отпразднуем нашу победу.
Его светлость весь переполнялся лихорадочным возбуждением. В холле он приказал Джоксу, чтобы тот немедленно подал лучшего вина на всех.
— Граф не пьёт со слугами, но полководец может выпить со своими солдатами! — заявил он.
Мы были в смущении и растерянности. Ещё бы — пробуждение посреди ночи, встреча с чудовищем, а теперь ещё и пир! Кроме того, мы постепенно осознали, что оказались в осаждённом положении. Одно дело, когда стихия не пускает вас из дома, совсем другое — когда чья-то неведомая агрессивная мощь пытается ворваться извне. Должно быть, уныние при этих мыслях отразилось на моём лице.
— Не хмурься, старина! — воскликнул хозяин. — У меня ещё много чудесного порошка, произведённого по старому кхитайскому рецепту. Его действие ты только что видел. Он отпугнёт от замка любую нечисть!
— Да, это замечательный порошок, — молвил Тьян-по. — У меня на родине его используют для праздничных огней, фейерверков. Очень красиво!
— Интересно, — полюбопыствовал Ченси, — а в военных целях его можно применять? Должно быть, порошок обладает большой разрушительной силой.
— Весьма большой! — подтвердил кхитаец. — Однажды, во время праздника риса, целое селенье взлетело на воздух из-за неосторожного обращения с порошком. Хорошо, что его не используют в сражениях.
— Согласен, — буркнул варвар. — В битве главное — не победа любой ценой, а доблесть. Однако граф молодчина. Может, он и испугался чудища, но сообразил взорвать свою детскую хлопушку!
— Не думаю, господин, что граф боялся чудовища, — мягко возразил Грателло. — Скорее, его милость испытывал чувство неловкости перед его хозяином…
— Что ты болтаешь? — ухмыльнулся Ченси. Мы уже смекнули, что дядя увёл женщину из-под носа какого-то чудака, разъезжавшего на драконе или гиппопотаме. При чём тут неловкость? Обычное дело.
Фаэрти и Тью расхохотались, покачнувшись на стульях.
— Если господа всё время будут перебивать и без того медлительного рассказчика, — вставил шут, — то мы все, исключая даму, обзаведёмся седыми бородами до полу, пока он закончит.
Грателло стоял, подобный неудачно сработанной статуе. Годы, проведённые без хозяина, сказывались: былая выдержка начинала изменять ему. Он испугался, что случайно выдаст присутствующим то, что на самом деле о них думает. Чтобы этого не произошло, лакей торопливо подбежал к столу, распечатал два полных кувшина с вином и наполнил кубки гостей.
— Рассказывай дальше, — велел Тью, взмахнув полуобъеденной индюшачьей ногой, причём брызги жира пролетели в опасной близости от лица стряпчего.
Тот и бровью не повёл.
— Мы вошли в залу. Вот в эту самую залу, — продолжал Грателло, вернувшись на место. — И в объятия его милости кинулась прелестная молодая леди. Я видел её в неровном свете нескольких свечей — их было слишком мало, и тут дарил полумрак. Но и он не мог скрыть красоты незнакомки. Её полупрозрачные одежды переливались — они тоже источали свет, призрачный и чарующий, похожий на мерцание светлячка. Она быстро говорила на неведомом мне языке и покрывала лицо его милости поцелуями.
— Можете идти, — сказал граф нам, — пейте за моё здоровье.
И лично затворил двери за нами. До утра никто из нас не сомкнул глаз. Все гадали — откуда взялась в замке эта женщина?
С того дня она перестала таиться. Её часто можно было видеть рядом с его милостью. Понемногу она освоила бритунское наречие и распоряжалась нами, как госпожа. Нам оставалось только принять все как есть.
Долго ревнивый рыцарь, хозяин чудовища, не беспокоил нас. Но мы помнили о его угрозах. Починили ворота, установили на стенах котлы со смолою и навалили туда тяжёлых камней. Каждую ночь один из нас дежурил, готовый поднять тревогу в случае нападения.
Но беда выбрала другой путь в замок Амрок. Я прислуживал хозяину и загадочной госпоже за ужином. Ничто не предвещало несчастья, напротив — его милость был доброжелателен, и дама его сердца весело переговаривалась с ним. Но внезапно все горевшие свечи погасли, и зала погрузилась в темноту. Женщина вскрикнула от неожиданности, граф привстал, и тут в стене осветился прямоугольник, словно распахнулась дверь, которой там на самом деле никогда не было. В светящемся проёме стоял уже виденный мною великан в латах, а за ним — десяток отвратительных человекоподобных существ, полуголых, поросших шерстью. Они сжимали в своих лапах кривые сабли и щерились в зверских гримасах, латник отдал им короткий приказ, и дикари окружили господина. Один из них приложил острую кромку сабли к его горлу, готовый отрезать голову его милости. Великан закричал на чужом языке — он обращался к женщине. Она поднялась, бессильно заломив руки и опустив голову, и направилась в эту, невесть откуда взявшуюся дверь.
— Не ожидал! — сказал латник хозяину. — Пусть это будет тебе уроком. Не буду убивать тебя в твоём же доме. Я не разбойник и не вор, вроде тебя.
— Почему ты называешь меня вором? — хладнокровно спросил его милость. — Я ничего не крал у тебя. Она сама пришла ко мне, потому что ты ей омерзителен.
Великан сжал кулаки, так что латные рукавицы заскрипели.
— Хочешь вывести меня из себя, чтобы я оборвал твою жалкую жизнь? — спросил он.
— Вовсе нет, — отвечал граф. — Я только говорю правду, ничего кроме. Но не лги — ты оставляешь меня в живых только потому, что обещал ей. Если я умру, тебе нечем будет её запугивать, и она захочет отомстить. Знай, лорд Неизвестность, я найду её во что бы то ни стало, отыщу даже в сопредельном мире. Нигде не будет тебе покоя!
— Ты прав! — загрохотал пришелец. — Я поклялся не убивать тебя. Но не злоупотребляй этим, жалкий воришка. Следующая наша встреча закончится по-другому. Я приму меры, чтобы ты не попадался мне на глаза!
Отвратительные слуги великана один за другим вернулись обратно, в светящуюся пустоту. Латник взмахнул рукой, и его не стало. Провал исчез.
Когда свечи вновь зажгли, на том месте, откуда явился грозный великан, снова была стена — ровная, крепкая какой и была прежде. Но теперь на ней проступили письмена, те самые, которые вы видите.
— Он запечатал вход! — воскликнул его милость. — Глупец! Дешёвой магией он пытается встать на пути науки!
Граф рассмеялся, но нервное напряжение оказалось сильнее его на этот раз. Он слёг в горячке и два долгих дня не приходил в себя. Поправившись, его милость заказал через господина Фаррела много учёных книг, бумажных, пергаментных и даже папирусных из Стигии. Это стоило больших денег, но хозяин не поскупился. Больше года он корпел над ними, ставил опыты, один из которых, в конечном итоге, послужил причиной его безвременной гибели… На этом, с позволения господ, я умолкаю.
— Все это чистая правда, — подтвердил шут, и в его голосе не было насмешки. — По крайней мере, я знаю столько же.
— Лорд Неизвестность, — произнёс Тьянь-по после недолгой паузы. — Любопытное прозвище. Как жаль, что я не слышал его на языке сопредельного мира… В имени этом и поэзия, и неумолимость судьбы, и вызов.
— Все это демонщина какая-то, — сказал Ченси. — Не понимаю, как подобные истории вообще могут происходить здесь, в Бритунии, в стране здравого смысла и простого подхода к жизни!
— Не вполне согласен с этим, — молвил Гаспар. — Наши предки оказались подпорчены общением с пиктами, гаэлыдами и прочими тёмными народами, вся культура которых сводится к разнузданным пляскам и страшным сказкам, лишённым морали. Вот с нами теперь и происходит, как вы выразились, демонщина.
— Разве народные предания лишены морали? — удивился кхитаец. — Я знаю многие из них и уверяю, морали в них хоть отбавляй.
— О чём они говорят? — неожиданно разозлился Фаэрти. — При чём здесь мораль? Уж не собираются ли они читать нам нравоучения? Они мне надоели. Эй, Тью, Ченси, давайте перебьём их всех, красотку только оставим, и заживём здесь господами!
— Осел! — коротко отозвался Ченси.
