На противоположной стороне улицы прогуливалось несколько проституток, а под фонарем примостилась странная компания – путана, тощий тип в пальто и коротышка, одетый, как панк, с зеленым гребнем на голове. Они уже несколько часов стояли там, и каждый раз, когда перед девицей останавливалась машина или к ней обращались заинтересованные клиенты, та отсылала их прочь. Либушка была уверена: это переодетые полицейские. Эту братию она отличала по запаху. Наверняка выползли на улицы Ист-Энда, чтобы предотвратить новое убийство.
Полицию Либушка не любила в такой же степени, а возможно, даже в еще большей, чем путан. Три раза, которые она имела дело с так называемыми представителями порядка, поколебали ее веру в правосудие. Полицейские вели себя развязно, когда один из нападавших сбежал, они не соизволили отправиться за ним в погоню, зато от нее требовали бесплатных бутербродов и прихватили ящик пива, разумеется, не заплатив.
Когда до нее донесся трезвон колокольчика, Либушка была в подсобке. Она тотчас вынырнула из комнатки, однако в лавке никого не было. Либушка внимательно огляделась, уж не подростки ли решили вернуться. Да нет, она их хорошо напугала, больше заявиться к ней они не посмеют. Колокольчик над дверью качался, но Либушка никого не видела. Странное дело! Или ей показалось?
На всякий случай положив револьвер на видное место, она скрылась в комнатке, где приготовила себе кофе. Это заняло у нее не больше минуты. С дымящейся кружкой в руке она заняла место за прилавком. Так и есть, в большое зеркало, которое позволяло ей контролировать происходящее в лавке, она увидела посетителя – мужчину в черном плаще и шляпе. Он остановился около стенда с порнографическими журналами.
Посетитель вел себя нерешительно, даже фотографии не рассматривал. Либушка решила, что он относится к разновидности «пришибленных», то есть тех, кто напяливает шляпу на лоб и закутывает лицо шарфом, отправляясь в магазинчик, подобный ее, чтобы удовлетворить болезненную страсть к глянцевым изданиям с грудастыми особами.
Она подняла голову и с удивлением обнаружила, что посетитель исчез. Его не было ни около стенда с журналами, ни в противоположному углу. Она была уверена, что покупатель не выходил, иначе бы до нее донесся трезвон колокольчика. Внезапно Либушка заметила табличку, которую кто-то прицепил на ручку. Это была табличка с надписью «
Миновав полку с водкой, Либушка краем глаза заметила движение у себя за спиной. Она пожалела, что не взяла револьвер, и в это мгновение сильные руки обхватили ее голову, прижимая ко рту и носу тряпку, пахнущую чем-то сладким. Либушка тихо вскрикнула и потеряла сознание…
…Когда она пришла в себя, то увидела, что находится в небольшой комнатке, где обычно готовила кофе. Либушка сидела на стуле – тело ее было опутано липкой лентой и приковано к металлическим прутьям спинки. Женщина попробовала подняться, но у нее не получилось, она даже толком пошевелиться не могла. Рот был заклеен вонючим куском скотча, в желудке было муторно от порции гадости, посредством коей ее лишили сознания.
Тип в темном плаще до пола с алой подкладкой и в длиннополой шляпе, скрывавшей его лицо, стоял около стола, накрытого клеенкой в синюю клетку. В руках, затянутых перчатками, он держал «Королевский Сплетник».
Либушка замычала, тип произнес глухим, словно неживым голосом, глядя в газету:
– Не оставляет сомнений то, что маньяк, именующий себя Вулком, снова выйдет на охоту, и случится это в самое ближайшее время. Если он следует схеме своего предшественника Сердцееда, убившего в 1923 году восемь дам легкого поведения, то нашей столице предстоит пережить еще как минимум шесть убийств. И никто не гарантирует, что, как и восемьдесят лет назад, жертвами станут исключительно «ночные бабочки»…
Либушка застонала, ее глаза расширились от ужаса. Так и есть – черный плащ, шляпа, скрывающая лицо… Вот он, Вулк, о котором она всего десять минут назад читала в газете, мирно попивая кофе и пребывая в иллюзорной уверенности, что кому-кому, а ей не следует опасаться этого субъекта!
– Знаешь, а Траян Бурмистров совершенно прав! – заметил тип в черном. – Я не буду полностью копировать убийства, которые совершил в далеком 1923 году. В конце концов, я вернулся из преисподней вовсе не для того, чтобы, совершив восемь новых убийств, снова исчезнуть на многие десятилетия. В этот раз все будет иначе!
Либушка заплакала, убийца подошел к ней и прошелестел:
– Ты надеешься на спасение? Могу успокоить тебя – его не будет! Твоя лавка, как ты сама видела, закрыта. И я смогу оставить небольшой сюрприз для старшего инспектора Лемма. Этим сюрпризом станешь ты! Но вначале…
Вулк взял трубку телефона, стоявшего в углу, под огромным фотоплакатом с изображением улыбающегося и воздевшего к небу руки нового папы римского, набрал номер и произнес:
– Позовите Лемма! – Немного подождав, он заявил вибрирующим голосом: – Отличное представление! Уверен, что твоя семья и соседи по достоинству оценили твой талант комика!
Либушка, хлюпая носом и одновременно пытаясь освободиться от скотча, который приковывал ее к стулу, внимала беседе маньяка со старшим инспектором полиции. В ее голове крутилась одна и та же мысль: «Я не дам ему убить себя!»
Маньяк подошел к Либушке и сорвал с ее губ кусок скотча. Женщина хрипло закричала, Вулк схватил ее за волосы и прошипел:
– Не ори, иначе я немедленно выпущу тебе кишки. Сейчас скажешь старшему инспектору пару приветственных слов. Он должен прочувствовать всю трагичность ситуации и то, что в очередной раз остался в дураках.
Он сунул ей под нос телефонную трубку, Либушка заголосила:
– Помогите, заклинаю всеми святыми, он меня убьет, я не хочу умирать!
И в этот момент она увидела сверкающий хирургический скальпель, который маньяк вынул из-под плаща. Женщина охнула, скальпель вонзился ей в грудь. Либушка захрипела и застонала. Маньяк подхватил трубку и положил ее на рычаг.
– Достаточно с Лемма, – произнес он. – А теперь я примусь за тебя и докажу, что мое прозвище – Сердцеед – вполне оправданно!
Чувствуя невыносимую боль в груди, Либушка подняла взгляд и с ужасом увидела, как Вулк снова размахнулся, и скальпель опустился на ее грудь. Свет в глазах померк, и холодная, равнодушная тьма, тьма, где не было ни ада, ни рая (в отличие от догматов святой матери – католической церкви!), тьма, не ведавшая ни добра, ни зла, поглотила ее навеки.
Старший инспектор Лемм вышагивал по магазину, в котором час назад была обнаружена новая жертва Вулка. Операция «Полнолуние» с треском провалилась. Ист-Энд кишел полицейскими, но это не помогло предотвратить кровавую бойню.
Лемм, быстро взглянув на крошечную комнатку, залитую кровью, и на тело женщины лет пятидесяти, приклеенное скотчем к стулу, обратил свое внимание на стену, где кровью жертвы было написано: «
Эксперт доложил старшему инспектору подробности:
– Убита, как и предыдущие, при помощи остро заточенного скальпеля. Он забрал ее сердце…
– Избавьте меня от этих ненужных подробностей! – закричал Лемм. – Занимайтесь тем, что предписано законом!
Пожав плечами, эксперт удалился. Патрик Лемм ходил по лавке, пиная ногами консервные банки. Итак, Вулк его перехитрил. Он при помощи угроз в адрес Доры и Мариши заставил его покинуть Ист-Энд, внес сумятицу, сорвал операцию, и все для того, чтобы преспокойно совершить новое убийство! Ведь напротив лавки жертвы располагался полицейский пост, однако сотрудники покинули его, как только он, Лемм, приказал всем следовать к его дому на проспекте Хомучека.
Лемм знал, что начальство будет до чрезвычайного недовольно. И никто не станет слушать его объяснения о том, что он едва не сошел с ума, представив, что Вулк убьет жену и дочь. На это ему возразят, что по причине его хаотических действий была лишена жизни хозяйка лавки – и будут правы! Его обвинят в
