София, Николетта вчиталась в текст письма, которое набирала для матушки ее секретарша. Кажется, все безобидно, какие-то внутрихозяйственные дела.
Едва Нико уселась в свое кресло, как показалась сестра София с подносом, на котором были чашка с кофе и тарелочка с печеньями. Кордеро поблагодарила Софию, та снова разместилась за компьютером. Николетта увидела, что София как-то странно посматривает то на нее, то на монитор. Или София поняла, что гостья копалась в документах и содержимом компьютера? Судя по всему, эта сестра София – не промах, ее просто так не проведешь.
Чтобы как-то сгладить неловкость, Николетта задала вопрос:
– Сестра София, а что вам известно об убийствах? Есть ли у вас предположения, кто мог совершить их? И каковы были эти погибшие монахини, из-за чего кто-то мог желать их смерти?
София, улыбнувшись, заметила:
– О, я понимаю, вы как истинный детектив должны задать вопросы свидетелям или подозреваемым. Эти смерти – пятно на репутации нашего монастыря, неслыханное и мерзопакостное злодеяние сатаны! Сестра Фернанда была ответственна за монастырскую библиотеку, сестра Пилар являлась ее помощницей. Кто мог поднять на них руку, остается для меня загадкой. Быть может, сестра Фернанда была чуть остра на язык, а сестра Пилар нудновата, но это не повод, чтобы лишать их жизни.
В словах сестры Софии Николетта не слышала интонации скорби, только отчаяние по поводу урона репутации монастыря Непорочного Зачатия. Сколько раз, проводя расследование среди сотрудников крупной фирмы или преуспевающего банка, она убеждалась – мало кто в действительности убивался по поводу смерти коллеги, все заботились об одном: выгородить себя и сохранить статус-кво. Монастырь – это тоже своего рода большое предприятие, тут полно своих тайн, которые кто-то любой ценой хочет сохранить в неприкосновенности.
– Значит, вы не можете сказать, кто бы мог желать их смерти? – протянула Николетта.
Сестра София парировала:
– Ведь вы для того и приехали к нам, чтобы выяснить это, не так ли? Я не собираюсь отбирать у вас ваш хлеб, госпожа комиссар. Сестру Фернанду могли убить как свидетельницу ограбления, ведь в ночь ее смерти из капеллы исчезла драгоценная дароносица, усыпанная самоцветами. Сестра Пилар могла стать жертвой как свидетельница, после убийства сестры Фернанды она ходила как в воду опущенная, у меня было такое впечатление, что она что-то знает, но не решается сказать... На теле сестер ведь не было обнаружено следов... следов непристойных мужских действий?
Николетта, понимая, что так София хочет выяснить, не стали ли монашки жертвами сексуальных преступлений, ответила отрицательно:
– Нет, сестра, тот, кто убил их, не покушался на их честь. За этим стоит что-то другое!
Дверь в кабинет матери-настоятельницы распахнулась, на пороге возникла моложавая дама, облаченная в монашеское одеяние. Аббатиса Августина отличалась аристократической красотой и старомодными, чуть вычурными манерами. На носу у нее сидели очки в тонкой стальной оправе. Мелодичным голосом она спросила, обращаясь к Николетте:
– Госпожа комиссар Кордеро? Я рада вас приветствовать под сенью нашей божеской обители. Приношу свои самые искренние извинения, что заставила вас ждать. Прошу вас!
Она протянула Нико руку, рукопожатие аббатисы было мягким, не то что у ее секретарши. Вряд ли эти холеные, не знающие физического труда ладони могли удержать под водой голову старой монахини.
Кабинет матери-настоятельницы был небольшим, но очень уютным и в то же время строгим. Большое окно выходило в монастырский сад, причем это позволяло не только наслаждаться живописным видом, но и держать под неусыпным контролем работу сестер-монахинь: кто и как полет огород, поливает деревья, кормит кроликов.
Николетту приветствовал пожилой худой священник с грустным выражением лица, отец Теренсио. В кабинете аббатисы было множество книг, в основном духовной и теологической тематики, а на столе возвышался ноутбук. Надо же, прогресс проложил свой путь даже в кельи отдаленного монастыря в Санта- Кларите!
– Прошу вас, – пригласила ее жестом в кресло настоятельница Августина. – Итак, госпожа комиссар, вы прибыли из-за смерти несчастных сестер Фернанды и Пилар? Я хочу во что бы то ни стало найти того нечестивца, который лишил жизни сих овечек Божьих! Он понесет и Божеское наказание, ведь, пойдя на убийство, он отринул Божьи заповеди. Но он должен предстать и перед человеческим судом, чтобы испытать на себе всю тяжесть собственной вины!
– Он – или она, – сказала Нико, и аббатиса вздрогнула. К чему эта речь – или Августина хочет сделать акцент на том, что убийца – мужчина и соответственно женский монастырь и его обитательницы не имеют к преступлению никакого отношения?
– О, я не думаю, более того, я уверен, что никто из монахинь не мог пойти на такое жуткое злодеяние, – подал голос отец Теренсио. – Насколько я в курсе, способ убийств исключает причастность к ним женщин.
– Я еще не говорила об этом с экспертом, – честно призналась Кордеро. Похоже, в монастыре все заодно и придерживаются единой линии: преступление совершил пришелец извне, монахини к нему не причастны.
– Кроме того, кто-то похитил дароносицу, – продолжила мать Августина. Она подошла к сейфу, вынула из него несколько цветных фото. На них Николетта увидела золотой ковчежец, украшенный сияющими камнями белого, зеленого, красного и синего цветов.
– Ее сделал наш местный ювелирный гений, Альваро Мендоза, – сказал внезапно заерзавший в кресле отец Теренсио. – Так сказать, Леонардо да Винчи нашего городка. Он жил в девятнадцатом веке...
– Но самое страшное, что дароносица хранила в себе гвоздь животворного креста с Голгофы, которым был распят Иисус, – вздохнула Августина. – На что только не пойдут коллекционеры, чтобы заполучить подобные сакралии. Но следуя за золотым тельцом, они ввергают себя в руки искусителя рода человеческого!
Отец Теренсио тяжко вздохнул и прибавил:
– Да, сейчас времена изменились, ради денег каждый готов пойти на все. И задаешься поневоле вопросом – не настал ли час расплаты, не грядет ли Страшный суд?
Монашки в саду трудились не покладая рук, видимо, они знали, что мать-настоятельница, аки Цербер, стережет их. Августина изъявила полную готовность помочь расследованию и не имела ничего против того, чтобы Николетта осмотрела кельи погибших монахинь, их рабочее место – библиотеку и капеллу, откуда была похищена дароносица.
Первым делом они направились в капеллу, где и располагалась святыня городка – хрустальная статуя Девы Марии. У Николетты сложились неодназначные отношения с Богом и с религией. Она не посещала церковь, не соблюдала обряды и, насмотревшись во время своей работы на множество человеческих трагедий, разуверилась в том, что кто-то, великий и милосердный, мог бы допустить такие страсти и равнодушно взирать сверху на мучения и ошибки чад, созданных по подобию своему. И все же...
И все же иногда в ней вспыхивала мысль – может быть, вопреки здравому смыслу и логическим рассуждениям все правда, о чем говорит церковь? Но порыв быстро проходил, и Николетта снова погружалась в пучины неверия.
Однако это не мешало ей восхищаться красотой, созданной руками человеческими во славу Божию. Войдя в капеллу, она попала с яркого света во тьму. Глазам понадобилось какое-то время, чтобы привыкнуть к полумраку. Где-то по бокам горели мириады свечей. А впереди, в скальной нише возвышалась она – Дева Мария.
Словно зачарованная, Николетта медленно шла к статуе. Небольшая, размером не более метра, она словно парила в сгустившемся свинцовом воздухе. Фигура была сделана из единого кристалла горного хрусталя и изображала светящуюся от радости мать, держащую на руках новорожденного. Мастерство неизвестного ваятеля было безграничным, ему удалось передать одновременно человеческие эмоции и нечеловеческий, божественный свет, идущий от лица той, что подарила миру Спасителя.
– Это ведь чудо, не так ли? – раздался приглушенный голос матери Августины. – Я столько раз на дню спускаюсь сюда на протяжении уже двадцати лет и каждый раз испытываю восторг!
Николетта присмотрелась. По щекам статуи в самом деле струились слезы. Хрустальная Дева плачет! И
