чтобы создать ложную видимость того, что вещи ношеные.
Приобрела кое-какое барахлишко и вместе с «дедом» отправилась по длиннющей набережной обратно к порту. Здесь и наступает самое интересное. Мы стали свидетелями несчастного случая – несколько ребятишек резвились с мячом, играя в футбол на спортивной площадке. Когда мяч вылетел за сетку, один из ребят, подросток лет десяти-одиннадцати, бросился за ним. Мяч оказался на проезжей части. А надо сказать, что правила движения в Эльпараисо не соблюдают, и полицейских я видела только в центре, на главной торговой улице. Мальчишка бесстрашно лавировал между сигналящих автомобилей, подхватил мяч – и в тот же момент был сбит старой желтой машиной.
Все произошло, как в замедленной съемке, и я видела малейшую деталь: тело мальчика, ставшее похожим на манекен, летит по воздуху, затем падает на асфальт, мгновенно окрашивающийся кровью. Мяч летит в сторону и подкатывается к ногам пешеходов, стоящих на тротуаре. Водитель желтой машины высовывает голову из открытого окна, затем резко дает задний ход, разворачивается на месте – и просто- напросто скрывается с места происшествия.
Я отчетливо вижу его номер, и он врезается мне в память. Затем все оживает – все вопят, машут руками, плачут. Вокруг мальчика, лежащего на асфальте в луже крови, мгновенно собирается толпа зевак. Все галдят, но никто не может ему помочь.
Нас изначально предупреждали – если за границей мы окажемся свидетелями преступления или несчастного случая, или даже если на моих глазах на улице упадет на землю человек и начнет биться в судорогах – немедленно уходить прочь. Не помогать, не вмешиваться! Потому что это может быть провокация, которая плачевно закончится для всех нас.
Однако о какой провокации могла идти речь в данном случае? Если уж в «логове капитализма», в Америке, Англии, в Западной Европе, никто не пытался вовлечь нас в дурную историю, ни ЦРУ, ни ФБР, ни МОССАД, ни прочие спецслужбы, то разве можно ожидать, что кто-то спит и видит, как бы дискредитировать меня, судового врача, и старшего механика в какой-то захудалой стране Южной Америки?
Если я отвернусь и пройду мимо, то буду ничем не лучше того типа в желтой машине, который, сбив мальчика, даже не соизволил остановиться, а трусливо скрылся. Все эти мысли занимали меня позднее, потому что в тот момент я, не раздумывая, бросилась к ребенку. Я же давала клятву Гиппократа, и помочь страждущему мой наипервейший долг!
С трудом прорвавшись сквозь толпу, я оказалась около пострадавшего. Мальчик лежал на спине, из затылка текла кровь. Я по-французски сообщила, что я – медик, и потребовала вызвать «Скорую помощь».
Мальчик не дышал. Времени на раздумья не было. Я принялась делать непрямой массаж сердца и искусственное дыхание. Когда мне уже думалось, что ребенка не спасти и его сердце завести не удастся, он вдруг подал признаки жизни – затрепетали веки, мальчик пришел в себя и попытался что-то сказать.
Наконец появилась и карета неотложной медицинской помощи – какая-то старая колымага. Местные врачи не произвели на меня хорошего впечатления – молодой парень, который, казалось, не знал, что делать с пострадавшим, и старик, предпочитавший болтать с прохожими вместо того, чтобы заниматься пациентом.
«Дед» вся тянул меня за рукав, напоминая, что нам здесь делать нечего и раз я выполнила свои функции, то надо уйти. Но я ответила ему, что бросить мальчика не могу – мне удалось его реанимировать, однако он может скончаться по пути в больницу на руках подозрительных медиков.
Поэтому, когда ребенка на носилках поместили в «Скорую помощь», я тоже полезла в машину. «Дед», матерясь, последовал за мной, заявив, что не оставит «сумасшедшую женщину» (то есть меня) одну.
Во время поездки в госпиталь у мальчика снова произошла остановка сердечной деятельности, и думаю, что, если бы не мое присутствие, он бы скончался, – тамошние врачи отнеслись к этому факту как к воле господней. Они даже интубацию трахеи толком сделать не могли! Хорошо, что надписи на ампулах были на латыни, поэтому мне не составило труда сориентироваться: адреналин, атропин и бикарбонат натрия внутривенно. И все равно асистолия! Пришлось делать прямой массаж сердца – впервые за мою врачебную карьеру! Рука моя слегка дрожала, когда я наскоро обмытым 96-процентным спиртом скальпелем рассекала ткани, но волнение быстро улеглось – для страха элементарно не было времени! Я все боялась раздавить сердце мальчика, поэтому внушала себе, что сердце – фиброзно-мышечный орган и так легко его не повредишь. Благодаря именно прямому массажу сердечная деятельность возобновилась – мозг был без кислорода не более двух с половиной минут, так что негативных последствий для здоровья ребенка ожидать не приходится.
И вот мы прибыли в больницу, разместившуюся в уродливом бетонном здании. Мальчик оказался на руках врачей, которые произвели на меня куда более позитивное впечатление, чем два субъекта из неотложки. На этом моя миссия оказалась завершенной, но мы не знали, как попасть обратно в порт. На мой французский и немецкий никто не реагировал, а когда «дед» спросил, как нам туда попасть, используя свои знания английского, то получил потрясающий ответ: «Вызовите такси!»
Внезапно кто-то положил мне на плечо руку, я, обернувшись, увидела полицейского. Признаюсь, что испугалась – вот она, провокация, о которой нас предупреждали! Я попыталась втолковать представителю закона (вроде бы он меня понял), что мы стали случайными свидетелями того, как автомобиль сбил подростка, и дала его номер.
На наше счастье, полицейские доставили нас с «дедом» прямо в порт, и мы наконец-то оказалась на борту «Рокоссовского». Капитан, узнав о произошедшем, сделал мне строгий выговор, после чего я отправилась к себе в каюту, чтобы принять душ и смыть кровь с лица и рук. Но на этом история не закончилась – вечером на «Рокоссовском» появилась толпа странных субъектов с фотоаппаратами и камерами – оказалось, местные журналисты. Все они хотели одного – побеседовать со спасительницей мальчика. Тот, как я узнала, выжил, и все были уверены, что только благодаря моим четким и своевременным действиям. Кроме того, выяснилось: водителя желтого автомобиля схватили. Если бы не мои показания, он бы остался безнаказанным.
Капитан сказал, что я должна встретиться с журналистами, рассказать им еще раз о произошедшем и позволить сделать несколько фотографий. Советскую гражданку представят в выгодном свете и разнесут по всему миру весть о ее героическом поступке. Я вовсе не считала, что проявила героизм, о чем и сообщила журналистам. Те были в восторге и делали одну фотографию за другой, у меня даже зарябило в глазах от вспышек. Пришлось сказать несколько слов и представителям телевидения. Когда, наконец, журналисты отбыли, я чувствовала себя гораздо более уставшей, чем после спасения подростка и поездки с ним в местную больницу.
Меня радует одно – завтра вечером мы снимаемся с якоря и уходим в обратное плавание.
20 марта – 14 апреля 1979 года.
Все то, что произошло со мной за последние три с лишним недели, не поддается описанию! Все, как во сне, но если раньше сны у меня были в основном радостные и веселые, то теперь – непрекращающийся кошмар. И мой дневник – единственный мой попутчик. Мне его вернули, и я, чтобы хоть как-то успокоиться, пытаюсь восстановить события прошедших двадцати дней.
Капитан продемонстрировал за завтраком местную газету – на первой полосе красовалась моя фотография, а выше была надпись: «Советский врач Марианна Никишина спасла жизнь маленькому футболисту». Сюжет о моем «героическом поступке» крутили и по телевидению. Мне от шумихи сделалось не по себе. Капитан же изменил свое отношение к произошедшему – ему уже звонили из советского посольства в Коста-Бьянке, и пришла радиограмма из МИДа – все на ура восприняли положительные газетные заголовки и телевизионные репортажи о простом советском терапевте. Ко всему примешивалась большая политика: на волне популярности Советского Союза наши дипломаты собирались расширить свое влияние на Коста-Бьянку.
Я больше не собиралась выходить на берег, однако капитан уговорил меня – на набережной ждали репортеры, и позировать им и ответить на их вопросы было приказанием из Москвы. Пришлось подчиниться требованию и в течение часа с лишним в очередной раз излагать порядком поднадоевшую историю.
Когда все завершилось, я вздохнула с большим облегчением. С компанией из семи или восьми человек (слава богу, что Володи среди них не было) я отправилась в местный ресторан – его хозяин, узнав меня по фотографиям в газетах, заявил, что приглашает к себе бесплатно «советских друзей» и угощает всех. Я не
