делить постель с той же, что и он, женщиной.
Говорят, что одной ночью, когда герцогиня принимала в своем парижском доме Уго, к ней неожиданно заявился сам король. И вроде бы Уго повел себя наглым и бесчинным образом, что повлекло за собой гнев властелина. Брата моего обвинили в ереси и занятиях черной магией – что было правдой, ибо Уго предавался этому страшному греху, чтобы сделать себя еще более состоятельным как мужчину и завладеть симпатиями еще большего количества женщин.
Уго пришлось бежать из Парижа той же ночью, чтобы не быть арестованным и впоследствии наверняка сожженным. Затем несколько лет о нем не было ни слуху ни духу. Батюшка мой к тому времени скончался от постоянных возлияний и последствий прелюбодеяний, истратив почти все деньги нашего семейства. Моя матушка превратилась в высохшую и скорбную женщину, которая была вынуждена донашивать старые платья и высчитывать каждое су. Единственное, что утешало ее, это удачное замужество обеих моих сестер: одна стала женой престарелого маркиза, другая, наплевав на мнение тогда еще живого батюшки и не получив его благословения, обвенчалась с морским офицером, который за несколько лет сделал удачную карьеру и осел в столице. Сестры мои в меру своих возможностей помогали матушке, однако хозяйство нашего замка было так запущено, что требовалось богатство Креза, дабы исправить плачевную ситуацию. Вот к чему приводит погоня за вожделенными мечтами, которые в итоге оборачиваются грехами.
Замок и наши угодья были заложены, и я знал, недалек тот час, когда алчные кредиторы, в основном иудеи и итальянцы, набросятся, как стая стервятников, на бедную мою матушку. Она и сама была виновата в сложившейся ситуации – потакала батюшке и Уго, сама тратила деньги на безумные наряды и украшения. Но не время было вспоминать об этом. Я молился и просил у Господа избавления от позора и нищеты.
Тем временем объявился Уго. Он оказался при дворе испанского короля. Так как Испания и Франция находились в то время в весьма напряженных отношениях, то Уго мог наслаждаться полной безопасностью и быть уверенным в том, что ему не грозит быть выданным в руки нашей Фемиды.
Брат мой к тому времени если не остепенился, то хотя бы образумился, сделался осторожным и не подвергал себя лишнему риску. Я же за эти годы постоянными аскезами и молитвами снискал себе незаслуженную славу благочестивого монаха и стал правой рукой настоятеля. Поэтому, призвав меня к себе в кабинет, настоятель сказал, что желает поручить мне щепетильную и важную миссию. Мне требовалось отправиться в Мадрид с реликвией – нижней челюстью святого Бонифация, чтобы презентовать ее одному из влиятельных испанских прелатов. Наш настоятель был уже стар и слишком болен, чтобы отправиться самому в подобное путешествие, и выбор его пал на меня.
Я был польщен его решением. Разумеется, я тотчас снарядился в путь. При этом я имел в виду возможную встречу с Уго. Матушка дала мне письмо для своего любимого сына, а также настояла на том, чтобы я взял с собой пятьдесят золотых монет для Уго. Я пытался объяснить ей, чтобы она не разбрасывалась средствами, а лучше заплатила бы некоторые из многочисленных долгов или пожертвовала деньги церкви, но матушка, женщина упрямая и своевольная, сказала, что не мое дело рассуждать, я должен только исполнять ее веления, и если не желаю взять деньги для бедняжки Уго, то она больше не собирается иметь со мной ничего общего.
Мне пришлось согласиться, и я отправился в путь. Дорога была длинной, тем более что стоял холодный октябрь. Я очутился в Мадриде через две недели. Выполнив возложенную на меня миссию и передав преподобному священную реликвию, я принялся за поиски Уго. Обнаружить его в Мадриде оказалось несложно. Его знали многие, и они не могли понять, что такому набожному человеку, как я, нужно от нечестивого Уго. Когда же я сообщал, что являюсь его родным братом, то в ответ слышал слова проклятия и ненависти – не к себе, разумеется, а к брату моему Уго.
Из ловеласа и делателя рогоносцев он превратился в стяжателя и ростовщика. Уго открыл банкирский дом и купался в богатстве. Я нашел его в одном из самых красивых домов Мадрида. Уго, облаченный в дорогое одеяние, повзрослевший и лощеный, ходил по большой конторе, в которой работали его подчиненные. Сначала он не узнал меня, да и неудивительно, мы являли разительный контраст – Уго, весь в золоте и бриллиантах, с длинными рыжими волосами и короткой бородой на испанский манер, и я – бледный, изможденный и овеваемый святыми мыслями.
– Святой отец, пришли долг отдать? – спросил он меня по-испански, увидев в моей руке мешочек с монетами, теми самыми, которые передала ему матушка. – Давайте, давайте, у нас в банке любят деньги!
Я уже понял, что везде в том заведении царил страшный дух наживы и мздоимства. Я скорбно произнес:
– Уго, неужели ты не узнаешь меня, своего брата Армана? Правда, теперь я зовусь Ансельмом, так как больше пятнадцати лет нахожусь в лоне церкви.
– Ах, Арман! – вскричал Уго и бросился обнимать меня. Он был подлинно рад видеть меня, я, впрочем, тоже. Но, глядя на все то богатство, в котором он купался, добытое нечестивым и богопротивным способом, я сожалел о загубленной душе моего старшего брата.
Уго пригласил меня к себе в особняк, познакомил с очаровательной черноволосой испанкой, дочерью севильского гранда, которая была его супругой. У брата моего появилось на свет двое ребятишек – оба мальчики, донельзя похожие на своего отца, такие же шустрые и бойкие.
Узнав о бедственном положении матушки, он нахмурился и сказал:
– Я передам с тобой денег для нее, оплачу все долги, Арман. Я теперь богат. Мне повезло, мой банк считается одним из самых надежных в Мадриде. Сам я пока не могу вернуться во Францию, там я все еще считаюсь преступником и еретиком. Но надеюсь, в ближайшее время все изменится.
Все и на самом деле изменилось. Я был гостем Уго, когда разразилась катастрофа – его банк разорился. Я совершенно не разбираюсь во всех тонкостях, однако выяснилось, что Уго взял у своего тестя крупную сумму взаймы, основал банк, привлек клиентов обещаниями огромных процентов. К нему шли люди, вверяли ему деньги, Уго тут же давал их в рост другим. Однако он не обладал истинными знаниями и хитростью, чтобы преуспеть в ростовщичестве. Настал момент, когда клиенты потребовали свои деньги с процентами обратно, его банк лопнул и погреб под обломками самого Уго, его жену и детей.
Я стал свидетелем того, как в особняк к брату заявились люди, коим он был должен огромные суммы, и потребовали вернуть долги. Под окном его караулили клиенты банка, которые хотели получить проценты, и клиенты, которые желали получить назад свои вклады. Но Уго не мог обрадовать ни тех, ни других. Он, добравшись до денег, начал тратить их в первую очередь на себя. Огромный дом, шикарные выезды, лучшие платья и драгоценности для жены, королевская обстановка… Вот во что превратились деньги его вкладчиков. Он, сначала со смехом отвергший пятьдесят золотых монет, которые передала ему наша добрая матушка, потом выпросил их у меня и попытался расплатиться с кем-то из кредиторов. Но это была капля в море.
– Я конченый человек, – стонал он. – Арман, что мне делать, может быть, тоже уйти в монастырь? Меня все ненавидят. Меня же бросят в тюрьму, Арман! Помоги мне!
Но что я, смиренный монах, мог предпринять в такой ситуации? Несмотря на то что я был уверен – катастрофа, которая разразилась, была прямым следствием греховности моего брата, я взялся ему помочь и обратился к тому самому прелату, с миссией к которому прибыл в испанскую столицу. Этот наидостойнейший человек был духовником испанского короля и имел известное влияние при дворе. Он сумел сделать так, чтобы Уго не попал в тюрьму – а именно этого и опасался более всего мой несчастный брат. Ему предоставили год отсрочки, чтобы расплатиться по всем векселям, иначе он все же попадал в тюрьму. Dura lex, sed lex – закон суров, но это все же закон, и даже король, верховный властелин в государстве, должен следовать закону, дабы не нарушить божественного порядка вещей.
Уго упросил меня задержаться в Мадриде, не оставлять его одного в такой сложной ситуации. Из роскошного особняка он переехал в дешевый дом, где из обстановки не было ничего путного, сплошное старье. У его жены конфисковали все наряды и драгоценности, которые пустили с аукциона, чтобы заплатить хотя бы часть долгов. Дети ютились в холодных пустых комнатах, Уго пришлось отказаться от
