родную хату (по произведениям о Великой Отечественной войне)» трояк. Трояк — тверже не бывает! Ура!
— Как же так, — запричитала Ипатова. — Катечка, это значит, что ты не пройдешь? У тебя же до этого были две пятерки, а теперь «три».
Катя кинулась к ней на шею и поцеловала в щеку.
— Мамочка, три по сочинению в универе — это пять в школе! У них такие требования, там такие церберы проверяют, за каждое слово цепляются — так сказать можно, а так нельзя! Стилистика, понимаешь! У меня пять плюс пять плюс три — равно тринадцати баллам. Чертова дюжина! Да здравствует чертова дюжина! Мне, чтобы поступить, достаточно одиннадцати или двенадцати. Я — точно студентка ВолГГУ — Волгоградского гуманитарного государственного университета! Ура!
Дарья Гавриловна даже расплакалась, прижимая к себе Катю.
— Я же говорила, что поступлю, — продолжала ликовать девушка. — И никакие репетиторы за пятнадцать у.е. в час мне не нужны! Мы сами с усами! Да здравствует чертова дюжина!
И она закружилась по комнате в неком подобии вальса. Дарья Гавриловна усмехнулась сквозь слезы. Вот ее Катюша и студентка. А кто бы мог подумать тогда, в Шверине… Но прочь страшные мысли, это давно предания старины далекой, нечего их ворошить!
— Позвони бабушке, — сказала Дарья Гавриловна. — Порадуй ее, а то она уже два раза справлялась о тебе, все волнуется, как ее внучка. Только не говори про чертову дюжину, Катя, а то бабушка этого не любит, ты же знаешь…
Катя бросилась к телефону, а Дарья Гавриловна, вспомнив, что давно пора вынимать банки, побежала на кухню, к своим компотам.
В университете Катя и познакомилась со Светкой Храповаловой и Олесей Тарасовой. Храповалова, которая ничуть не комплексовала по поводу того, что была немного более полновата, чем предписывали эстетические нормы, привлекла внимание Катерины тем, что в первые же пять минут перезнакомилась со всеми, выкрикивая пронзительным голосом свое имя:
— Света, Света, Света!
А Олеся сама уселась рядом с Катей во время первого занятия, на котором их преподавательница немецкого, доцент Ирина Семеновна Зализняк, приветствовала своих новых подопечных и вводила их в курс университетских порядков. Олеся, в отличие от Светки, была тихая, застенчивая, склонная к меланхолии брюнетка с задумчивым выражением лица. Она походила на сестрицу Аленушку, ждущую братца своего Иванушку, или на Ассоль, которая всматривается в даль, ожидая появления каравеллы с алыми парусами.
Светка же, наоборот, была практичной и юркой. Как староста она всегда умудрялась раньше других получить ведомости и занять первое место около кассы.
Как ей это удавалось, никто не знал, скорее всего, она обладала редчайшим чутьем и совершеннейшей интуицией. Света всегда говорила, что ее задача — выучить язык, чтобы потом использовать его как мостик…
— Как мостик за границу! — поучала она подружек Катю и Олесю. — Вы что, дурочки, собрались киснуть в нашем Волгограде? Вот что собираешься делать ты, Тарасова? — обращалась она к Олесе.
Та, словно напуганная ее вопросом, меланхолично отвечала (при этом с ее глаз спадала поволока задумчивости):
— Пойду в школу работать. Или в гимназию. Может, в аспирантуру. Не знаю.
— Вот то-то и оно, что не знаешь! — констатировала запальчиво Светка, облаченная, как всегда, в чересчур облегающие джинсы и слишком откровенную маечку. — Что делать в школе, дегенератов учить и копейки получать? А ты, Ипатова? — спросила она у Кати.
— Поеду в Москву, там с двумя иностранными языками не пропадешь, в фирму устроюсь, — отвечала Ипатова.
— Неплохо, но недальновидно, — сказала Света, которая была уверена: только она сама, Светлана Храповалова, знает, как надо жить. — На фирме далеко не продвинешься, будешь вечно разносить кофе и отвергать домогательства шефа, а когда станешь старой, тебя выкинут на улицу.
Набрав в грудь воздуха, Светка выпалила:
— Нужно на перспективу работать, дурочки, на перспективу. И себя верно позиционировать. А вся перспектива — за рубежом. И не работать там надо, а мужа себе искать, чтобы потом там навсегда остаться. Ясно вам?
Любимое Светино выражение было — работать на перспективу, и Кате довелось его еще не раз услышать.
Учеба в университете увлекла Катю. В школе, получая хорошие оценки, она всегда думала, что быть отличницей легко. Но в университете! Оказывается, существуют предметы, о которых Катя не имела ни малейшего представления! Один немецкий язык чего стоит! Фонетика, стилистика, история языка, теоретическая грамматика, страноведение, теория перевода. А она-то думала, что изучение языка — это только заучивание фраз и слов.
Катя была самой лучшей в своей группе, и по этому поводу над ней часто шутила Светка Храповалова. Ипатова замечала, что новоявленная подруга иногда злится на нее за то, что у Кати произношение лучше и словарный запас больше.
— Ну ты же там родилась, — вздыхала Светка, сводя все к банальной мысли: раз Катя появилась на свет в Германии, значит, немецкий у нее сидит в генах. Впрочем, Светка была хорошей подругой и давала Кате конспекты по философии.
У Ипатовой еще в школе были поклонники. Однако она никогда не задумывалась серьезно над тем, чтобы завести себе друга, или, как выражалась продвинутая Светка, бойфренда. Став студенткой, Катя обратила внимание на то, что частенько привлекает внимание молодых людей.
— Повезло тебе, Катька, — иногда задумчиво говорила Света, когда они покуривали около университета. Да, да, Катя, конечно, знала от мамы-врача, что курение вредно и вообще способствует раннему увяданию красоты, но на факультете курили все или почти все девушки! И Катерина не хотела быть исключением. Да она и не курила вовсе, а так, пару раз в неделю затягивалась тонкой сигаретой, беседуя со Светкой или еще с кем-то под сенью университетских колонн.
— В чем же мне повезло? — спрашивала Катя.
Храповалова неопределенно хмыкала и отвечала:
— Ну не строй из себя снежную королеву. Хотя тебе это идет, Ипатова… Надо признать, имидж ты себе потрясный создаешь. А у меня так не получается.
— Да о чем ты? — никак не могла понять Катерина.
Светка популярно ей разъясняла:
— Ты что, не понимаешь, ты же самая красивая! Будь я такая, как ты, давно бы нашла себе богатого друга. И что в этом плохого? Нужно на перспективу работать! А то пока универ закончишь и диплом получишь, чтобы начать самостоятельную жизнь, пройдет еще несколько долгих лет.
Катя, слыша такие слова, всегда краснела, но даже эту ее черту Светка находила потрясающей.
— И как тебе это удается? — спрашивала она. — Ну-ка, ответь мне, Ипатова? Не знаешь, так само получается? Вот она, несправедливость. Некоторым жизнь дает такие шансы, а они их даже и не используют. Мне же, бедной девушке, всего нужно собственным горбом достигать. Ты же и умница, и красавица, и к тому же еще и на отвлеченные темы говорить можешь. Ну, ну, посмотрим, посмотрим…
Иногда Катю посещала мысль, от которой ей становилось стыдно. Неужели лучшая подруга Светка ей завидует? Да нет, этого быть не может! Хотя эта мысль упорно лезла в голову, когда она видела, с каким прищуром Храповалова рассматривает ее, когда не догадывается, что Катя видит этот взгляд.
По-другому складывались отношения Кати с Олесей Тарасовой. Та меланхолично посещала все занятия, витая где-то в собственных грезах. Олеся никогда не говорила о шмотках или о
Первые ухажеры у Кати появились именно в университете. Однако она не придавала этому значения, хотя несколько раз посещала с ними дорогие ночные клубы. Но как она убедилась, это была не ее стихия. Кроме того, глядя на своих сверстниц, которые блистали дорогими и стильными нарядами и потрясающими украшениями, она всегда думала, что никогда не сможет позволить себе ничего подобного. Отец получал немного, а вместе с такой же мизерной зарплатой мамы они в итоге едва сводили концы с концами. Впрочем, родители всегда старались порадовать дочку обновкой.
Катя это знала и никогда не требовала чего-то супермодного и экстраординарного, хотя ей так хотелось! Иногда, после учебы, прогуливаясь по центру города, она заходила в дорогие магазины и представляла себе, что у нее достаточно средств, чтобы купить ту или иную понравившуюся вещь. Денег не было, но Катя не отказывала себе в удовольствии вертеться перед зеркалом, примеряя то джинсы, то шубку. Когда-нибудь, Катя была твердо уверена, она станет достаточно богатой, чтобы позволить себе все. Но когда же это случится?
Светка однажды появилась в университете, одетая с ног до головы в шикарные и дорогие вещи, которые Катя никогда бы не могла себе позволить. А девчонки сразу же зашушукались, что Светку привезла на Лысую гору иномарка. Храповалова и не скрывала, что у нее появился состоятельный поклонник.
— Ему сорок семь, но я люблю мужчин в возрасте, — разоткровенничалась Светка. — Они такие душки! Правда, он уже давно женат, и его дочка старше меня, но зато у него собственная адвокатская контора. Денег полно! Я понимаю, что это ненадолго, но так хочется уйти от серости и обыденности!
Катя никогда не осуждала Светку, да и за что ее осуждать? Храповалова именовала своих великовозрастных друзей, которые все, как один, были лет на двадцать пять старше ее, «папиками».
Шло время, Катя с ужасом вдруг поняла, что скоро завершится ее беззаботная студенческая жизнь. Она перешла на пятый курс. А что дальше? О Москве и возможной карьере в фирме она думала как о чем-то далеком, а вдруг выяснилось, что будущее нахально стучится в дверь. Катерина осознала, что еще не готова уехать от родителей. Как она одна сможет начать новую жизнь? И вообще, что она должна делать, чтобы найти место в столице?
Половина девушек, которые учились на курсе вместе с Катей, вышли замуж, некоторые даже родили. А те, кто еще не успел обзавестись мужьями, имели друзей или приятелей. Похоже, только она, Светка и Олеся были свободны. Светка — потому что после расставания с очередным «папиком», директором банка, зареклась иметь дело с «этими жлобами и жмотами». Олеся вообще не интересовалась противоположным полом, готовя себя к роли учительницы немецкого в школе.
Поэтому когда Ирина Семеновна Зализняк, та самая преподавательница, которая закладывала азы немецкой фонетики в головы студентов- первокурсников, завела с ней речь об аспирантуре, Катя, сама не зная почему, согласилась.
— Деточка, — говорила ей Зализняк. — Я хоть и кандидат наук, но у меня нет возможности набирать себе аспирантов. Но я уже зондировала почву и говорила о тебе с профессором Куракиным. Валентин Григорьевич знает тебя великолепно, он помнит, с каким увлечением ты работала у него на семинарах по истории языка и теоретической грамматике. В этом году у него есть возможность взять к себе двух человек. И я советую тебе, Катя, всерьез подумать над тем, чтобы пойти к нему в аспирантуру. Поговори об этом сначала с родителями, и если вы придете к положительному решению, то мы все вместе отправимся к
