дальше, в памяти остались только до нестерпимого блеска начищенные сапоги вождя и запах крепкого табака, исходивший от Сталина. Его окружали прочие важные лица государства и партии – Варя узнала «всесоюзного старосту» Калинина с седой бородкой, делавшей его похожим на бывшего директора школы- интерната Николая Евграфовича, а также легендарного комдива Ворошилова. На негнущихся ногах она приблизилась к Сталину, и тот уставился на нее своими желтоватыми кошачьими глазами – от этого взгляда Варе стало не по себе.
– Рад с тобой познакомиться, Маша Колесникова, – произнес вождь и усмехнулся в густые рыжеватые усы.
Варя удивилась. Как-то она заявила Райху в сердцах, что ей надоели люди, видящие в ней исключительно героиню «Жить стало лучше». Но, похоже, и сам Иосиф Виссарионович был из числа подобных зрителей.
– Товарищ Райх, что же вы оборвали свою картину на самом интересном месте? – повернул голову в сторону режиссера Сталин, раскурив трубку. Никто, кроме вождя, в Колонном зале не курил, однако Сталин стоял выше всяческих запретов. – Руководство партии и страны, можно сказать, ночей не спит, желает узнать, что будет с Машей дальше, а вы, по всей видимости, не спешите удовлетворить наше законное любопытство. Плохо, плохо, товарищ режиссер. Ведь тем самым вы выводите из строя важнейших лиц Советского Союза, отрицательно влияете на их работоспособность. Вредительством, так сказать, занимаетесь...
Сталин, произнося последние ужасные фразы, попыхивал трубочкой и ласково улыбался, но его глаза оставались холодными. Варя в ужасе заметила, что Генрих Олегович дрожит, как будто оказался на сорокаградусном морозе, большая лысина режиссера взмокла; и он судорожно сжимает и разжимает пальцы рук.
– Нехорошо вы, право, поступаете, товарищ режиссер, – продолжал изощренную пытку Сталин. – Мы все извелись и жаждем продолжения. Ведь так?
Со всех сторон доносились поддакивания и уверения соратников вождя в том, что каждый из них желает увидеть вторую часть похождений сироты Маши.
– А что ты об этом думаешь, Маша? – спросил вдруг Сталин у Вари. – Мы же с тобой уже встречались, правда, в фильме, и там ты вела себя побойчее. Так что не молчи, девочка! Может ли руководство страны и партии доверить товарищу Райху столь ответственное задание?
Возникла неловкая пауза, Варя знала: если она промолчит, то это будет иметь нелицеприятные последствия для Генриха Олеговича, которого она очень уважала и даже любила.
– Да, товарищ Сталин, – выдавила из себя Варя. – Генрих Олегович – самый лучший!
Сталин усмехнулся:
– Устами ребенка глаголет истина. Руководство партии и страны тоже так думает, поэтому и поручает вам, товарищ Райх, заняться написанием сценария второй и третьей части приключений пионерки Маши. Ведь до Нового года вы справитесь?
Несмотря на то, что до Нового года оставалось семь недель, Райх с готовностью ответил:
– Всенепременно, товарищ Сталин!
– Вот и отлично, – заявил тот, вынимая изо рта трубку. – Потому что если и дальше тянуть, то это в самом деле будет походить на намеренное вредительство, и не только по отношению к руководству партии и страны, но ко всему советскому народу. Вы же не вредитель, товарищ Райх?
– Никак нет, – брякнул Генрих Олегович, снова бледнея.
Сталин, приблизившись к нему, ткнул режиссера в грудь черенком трубки и сказал:
– Собственно, руководство партии и страны никогда и не сомневалось в вас. Имеется несколько идеек, которые надо обязательно взять в сценарий, товарищ Райх, и я хочу обсудить их с вами как с самым лучшим.
И он пошел по залу, попыхивая трубкой. Режиссер Райх засеменил рядом с ним, а все прочие провожали неравную пару взглядами, полными тоски и зависти.
Последовавший банкет показался Варе чрезвычайно длинным и нудным – много ели, еще больше пили. Одно порадовало: товарищ Сталин сам провозгласил тост за здоровье Маши Колесниковой.
По пути домой размякший от похвалы вождя и большого количества алкоголя Генрих Олегович, развалившись на кожаном сиденье «ЗИСа», сообщил Варе:
– Товарищ Сталин уже продумал основные линии второй и даже третьей части. Я был просто потрясен – до какой степени этот человек мудр и прозорлив! Иосиф Виссарионович желает почитать сценарий до того, как я предоставлю его руководству. Кстати, Товарищ Сталин очень доволен твоей игрой. Сказал, что ты далеко пойдешь, Маша Колесникова!
– Я не Маша, а Варя, – попыталась возразить девочка, но Райх ее уже не слышал – режиссер, раскрыв рот, громко храпел в пьяном забытьи.
Сценарий был написан за четыре недели. Забрать его явился кремлевский курьер, а несколько дней спустя Райх был вызван на дачу вождя, где тот вручил ему испещренную красными пометками рукопись. Изменить требовалось многое, но Генрих Олегович, обычно рьяно сражавшийся с цензурой за каждую сцену и каждую реплику, безропотно принял исправления вождя.
Сразу после Нового года начались съемки. Варя как-то спросила, сможет ли она сыграть какую-либо иную роль (сирота-пионерка Маша Колесникова начала ее порядком раздражать), на что Райх ответил со вздохом:
– Товарищ Сталин увлечен своим «проектом», и пока он не разрешит, других фильмов ни для тебя, ни для меня не будет.
Глава 28
Если раньше Варя любила свою роль, то со временем стала ненавидеть Машу. Да и главная героиня из озорной, непослушной, доброй девочки превратилась вдруг в рьяную пионерку, поучающую всех и вся и готовую пожертвовать жизнью ради разоблачения иностранных шпионов и врагов народа. Ей даже пришлось держать в руках оружие – в конце второй части Маша палила из двустволки по лощеному типу, прибывшему в Советский Союз с целью крупной диверсии на военном заводе, где Маша работала токарем.
Вторая часть фильма была также крайне успешной, хотя не в такой степени, как первая. Еще до того, как она вышла на киноэкраны, Райх принялся за съемки третьей, но та провалилась в прокате: уж слишком много было в ней казенных штампованных фраз, нереальных событий и приторных монологов в честь Советской власти и товарища Сталина. Поэтому вождь потерял интерес к «проекту» и, вызвав к себе Райха, сказал, что неплохо бы подумать о фильме, основанном на русской истории.
Варя была рада, что эпопея с Машей Колесниковой закончилась. Первая часть стала всенародно любимой, вторую тоже иногда крутили, но на нее зрители не валили толпами, а третья сразу после премьеры исчезла с экранов кинотеатров и легла на полки Госфильмофонда. Варя никогда не говорила об этом с Райхом, однако понимала: неуспех второй и крах третьей части связаны с тем, что сценарий был переписан не кем иным, как вождем всех времен и народов. Но произнести подобное вслух было очень опасно: подрастающая Варя знала, что и для нее, и для Генриха Олеговича это может закончиться катастрофой.
Историческая кинолента снималась долго и вышла на экраны только в 1935 году. Варе к тому времени исполнилось восемнадцать, она играла в фильме властительницу Киевской Руси княгиню Ольгу, после смерти мужа ставшую во главе государства и успешно отражавшую нападения врагов. Игра Вари получила признание критики, но зрители картину не оценили: уж слишком она была длинной, мрачной по настроению, сложной для понимания и, по мнению многих, нудной – никакого сравнения с веселыми приключениями пионерки Маши.
Поэтому с самого верха было приказано немедленно заняться теперь повышением духа советских граждан и снять комедию. Что и было сделано: лента под названием «Любовь и песня» стала подлинным хитом 1936 года. Варя в ней изображала доярку Валечку, приехавшую из деревни в Москву, в гости к дальнему родственнику-профессору. Зрители хохотали, надрывая животы, наблюдая за похождениями Валечки, которую отчего-то приняли за известную ученую, да и товарищ Сталин выразил свое одобрение, наградив Райха и Варю орденом Красного Знамени.
Варя из девочки-подростка превратилась в молодую красивую женщину. Она хотела продолжить
