В душе у него клокотало. Быков явно пришел на поминки с единственной целью – унизить покойную маму.
– Не ты, сопляк, будешь мне указывать, как мне кого называть! – разъярился Федор Петрович. – А вопрос о квартире надо решить как можно быстрее. Сам видишь, у меня три ребенка. Или ты один решил в роскошной хате жить? Нечестно получается! Я для твоей мамаши ой как много сделал! И не претендовал даже на то, чтобы как муж выполнять супружеские обязанности, хотя имел полное право...
Костя не выдержал, нанес ему сильный удар в лицо. Федор Петрович, покачнувшись, грохнулся вместе со стулом на пол. Его любовница, Лидочка, завизжала, дети запищали. Быков с трудом поднялся – лицо у него было все в крови.
– Ну, ты за это ответишь! – пробормотал он злобно. – Причем по всей строгости закона, сынок!
Константин сожалел, что не смог сдержаться и устроил на поминках драку, но, право же, Федор Петрович это заслужил.
Под вечер молодой человек, проводив Веру Пантелеевну на вокзал, вернулся в пустую квартиру. Все здесь было таким чужим и неродным... как будто он попал в другой мир.
Раздался звонок в дверь. Наверное, пришел кто-то из соседей, чтобы выразить соболезнования или поинтересоваться, как дела. Меньше всего Косте хотелось с кем-то беседовать, выслушивать однотипные излияния, кивать головой. Он решил не открывать. Но звонок повторился, а затем кто-то стал барабанить в дверь. Костя прошел в прихожую, рывком распахнул дверь, желая утихомирить буяна, – и увидел двух милиционеров, за спинами которых прятался Федор Петрович. На лице отчима расплылся знатный синяк, а губа была расквашена.
– Вот он, мой сыночек! – заявил Быков саркастически. – К вашим услугам, товарищи милиционеры!
Те, сухо представившись, прошли в прихожую. Один из них произнес:
– Константин Федорович, к нам поступило заявление от вашего отца, Федора Петровича Быкова. Он обвиняет вас в нанесении тяжких телесных увечий.
Костя покачал головой:
– Да не отец он мне, а отчим... Он заслужил. Так ему и надо.
– Вот видите, товарищи милиционеры! – взвился Быков. – Он – социально опасный элемент! На меня руку поднял! При детях! И на поминках! Как я его мать-то любил, пусть земля будет ей пухом... А у него, наглеца, ни стыда ни совести...
Костя ринулся на Федора Петровича, который живо отскочил в сторону. Милиционеры скрутили молодому человеку руки, щелкнули наручники.
– Вы пройдете с нами, – заявил один из них.
– Вот так и надо! – удовлетворенно ухмыльнулся Федор Петрович. – А то совсем молодежь распустилась!
Костя понял, что означали слова Быкова «ты за это ответишь». Отчим побывал в милиции, где подал на него заявление, затем сбегал к врачу, который запротоколировал синяки на его лице, и шестеренки неповоротливой государственной машины закрутились.
Оказавшись в КПЗ, Константин думал, что его скоро выпустят, но не тут-то было. Его вызвали на допрос, и он узнал, что ему предъявляют обвинение по нескольким статьям, в том числе в нанесении тяжких телесных повреждений, а также в торговле наркотическими веществами. Молодой человек оторопел. Согласился, что отчима ударил, но всего один раз. Ведь и свидетели есть, что тот сам на рожон лез! А вот о наркотиках он ничего не знает.
– Ну, Федора Петровича вы ударили не только в кафе, на поминках, – протянул следователь, неприятный тощий тип с жидкими усиками, в больших роговых очках. – Имеются показания сожительницы Быкова, Василенко Лидии Николаевны, а также трех их несовершеннолетних детей о том, что вы спустя некоторое время заявились на квартиру к потерпевшему и, вызвав его в коридор, снова нанесли ему увечья.
– Он врет! – крикнул Костя. – Я даже не знаю, где Быков живет со своей любовницей!
Следователь вздохнул:
– Напрасно вы отрицаете очевидное. А насчет наркотических веществ... В вашей квартире обнаружено не менее двадцати ампул гидрохлорида морфина.
– Моя мама умирала от рака, морфин требовался ей, чтобы снять боли, – ответил понуро Костя.
– Да, как я знаю, ваша мать страдала онкозаболеванием и ей в самом деле были прописаны наркотические вещества, – продолжил следователь, – но как вы объясните тот факт, что ампулы все еще находятся в вашей квартире? А также то, что на поминках, до ссоры с отчимом, вы предлагали ему помочь со сбытом морфина?
Костя изумленно взглянул на следователя.
– Да брешет он! Ничего такого я ему не предлагал! А ампулы должен был врач забрать, она обещала на днях зайти. Вот с нее и спрашивайте, почему она все еще не пришла!
– Спросим, Быков, не беспокойтесь, – заверил его следователь. – Однако ваш разговор с отчимом касательно сбыта наркотиков проходил при свидетелях. И когда Федор Петрович ответил вам отказом, пригрозив, что сообщит о вашем предложении в милицию, вы и ударили его. И на квартире у потерпевшего побывали, чтобы еще раз проучить его и добиться того, чтобы ваш отчим никому ничего не рассказал.
– Полная ерунда! Ничего подобного не было! – возмутился Костя.
– И это все, что вы можете сказать, Быков? – протянул следователь. – А теперь скажите, где вы впервые соприкоснулись с наркотическими веществами. В Афганистане, где проходили военную службу?
Костя взорвался – какой-то щелкопер смеет касаться грязными лапами этой темы? Да что он вообще знает об Афганистане?
В кабинет следователя влетели два конвоира и начали избивать Константина. Следователь, стоявший рядом и наблюдавший за их действиями, произнес:
– Вот и еще одна статья добавится, Быков. Надолго загремишь! Но тебе самое место на зоне!
Как ни старался потом Костя доказать своему защитнику, что на него возводят напраслину, что он ни в чем не виноват, что отчим, скорее всего, намеренно желает отправить его за решетку, чтобы завладеть квартирой на Арбате, а следователь решил раскрутить «серьезное» преступление, тот не хотел его слушать.
– Сами посудите, Константин Федорович, ведь имеются многочисленные свидетели! Да и ампулы с гидрохлоридом морфина в вашей квартире обнаружили, а на них – ваши отпечатки пальцев! И никуда не деться от того факта, что вы предлагали вашему отчиму заняться их сбытом...
Закончилось все тем, что Костя написал адвокату отказную и решил защищать себя на суде самостоятельно. Он знал, что говорит правду, и был уверен, что этого достаточно. Не может же быть, чтобы его словам не поверили! В конце концов, он ветеран Афганистана, только что потерял мать...
Но на суде все пошло далеко не так, как представлял себе Костя. Государственный обвинитель был ушлым субъектом, который изобразил молодого человека отпетым бандитом, припомнил его «подвиги» до армии, выкопал документы о задержании Кости милицией, а также о том, что он якшался с дурной компанией.
– Очевидно, что после возвращения домой в поведении и привычках подсудимого ничего не изменилось. Во всяком случае, в лучшую сторону, – вещал прокурор. – И он, снова сойдясь со своими старыми дружками, опять угодил в сети порока. Причем выпивкой на сей раз уже не ограничилось, подсудимый решил заняться, как модно сейчас говорить, бизнесом – подумал продать наркотические вещества, оставшиеся после умершей матери. Причем никто не знает, не пытался ли Быков толкнуть на черном рынке наркотики уже и раньше, еще когда его мать была жива и нуждалась в медикаментах...
Закончилось все тем, что Костя бросился на прокурора. Молодой человек пытался объяснить, как все было на самом деле, но государственный обвинитель расставил хитрые ловушки, и Константин понял: он попался.
Суд долго не церемонился и полностью удовлетворил требования обвинения – пять лет и шесть месяцев в колонии строгого режима. В зале суда, во время оглашения приговора, Костя заметил ухмыляющегося отчима, а также его любовницу. Федор Петрович первым зааплодировал решению суда.
Его отправили в колонию под Челябинском. Константин уже настроился на то,
