Ксении.
Понимая, что ничего от полицейского не добьется, Ксения уселась на скамейку, прислонилась к грязной стене, выкрашенной краской некогда светло-зеленого цвета и испещренной похабными надписями, и задумалась.
Дядя Николас не узнал ее – или решил сделать вид, что не узнает? Но какой от этого прок, ведь она, если не сегодня, так через несколько дней появится в Эльпараисо. Услышал ли ее Андреас и разобрал ли он название этой богом забытой дыры, городка Лас-Катарана?
Ксения вытянулась на узкой скамейке и, внимая самбе, попыталась заснуть.
Феликс Разумовский посмотрел на результаты экспертизы: патологоанатом только что завершил токсикологическое исследование тела пилота Марио Сантаны.
– Все более чем очевидно, – снимая белый халат, произнес патологоанатом, – ваш подопечный скончался от убойной дозы экспериментального лекарства траксимил. Впервые сталкиваюсь со случаем, когда этот самый траксимил используется для умерщвления. Вообще-то он еще не допущен на рынок и проходит тестирование в медицинских институтах и лабораториях фармацевтических концернов, однако им уже торгуют на черном рынке. Пройдет еще год или полтора, прежде чем траксимил будет разрешен к продаже в аптеках.
– Что это за средство? – спросил журналист.
Патологоанатом пояснил:
– Оно чрезвычайно эффективно при некоторых заболеваниях головного мозга.
Феликс задумался. Если предположить, что дядюшка Николас подсыпал траксимил пилоту непосредственно перед стартом и тот скончался в воздухе, что и привело к катастрофе, то получается весьма и весьма неприглядная картина – сеньор Сан-Донато приложил все усилия, чтобы убить родную племянницу!
– Если у вас больше нет вопросов, то я хотел бы получить свой гонорар, – заявил патологоанатом. – И не забудьте забрать труп!
Феликс отсчитал купюры и договорился с патологоанатомом, что тот за дополнительную плату избавится от тела.
Разумовский позвонил Андреасу и сообщил:
– Ничем порадовать не могу, пилота отравили сильнодействующим лекарством, однако это никак не поможет нам в расследовании.
Разумовский не хотел посвящать грека в свои размышления. Этот настырный жених ему только мешает. Траксимил был на деле чрезвычайно многообещающей версией. Но ею он займется в одиночку, без помощи Андреаса.
– Как жаль, – ответил Андреас. – И что ты намерен сейчас делать?
Вместо ответа Феликс положил трубку. Грека не касается, какие у него планы. Через два часа Разумовский посетил клинику доктора Шу, где у него была назначена встреча со знаменитым кудесником. – Он попал в царство миниатюрных китаянок, которые походили на изящные фарфоровые статуэтки. Доктор Шу, высокий седоватый господин, прибыл в Коста-Бьянку с Тайваня и всего за несколько лет стал самым высокооплачиваемым пластическим хирургом Эльпараисо. Он не только перекраивал лица и тела, но при помощи таинственного коктейля, компонентами которого являлись гормоны и чудодейственные восточные травы, продлял молодость, возвращал сексуальную энергию и способствовал вспышкам вдохновения.
Феликс шагнул в просторную приемную – белый мрамор, картины с идиллическими китайскими мотивами, золотые вывески с иероглифами.
– Сеньор Разумовский, доктор Шу примет вас через пять минут, – пропела крошечная китаянка на чистейшем испанском и предложила ему подождать на удобной и мягкой софе.
Записаться на прием к доктору Шу было делом нереальным – чтобы лечь под нож в декабре, требовалось звонить в клинику в январе. Но Феликс умел находить красноречивые аргументы. Он назвал два имени, и секретарша доктора Шу, доложив патрону, немедленно ответила, что «сеньор может подъехать завтра к полудню».
Ждать долго не пришлось, часть стены отъехала в сторону, к Феликсу подошла еще одна кукольная китаянка, как две капли воды похожая на предыдущую, и сообщила, что доктор Шу его ждет. Они проследовали в смежную комнату, где их ждала третья девушка – копия двух первых, с лучезарной улыбкой отворившая дверь-арку и с поклоном впустившая Феликса в кабинет великого врача.
Доктор Шу сидел в вертящемся кресле за огромным столом. Поставив руки на локти и сцепив ладони в замок, китаец внимательно наблюдал за гостем сквозь стекла очков в тончайшей золотой оправе. Хирург, наклонив голову с тщательно уложенными сединами, тонкой улыбкой приветствовал Феликса.
Кабинет был огромным и больше напоминал космическую станцию – странные изогнутые кресла, окна- иллюминаторы, белизна и стерильность.
– Рад приветствовать вас, – со свистом произнес доктор Шу по-испански. Феликс ответил ему по- китайски:
– Добрый день, доктор Линг Фуэнь!
Доктор Шу вздрогнул, медленно поднялся из кресла, его карие глаза лучились страхом и ненавистью. Бросив короткий взгляд через плечо, как будто кто-то стоял у него за спиной, доктор Шу ответил:
– О, сеньор говорит на моем родном языке! Причем практически без акцента! Однако вы путаете меня с кем-то из своих знакомых! Мое имя – доктор Шу!
Хирург легко поклонился, но глаза за стеклами очков метались, как две испуганные крысы.
Феликс заметил:
– Вы ошибаетесь, доктор, Линг Фуэнь не был моим знакомым, да я бы и не хотел иметь подобного типа в друзьях! Посудите сами, он был известным и весьма преуспевающим косметическим хирургом в Шанхае, у него имелась частная клиника, доктор достиг известного положения в обществе и сколотил неплохое состояние. И внезапно у него на столе умирает двадцатилетняя девица – уверен, что этот самый Линг Фуэнь сумел бы отвертеться, подмазав продажных чиновников Поднебесной, но особа эта была дочерью одного из всемогущих членов китайского ЦК. Операция была несложная, девушка в качестве подарка на день рождения вытребовала с родителей новый нос, как у Шэрон Стоун, и губы, как у Камерон Диас. Все прошло замечательно, однако что-то напортачил анестезиолог, и юная особа умерла на операционном столе под самый конец хирургического вмешательства. Взбешенный партийный бонза, отец китаянки, настоял на детальном и честном расследовании, и вскрылось, что почтенный доктор не брезговал использовать для радикального омоложения своих клиентов ткани человеческих эмбрионов, которые приобретал следующим оригинальным способом: у него имелся подпольный инкубатор, по-другому я не могу это назвать, и в нем за определенную плату доктор при помощи искусственного оплодотворения вызывал у молодых девиц, приехавших в Шанхай на заработки из провинции, беременность, которая потом прерывалась на втором, третьем, пятом, а иногда даже и седьмом месяце – причем всегда, разумеется, с летальными для плода последствиями. Девицы при этом не страдали, получали свои юани и исчезали из клиники, приводя других, молодых, здоровых и ради денег согласных на все. Наш Линг Фуэнь пускал ткани убитых эмбрионов на производство особых инъекций, которые вершили чудеса: морщины разглаживались, резались зубы, пропадала седина, даже у восьмидесятилетних просыпалось желание. Недельная серия инъекций – по одной в день – обходилась страждущим, а это были не только богатые китайцы, но и нувориши со всего мира, в сто тысяч долларов. И люди платили, заказывая сразу по двадцать-тридцать недельных курсов! Представляете, какие деньги делал этот китайский доктор...
По мере того, как Феликс рассказывал, розовое лицо доктора Шу приобретало коричневый оттенок. Вены на шее вздулись, руки затряслись.
– Как ни прискорбно, но производство эликсира вечной молодости было поставлено на промышленную основу – доктору принадлежал целый заводик, который, согласно документам, выпускал дешевый одеколон. На самом же деле там в котлах по особой технологии обрабатывались ткани младенцев, из них извлекались гормоны, которые из стариков делают юношей. Эмбрионов убивали не десятками и не сотнями, счет шел на центнеры – милый доктор, который по размаху своих злодеяний едва ли не превзошел печально известного доктора Менделе, тем временем открыл четыре подпольных абортария в Пекине, Гонконге и Макао. На совести этого злодея многие тысячи загубленных человеческих жизней. Но, я вижу, вас мой рассказ несколько взволновал...
