На него накатило видение.
Дама с недоумением посмотрела на Генриха. Пирожное выпало из его рук на скатерть.
– Извините, – пробормотал он, – мне нужно с вами поговорить.
Дама, отослав внука, обратилась к нему с вопросом:
– Что-нибудь произошло? Почему вы так изменились, когда в комнату вошел мой внук? Вы что-то почувствовали?
О том, что Генрих обладает редким даром предвидения, тоже знали. Он сам рассказывал некоторые истории, что-то выдумывая и дополняя.
– Ему не нужно ходить завтра в музыкальную школу, – произнес Генрих. – Иначе быть беде.
Женщина посерела. Удивительно, но Генрих убедился: стопроцентные материалистки, марксистки до мозга костей, его клиентки оказывались на деле крайне мнительными и суеверными, если речь заходила об их собственном здоровье и тем более жизни.
– Что вы видели, Генрих, умоляю вас! – Он представить не мог, что дама, про которую рассказывали, что, не моргнув глазом, она рушила карьеры ей неугодных и мстила за любое оскорбление, обладает таким сладким голоском. – Толечка для меня все, – призналась она. – Вы не понимаете, он у меня один. Верно говорят, что материнский инстинкт просыпается в тот момент, когда становишься бабушкой. Я его обожаю!
Генрих охотно поверил. Он взял новый эклер и замогильным голосом сказал:
– Я не могу сообщить вам всего, иначе тогда беду не отведешь.
– Сделайте что-нибудь! – воскликнула дама. Она выбежала из комнаты и вернулась через пять минут с небольшим чемоданчиком. Распахнув его, она вывалила перед Генрихом содержимое. Никогда в своей жизни он не видел столько денег. Банкноты по сто рублей в пачках, золотые украшения, американские доллары, о которых Генрих до сих пор только слышал.
– Я отдаю вам все, – прошептала женщина. – Но только спасите моего внука!
Поколебавшись, Генрих решил, что пора получать дивиденды от своего дара. Он слишком долго жил в бедности, может же он хотя бы один раз взять то, что ему предлагают. Он ничего не требует – это всего лишь компенсация за сохранение жизни ее внука.
– Пусть сидит дома. Никакой музыкальной школы, – повторил Генрих. Дама, послушно кивая головой, заверила Кузнецова, что мальчик не сделает на следующий день ни шага из дома.
Генрих с некоторым трепетом ждал развязки. Видение никогда не бывало ложным. Генрих спасет внука могущественной дамы от неминуемой гибели. И это станет его звездным часом. Он не хотел оставаться надомным лекарем киевской элиты. А вдруг ничего не произойдет? Он старался не думать об этом.
В пять часов вечера в общежитии, где обитал Генрих с матерью и младшими братьями, зазвонил телефон. Кузнецов, ждавший этого момента и специально дежуривший на вахте, сам взял трубку.
Он услышал захлебывающийся от счастья голос:
– Вы наш спаситель, Генрих! Я обязана вам до конца жизни! Что я могу для вас сделать?
Именно этой фразы Кузнецов и ждал. Потом по столице Украины поползли слухи: в музыкальной школе, именно в том классе, где должен был заниматься игрой на скрипке юный внук могущественной дамы, вдруг рухнула тяжеленная хрустальная люстра. Из-за того, что занятия отменили по приказу сверху, никто не пострадал.
– Вы спасли Толечку! – Бабушка спасенного мальчика заявилась к нему сама. Она расцеловала мать Генриха и благодарила ее за великолепного сына. – Вы живете в совершенно неподобающих условиях, – критически окинув взглядом однокомнатную крошечную квартирку, изрекла она. – Завтра же я распоряжусь, чтобы вам выделили нормальное жилье в новом доме. Генрих, я рассказала о вашем феномене своим московским друзьям. Вас ждут в столице. Вы там очень нужны.
Поздно ночью у Генриха состоялся обстоятельный разговор с матерью. Она была категорически против подарков и квартиры.
– Сынок, ты обязан быть крайне осторожен со своим даром. Тебе нельзя брать за него деньги.
– Я это уже слышал, – визгливо ответил Генрих. – Я знаю, что делаю, мама. Неужели ты не понимаешь, что у меня еще трое на шее?
Мать горестно вздохнула:
– Генрих, я тебя предупредила. Каждый сам выбирает свою судьбу. Запомни, вся жизнь человека подобна развилке дорог. Именно от него зависит, какой путь он выберет. Но если уже ступит на него, то свернуть и тем более возвратиться назад нет возможности.
– Только не пугай меня тем, что произошло с твоей бабкой! – закричал Генрих. – Я не повторю ее судьбу.
Он сам не верил собственным речам.
Дама сдержала слово. Меньше чем через неделю они получили новую трехкомнатную квартиру в одной из элитных новостроек. Генрих без проблем оформил академический отпуск. Руководство вуза пошло ему навстречу. Он отправился в Москву.
В столице Кузнецов продолжил заниматься тем, что с таким успехом проделывал в Киеве. Ему пришлось столкнуться с конкуренцией. Оказывается, рынок магических услуг был тщательно поделен на сектора. Генрих побывал в квартирах и особняках людей, о которых прежде читал в газетах, чьи портреты несли на демонстрациях, о ком говорили как о гордости советской страны. Его называли украинским уникумом, хотя Генрих, правильно истолковав конъюнктуру, теперь делал ставку на свое немецкое происхождение. Он намекал на то, что в его роду со стороны отца были алхимики, а о прабабке-колдунье говорил с такой уверенностью и легкостью, как будто был знаком с ней лично – и это притом, что она умерла за пятьдесят лет до его появления на свет.
Клиенты оказались легко внушаемыми личностями. Генрих забыл об учебе в институте, жизнь закрутила его. Он сошелся с известной предсказательницей Зоей, венгерской графиней. Она уверяла, что обладает секретом вечной молодости. В качестве доказательства представляла перстень с непомерно большим рубином, который ей якобы подарила Екатерина Великая.
– Ее величество была в тот день слегка простужена, – рассказывала низким, вибрирующим голосом Зоя. – Я раскрыла императрице правду о том, что ожидает ее несчастных потомков. Она велела никому об этом не рассказывать, сняла эту драгоценность со своего пальца и преподнесла ее мне.
Зоя повествовала об этом с такой убежденностью, что Генрих едва не поверил. Переспав с Зоей, он убедился, что для своих пяти сотен лет она вполне неплохо сохранилась.
Ему запомнился их разговор ранним утром. Вытянувшись на французских простынях с фривольным мотивчиком и раскуривая тонкие ментоловые сигареты в яшмовом мундштуке, Зоя учила его жизни.
– Ты еще дурачок, Генрих, но мне нравишься, – сказала она. – И в постели ты ничего. У тебя есть будущее. Думаешь, я так легко достигла того, что имею? Поверь мне, я не обладаю никаким даром, а у тебя он есть. Я заработала это барахло только на суеверных и ипохондриках. Ты со своими способностями можешь получить еще больше.
Затаив дыхание, Генрих слушал Зою.
– Но учти, мальчик, – она повернулась к нему и выпустила Генриху в лицо струю сизого дыма, – о том, что я тебе сказала, никто не должен знать. Иначе никакие способности тебя не спасут.
Зоя оказалась вовсе не Зоей. Разумеется, ей было не пятьсот лет, а под пятьдесят. Хитроумная парикмахерша, обслуживавшая капризных и одиноких жен высокопоставленных партийных боссов, директоров крупных заводов и писателей-классиков, поняла, что им не хватает тайны, налета мистики и вечной молодости. Она радикально изменила имидж, напустила таинственности и начала предсказывать будущее. Неплохое знание практической психологии вкупе с информацией из различных источников сделали ее великой прорицательницей.
– Я такая же венгерская графиня, как ты – папа римский, – Зоя ущипнула Генриха за бок. – Но мне верят. Ты думаешь, так легко предсказывать то, что произойдет? Это у тебя раз – и видение. Тебе повезло с мальчишкой в Киеве.
На Зою работала разветвленная сеть осведомителей, состоящая из множества человек, каждый из которых был специалистом в своей области. Один систематизировал слухи, другой занимался проработкой привязанностей и антипатий клиентов. А другие… Другие организовывали чудеса.
– Как это? – с изумлением поинтересовался Генрих.