готовился к нашей встрече.
– И тот, и другой ушли на пенсию много лет назад, – заявил директор. – Они были пожилыми людьми. К сожалению, не могу вас ничем порадовать: начальник охраны и доктор скончались.
– Как занимательно, – протянула Кира. – Словно рок какой-то навис над всеми, кто имел отношение к расстрелу Климовича. Это что, своего рода проклятие Тутанхамона – все, имевшие к этому отношение, умерли?
Директор рассмеялся:
– Не забывайте, госпожа профессор, прошло двадцать лет, и всем, кто имел тогда в тюрьме власть, в 1985 году было далеко за пятьдесят, а доктору под семьдесят. Так что неудивительно, что они скончались. Такова жизнь!
Он замолчал, давая нам понять, что визит подошел к концу. Но профессоршу было невозможно взять голыми руками. Кира спросила:
– А что случилось с телом Климовича?
Раппорт потер переносицу и ответил:
– Его погребли на тюремном кладбище.
– Странно, что об этом нет ни единой бумажки, – произнесла Компанеец. – Думается, что в коммунистические времена все действия требовалось согласовывать с Экарестом и составлять различного рода акты и докладные записки. Я же работаю в Институте имени Фрейда – если у нас умирает пациент, это означает массу мороки и неизбежно ведет к заполнению большого количества разнообразных документов.
– Вероятнее всего, бумаги затерялись, – ответил директор. – Да и не забывайте, что нельзя сравнивать тюрьму с вашим институтом. Агнесса посмотрит в архиве, а пока предлагаю осмотреть наш музей и перекусить!
Мы в сопровождении Богдана вышли из кабинета. Из административной части мы попали в блок, где отбывали наказание заключенные. В нос мне ударил спертый воздух, пропитанный потом, испорченной едой и едким средством дезинфекции. В глаза бросились большие вентиляторы, которые вращались в забранных решетками шахтах.
– Где же сейчас ваш палач? – поинтересовалась Кира. – Кстати, его подпись тоже стоит под свидетельством о расстреле Климовича.
Богдан ответил:
– Нам пришлось уволить его после принятия моратория на смертную казнь – этот тип ничего не умел и не хотел делать, за исключением расстрелов. Он спился и скончался от цирроза печени пару лет назад.
Мы попали в административный блок. Музей оказался тремя комнатами, заполненными старыми фотографиями (товарищ диктатор Хомучек вручает орден тогдашнему директору тюрьмы; строительство нового блока; встреча Нового, 1986, года в тюрьме – смеющиеся охранники, моложавый Раппорт в колпаке Санта-Клауса и бутылкой шампанского в руке, грузный мужчина с фальшивой косой в роли Снегурочки – вечеринка в самом разгаре – в ста метрах от «коридора смерти»), макетом тюрьмы под стеклом, похвальными грамотами и красными знаменами.
– Такой была наша тюрьма в начале пятидесятых, до модернизации, а в такую неприступную крепость она превратилась к 1977 году.
После таких «ободряющих» разговоров мы отправились в столовую, где в отдельном кабинете нас ждал роскошный ужин. Повара постарались, я с жадностью набросилась на грибной суп и телячьи отбивные.
– Надо сказать, что наши заключенные питаются по-иному, – заметил директор. – Попробуйте вина!
Ужин завершился шоколадным пудингом. Возникла секретарша Агнесса, которая протянула директору тонкую черную папку.
– Вот и то, что вы искали, – сказал он, отдавая папку Кире. – Моя верная секретарша отыскала ее в архиве. Свидетельство о захоронении Вулка Климовича на тюремном кладбище. Видите, государство выделило на погребение девяносто два форинта.
Я пробежала глазами бумагу:
Профессор внимательно изучила бумагу и спросила:
– Перед тем как мы покинем ваше заведение, господин директор, позвольте последнюю просьбу.
– Обычно последняя просьба имеется у смертников, – мрачно пошутил Раппорт. Кира не сдалась.
– Нам хотелось бы взглянуть на могилу Климовича. Если не ошибаюсь, она располагается на тюремном кладбище?
Директор несколько мгновений колебался, раздумывая, потом сказал:
– Не имею ничего против. Если вы не боитесь дождя, то пошли!
Я была не в восторге от предложения Киры. Мы убедились в том, что Климович мертв, и к разгадке убийств в столице нас это не приблизило. Зачем еще любоваться на его могилу?
Нам выделили по большому пластиковому балахону черного цвета, мы вышли во двор. Хлестал ливень, ноги у меня мгновенно промокли и утонули в тяжелой глине. Чертыхаясь и проклиная всех на свете – маньяка Климовича, директора тюрьмы и в первую очередь неуемную Киру Компанеец, я потащилась вслед за ней и Раппортом куда-то в темную даль. Внезапно вспыхнул свет – на вышке включился прожектор. Я увидела, что мы находимся на кладбище. Небольшие каменные квадраты с именами, номером и датой смерти (расстрела!) виднелись тут и там.
– Прошу вас, вот и могила Климовича, – сказал директор, указывая рукой на одну из плит. Так и есть, «17-СВ-59 Вулк Климович, … 25.12.1985». Профессор склонилась над могилой, что-то долго рассматривала и наконец изрекла странным тоном:
– Теперь мне все окончательно стало ясно. Господин директор, мы более не будем злоупотреблять вашим гостеприимством.
Раппорт любезно ответил:
– Увы, не могу вам предложить остаться переночевать, ибо у нас нет комнат для гостей, да и вряд ли вы сами захотите провести ночь в нашем заведении. Автомобиль доставит вас в город. Но перед тем как вы покинете нас, я напою вас коньяком в качестве профилактики простуды!
Через полчаса мы покинули тюрьму. Я была рада оказаться в теплом автомобиле, мы отправились в обратный путь. В голову лезли глупые мысли о вулкодлаке, который рыщет по горам в поисках жертв. Шофер был другой, не тот, что вез нас в тюрьму, он молчал всю дорогу. Кира, уморенная впечатлениями, откинулась на сиденье и спала.
Нас высадили около небольшой гостиницы, в которой мы заранее забронировали места: поезд на Экарест, курсировавший раз в сутки, ушел еще днем, нам пришлось остаться в городке на ночевку. Мы разместились в двухместном номере, я в изнеможении повалилась на кровать и пролепетала:
– Кажется, мы не узнали ничего нового, Кира Артемьевна! Вулк Климович был расстрелян, это не подлежит сомнению, но каким образом его отпечатки пальцев и волосы оказались на месте преступлений?
Профессорша энергично заметила:
– Даночка, какая же вы легковерная и ненаблюдательная! Сегодня я окончательно убедилась в том, что Климович не был расстрелян, и наша задача выяснить, что с ним произошло!
Слова Киры мгновенно прогнали сон, я подскочила с кровати и спросила:
– Но как же так – мы видели и личное дело Вулка, и заключение о его смерти, и могилу, в конце концов!
Профессор рассмеялась:
– Соглашусь с вами, Даночка, они и о реквизите позаботились! И потрудились не только над тем, чтобы документы выглядели как подлинные, но даже могилу Вулку создали. Пока директор водил нас по музею, его верная Агнесса сляпала свидетельство о захоронении, которое нам презентовали. Вы не обратили внимания на то, что справка, которой якобы более двадцати лет, напечатана не на машинке, а на лазерном принтере – и какие же лазерные принтеры могли быть в провинциальной тюрьме в 1985 году?
– Значит, вы думаете, что Климович жив? – спросила я, ежась, – мысль о том, что злобный маньяк избежал наказания, пугала меня.
