, — сообщает она. Тянется рукой за спину, выпутывая несколько локонов, и протягивает мне навстречу, протирая их между пальцев.
— Теперь они чёрные, — говорит.
— Я решила, что так будет надёжнее, — рассказывает. — Раз ты сказал, что среди блондинок рак кожи бывает чаще.
А я трясу каждую бутылку, пытаясь определить, в которой осталось пиво, чтобы выпить, и смотрю на Дэнни.
Дэнни рисует, не слушает, и вообще его здесь нет.
«Коринфские тосканские композитные архитравы антаблемента…» Некоторых людей в библиотеку нужно пускать только по рецепту. Серьёзно, книги по архитектуре для Дэнни порнография. Ясное дело, сначала было несколько камушков. Потом рёберные своды. Я хочу сказать — такова Америка. Начинаешь с рукоблудия — и развиваешься до оргий. Сперва куришь чуток травки, потом приходит папаша-героин. В этом вся наша культура: больше, лучше, сильнее, быстрее. Ключевое слово — «прогресс».
