которой молодой Стаховский изображен с ее матерью, и еще свидетельство экспертизы…
– Мне нечего сказать, – произнесла наконец Светлана после долгой паузы. Ведущий, приоткрыв рот, ловил каждое ее слово. – Я… Я не верю этому… Я не знаю… Я прошу вас прекратить этот разговор… Я плохо себя чувствую…
Светлана, не обращая ни на кого внимания, поднялась из кресла. Глядя только вперед, она медленно побрела из студии, и вдогонку ей не раздалось ни единой реплики.
– Света, именно об этом я и должен был сказать тебе с самого начала, – произнес Павел.
Он находился в квартире у Светланы, где та, запершись в кабинете, отказывалась отвечать на звонки и беседовать с кем бы то ни было. После прямого эфира, во время которого Кристина Стаховская заявила о ее родстве со своим мужем и инкриминировала ей причастность к его гибели, прошло четыре дня. Светлана плохо помнила события этих дней. Бесконечные назойливые коллеги-журналисты, статьи в газетах, различные ток-шоу, гости которых со смаком обсуждали: убийца ли Светлана Ухтомина или не ведавшая истинного положения вещей наивная правдолюбка, ставшая жертвой каприза рока?
Более всего Светлана опасалась не сплетен о себе и даже не обвинения в причастности к убийству Стаховского, тревогу внушал ей Геннадий Петрович. Ухтомин, которого весть о том, что Светлана не является его дочерью, а его покойная жена изменяла ему со Стаховским, постарел за один день буквально на двадцать лет. Из подтянутого, жизнерадостного, хотя и несколько ворчливого пенсионера он превратился в отчаявшегося старика с остекленевшим взором.
Он практически все время молчал, и Светлана, опасаясь, что Геннадий Петрович неожиданно решится на какую-нибудь безрассудную глупость, попросила братьев уделить внимание отцу. Близнецы с радостью согласились и постарались отвлечь Ухтомина от страшных мыслей.
Светлана, как могла, пыталась огородить его от потока безобразных домыслов, безжалостных сплетен и убийственных фактов. Заявление Кристины изменило ее жизнь. Но ведь и ее собственное расследование перевернуло существование Кристины с ног на голову. Однако отец сам заговорил с ней.
– Света, – сказал он. – Мне очень тяжело, но тебе, без сомнения, еще тяжелее. Ты моя дочь, и мне все равно, кто является твоим отцом – Стаховский или кто-то еще. Я вырастил тебя, и я люблю тебя… Таня… Я все думаю – как она могла?! Но, вероятно, у нее были на это причины. В те годы я был эгоистом, который занимался исключительно карьерой и практически не уделял ей времени. Видимо, это и подтолкнуло ее к фатальному решению. Я не осуждаю ее, мне просто жаль, что все так получилось, детка. Ты не виновата в наших с ней грехах. Говорил же я тебе, что не стоило разгребать дело о гибели Стаховского, я чувствовал, что все это закончится чем-то страшным. Если бы я только знал обо всем, если бы я только знал, Света…
Ухтомина решила: она будет сопротивляться. Она не позволит обвинить себя в убийстве Стаховского. Того самого Стаховского, который был ее отцом. Значит, человек, изнасиловавший и удушивший Оксану Винокурову, человек, без всяческих сантиментов обрекший своего лучшего друга на смерть в огне, – ее отец. И она его кровь от крови, плоть от плоти. Дочь убийцы! А тот великолепный человек, Геннадий Петрович Ухтомин, который все сделал, чтобы она достигла успеха, на самом деле только ее воспитатель. Но это не мешает ей любить Геннадия Петровича и только его считать своим единственным и подлинным отцом.
Все же отец в чем-то прав. Река забвения вышла из берегов и захлестнула ее. Теперь спасения нет, как нет и дороги назад.
– Ты знал с самого начала, кто я такая, – потрясенно произнесла Светлана, выслушав сбивчивый рассказ Павла. – Ты знал, что Стаховский мой отец и какую роль твоя мать сыграла во всей этой истории. Ты знал – и молчал!
– Света, я не мог сказать тебе это без подготовки, мне было так сложно, – попытался защититься Резниченко. – Я восхищался тобой, пытался быть с тобой вместе, я даже думал, к чему тебе правда?
– Павел, я не хочу больше видеть тебя, – медленно сказала Светлана.
Они находились одни в ее кабинете, одни в квартире. Шторы на окнах были задернуты, несмотря на то, что натикало только десять утра. Светлана не выходила на улицу уже три дня, журналисты и просто зеваки осадили ее подъезд и пытались проникнуть в квартиру, досаждая постоянными звонками и стуком.
– Ты должен был сказать мне, – заявила Светлана. – Ты не имел права утаить от меня правду. Это ведь моя жизнь, а не твоя…
– Я не знал, что должен делать в такой ситуации, – защищался Резниченко. – Я и сам узнал обо всем незадолго до смерти мамы, она рассказала обо всем, чувствуя, что скоро ее не станет. О том, как ее подруга Таня Ухтомина выдавала ее за себя. Как Таня потом забеременела от молодого, но уже тогда амбициозного и подающего большие надежды студента факультета журналистики Володи Стаховского. Она говорила, что Татьяна, твоя мама, была без ума от него, но тот сам разорвал отношения, едва узнал, что… что ты появишься на свет.
Светлана понимала, что Павел ни в чем не виноват. Если кто-то и несет вину за случившееся, так это ее мать и Стаховский. Но оба мертвы. Однако она не могла простить Павла. Ведь кто-то же должен быть виноват в этой истории. Он и Кристина. Хотя Кристина отлично справилась со своей задачей, она раскопала еще одну сенсацию и предала ее огласке в прямом эфире.
– Света, – произнес Резниченко, – до того, как ты вычеркнешь меня из своей жизни, я хочу, чтобы ты встретилась с одним человеком. Это очень-очень важно! Прошу тебя!
– Кто это? – спросила Светлана. – Впрочем, мне все равно. Один из твоих друзей, не так ли? Или я ошибаюсь? Что же, веди его.
Павел позвонил со своего мобильного, произнес несколько фраз и сказал:
– Он приедете через полчаса. Света, тебе не нужно упрекать себя в чем-либо, ты ни в чем не виновата…
Через сорок минут в дверь Ухтоминых позвонили. Предварительно убедившись в глазок, что это именно тот человек, которого они ждут, Павел открыл дверь. На пороге возник крепкий мужчина лет сорока пяти.
– Добрый день, – произнес он. – Будем знакомы, полковник Сальченко.
– Что это значит, – в страхе обернулась Светлана к Павлу. Ей не понравилась странная кривая улыбка, которая блуждала на лице Резниченко. – Павел, объясни мне, пожалуйста!
– Думаю, говорить буду я, – сказала полковник Сальченко. – И нам предстоит долгий и серьезный разговор, уважаемая Светлана Геннадьевна. Давайте отойдем от двери. И если честно, я бы не отказался от хорошей чашки чаю или, еще лучше, кофе…
Светлана подняла голову, оторвавшись от статьи, над которой работала. Она никак не могла найти подходящего слова. Но в последние дни она вообще не могла сконцентрироваться над работой.
Ухтомина находилась в своем кабинете в редакции «Столичного курьера». После разразившегося телевизионного скандала она ощутила некоторое отчуждение коллег, до нее доходили невнятные слухи, упрекавшие ее в том, что она способствовала гибели Стаховского. Еще бы, его побочная дочь, которая претендует на миллионы.
Шум в коридоре… Голоса и крики. Неужели это то, чего она так долго ждет со страхом?
Дверь распахнулась, в комнату ввалились несколько человек в камуфляжной форме и с черными масками на лицах. Светлана побледнела. Вслед за ними протиснулся оператор с камерой, а также невысокая женщина, которая, подойдя к Светлане, сказала:
– Гражданка Ухтомина Светлана Геннадьевна?
– Да, – произнесла Светлана. Она видела, как в коридоре толпятся ее коллеги, о чем-то шушукаясь и напряженно следя за происходящим.
– У меня имеется ордер на ваш арест, подписанный заместителем Генерального прокурора, – сказала дама. – Прошу вас, ознакомьтесь!
Ухтомина произнесла cо вздохом:
– В чем меня обвиняют?
– Подготовка заказного убийства, Светлана Геннадьевна.
По коридору, где толпились журналисты, пролетел, как черная ворона, возглас изумления. Светлана
