красивые каменные постройки, экипажи, в которых восседали богатые эльпараисцы, лавки и магазинчики. Коляска остановилась около дорожки, выложенной разноцветным мрамором, Елизавета Порфирьевна не без любопытства спросила:
– Федор, это что, наше новое жилище?
Кучер почтительно обратился к Самдевятову по-французски и, указывая на притаившийся среди растительности особняк, пояснил, что он принадлежит русским гостям.
Самдевятовы прошествовали по дорожке к чугунным воротам, кучер распахнул их, они попали в чудный сад, посреди которого Ксения заметила беломраморную чашу фонтана и небольшой пруд. Особняк, скрытый деревьями, насчитывал три этажа и был выстроен в затейливом средиземноморском стиле.
– Папочка, мы будем здесь жить? – спросила, затаив дыхание, Ксения.
Ей показалось, что они оказались в сказке, где добрый волшебник преподнес им в подарок дворец.
Самдевятов важно ответил:
– Да, Ксения, это наше новое пристанище. Я же сказал, что князь Сухоцкий заботится о престиже – я как директор филиала должен жить в отличном доме, дабы все видели: дела у нашего банка идут блестяще!
Даже Елизавета Порфирьевна была довольна. Кучер распахнул входную дверь, и они попали в полукруглую прихожую с широкой лестницей в два пролета, которая уводила на второй и третий этажи. Елизавета Порфирьевна повела носом и заметила:
– Тут все пропахло пылью! И почему слуги к нашему приезду ничего не проветрили!
– Быть может, потому, дорогая, что у нас пока еще нет слуг, – пояснил, распахивая одну за другой двери комнат на первом этаже, Самдевятов. – Отлично, какой просторный кабинет! А это бальная зала! Великолепно!
– Как это – нет слуг? – изумилась Елизавета Порфирьевна. – Так что же, я должна выполнять работу по дому сама?
– Не беспокойся, Лизонька, – сказал Федор Архипович. – Мы уладим этот вопрос в течение пары дней. Вот приедет Жорж, мой секретарь, он и подскажет, что мы должны делать.
Елизавета Порфирьевна недовольно заметила:
– Только запомни, Федор, я не потерплю, чтобы мои панталоны стирали негритянки! И кухню я им тоже не доверю! Как только представлю, что своими коричневыми пальцами они будут резать хлеб или овощи...
– Дорогая, тебе придется поумерить свой пыл, – оборвал ее Самдевятов. – Вот уже около двадцати пяти лет, со времен правления злосчастного императора-узурпатора Сильвио Великолепного, который пытался изображать из себя южноамериканского Бонапарта, в Коста-Бьянке отменено рабство, а мулаты и негры уравнены с белыми во всех правах. Так что не советую тебе поднимать вопрос о том, будут ли негритянки стирать твое исподнее или накрывать нам на стол, – в противном случае мы потеряем прислугу, ты будешь вынуждена сама вести хозяйство, и, кроме того, придется заплатить весомый штраф за неуважение к конституции. Это тебе не Россия!
Ксения поднялась на второй этаж и обнаружила чудесную угловую комнату.
– Она станет моей! – крикнула девочка. Подоспевшая Елизавета Порфирьевна заметила:
– Нет, Ксения, эта комната будет моей гардеробной. Для тебя я нашла другую.
Она отвела девочку к небольшой комнатке с узким оконцем. Ксения заметила на стене черно-красную сколопендру. Елизавета Порфирьевна заголосила:
– О, боже мой, Федор! Тут везде звери! Убери эту гадость!
Самдевятов, прикончив сколопендру башмаком, заметил:
– Дорогая, тебе придется привыкать к этим животным. Позволь заметить, что ты для них такая же тварь, как и они для тебя. Ты что, хочешь, чтобы наша дочь жила в этой каморке? Нет, она займет другую комнату, и это мое последнее слово!
Федор Архипович потащил за собой Ксению, и они оказались на пороге комнаты, которую Елизавета Порфирьевна облюбовала себе в качестве гардеробной.
На обустройство жилища Самдевятовым потребовалось две недели. Елизавета Порфирьевна недосчиталась двух чемоданов с одеждой и ящика с фарфоровым сервизом. Она обвиняла секретаря мужа Жоржа в том, что тот или оставил их в порту, или присвоил себе. Самдевятов пересчитал все ящики, сравнил их с записями, составленными самой Елизаветой Порфирьевной, и изрек:
– Дорогая, тебе не кажется, что все совпадает?
Самдевятов взял дочку в центр Эльпараисо, где располагалась контора банка. Гордая вывеска золотыми буквами по-испански, по-русски и по-английски извещала, что это – «Филиал Санкт-Петербургского банка и Акционерного Общества, принадлежащего его сиятельству князю Е. И. Сухоцкому». Ксения видела, с каким подобострастием относятся к отцу служащие, – это явно импонировало самолюбивому Самдевятову.
Елизавете Порфирьевне пришлось смириться с тем, что особняк оказался в руках болтливых, громогласных служанок с шоколадной кожей. Ксения быстро выучилась трещать по-испански. Служанки баловали Ксению, и девочке нравилось проводить время на кухне или в прачечной, где она слушала пересуды прислуги, внимала страшным историям, повествующим об оживающих мертвецах, восторгалась рассказами о канувшей в Лету эпохе императора Сильвио.
Также девочка узнала, что служанки думают о ее матери. Елизавета Порфирьева не утруждала себя испанским, отдавала распоряжения по-русски или по-французски, нещадно наказывала провинившихся и все время подозревала, что прислуга ее обворовывает и обманывает. Хозяйка была темой постоянных насмешек и издевательств. Ксении было больно осознавать, что служанки шепчутся о том, кого лучше запустить в ванную Елизаветы Порфирьевны – игуану или черепаху, стоит ли положить ей страшного на вид волосатого паука в шкаф или под подушку и что приготовить на обед – внутренности крокодила или тушеного осьминога, и выдать это за говядину.
Ксения быстро освоилась в Эльпараисо. Для нее наняли двух гувернанток – испанскую и русскую, обе дамы, до крайности различные (испанка – полная, темпераментная, темноволосая, русская – тощая, флегматичная и седая), люто ненавидели одна другую, отчаянно интриговали, желая выжить из дома соперницу, плели небылицы и вскоре сблизились до такой степени, что не могли представить и дня без конкурентки.
Ксения не могла понять, отчего от нее требуется сидеть за столом и слушать длинные и нудные монологи гувернанток, когда стоит такая чудесная погода! Частенько она, не ставя никого в известность, отправлялась на берег океана и, отыскав укромное местечко, раздевалась и бросалась голышом в теплую соленую воду. Узнай о ее проделках Елизавета Порфирьевна, Ксения оказалась бы под домашним арестом на целый год.
Прошел год. Самдевятов пропадал день и ночь в конторе, редко появляясь дома. Федор Архипович пополнел, на местный манер отпустил бородку и длинные волосы, сменил гардероб. Дела у филиала банка, который он возглавлял, шли как нельзя лучше. Самдевятов сносно говорил по-испански, щедро поощрял инициативу подчиненных и не скупился на подарки отцам города. Раз в месяц он закатывал приемы, поражая всех «русским хлебосольством»: это помогало ему привлекать новых клиентов.
Самдевятов не жалел денег, в их особняке появились новые и весьма дорогие вещи. Елизавета Порфирьевна не смогла найти общий язык с дамами из Эльпараисо, считая их всех зазнайками и дурнушками и при каждой удобном случае припоминая, что она – дочь графа. Ее любимым занятием стало посещение антикварных лавок и аукционов, где она, не обращая внимания на цены, скупала мебель и раритетные предметы искусства.
Вилла, в которой обитало семейство Самдевятовых, постепенно превращалась в небольшой дворец. Елизавета Порфирьевна скупала туалеты последней парижской моды, хотя красоваться в них на балах и приемах у нее не было возможности. Ксения знала, что мама проводит большую часть времени у себя в комнатах, где методично сортирует драгоценности или наряды, примеряет их у зеркала и снова снимает.
Однажды Федору Архиповичу донесли трагическую весть – садовник, который ухаживал за парком около их особняка, наступил на ядовитую змею, та его укусила, и он скончался. Более всего Елизавету Порфирьевну обеспокоил вопрос: кто же будет ухаживать за садом? Матушка устроила настоящее состязание среди претендентов на эту должность. Одного за другим она отвергала мулатов и негров,
