— Негодный слуга исчез! — воскликнул он. — Воспользовался суматохой и скрылся.
— Думаете, он покинул замок по воздуху? — осведомился Тьянь-по.
— Джокс клянётся, что летательный механизм остался только один, и тот неисправен, — отвечал стряпчий. — Положение наше неутешительно.
— Прохвост прячется где-то здесь, — оскалился варвар. — Он сам говорил, что тут полно потайных комнат.
Тью поддержал его:
— Надо все обыскать, найти мерзавца и развязать ему язык!
— В самом деле, — сказал Гаспар. — Должен же кто-то объяснить нам, наконец, что всё это значит?
— Лично я никого искать не собираюсь, — произнёс Ченси и зевнул. — Ночь. Темно, как у черномазого за шиворотом. Надо дождаться утра и заодно отдохнуть.
— Это разумно, — кивнул кхитаец. — Давайте разойдёмся по спальням. Пусть каждый из нас как следует присмотрит за собой.
— Но ведь мы так и не узнали толком, что случилось! — Гаспар снова заговорил истерическим голосом.
Тьянь-по, усмехнувшись тонкими губами, ответил:
— Дорогой мой! У нас будет ещё много времени, чтобы разобраться.
И кхитаец лёгкой походкой удалился по коридору. Гаспар, втянув голову в плечи, устремился следом за ним. Их комнаты располагались рядом.
— Ты идёшь? И где этот осел Фаэрти? — спросил Ченси у Тью.
Тот неожиданно взорвался:
— Я не знаю, где Фаэрти! Я не помню, чтобы меня нанимали в няньки человеку, который старше меня! Да, старше, и на целый год! Я спать не собираюсь. И пусть эта кхитайская гусеница мне не указывает!
— Нас с тобой, к несчастью, поселили в одной комнате, — напомнил Ченси. — И если ты среди ночи припрёшься и помешаешь мне спать, произойдёт нечто ужасное. Имей это в виду и делай, что хочешь. А вы, господин варвар, передайте вашей приятельнице пожелания доброй ночи. Я хотел бы поутру потолковать с ней по делу.
Ченси отобрал у Тью подсвечник и ушёл вверх по лестнице.
— Сильно волноваться не стоит, — мягко произнёс Фаррел. — Если через неделю я не объявлюсь при дворе у герцога, меня начнут искать и первым делом направятся сюда. Увидят, что стало с мостом, и приведут все в порядок. Спокойной ночи, господа.
— Ну так что? — Тью с надеждой посмотрел на киммерийца. — Начнём поиски?
— Пожалуй, только позже, — отозвался Конан. — Прежде я должен поговорить с женщиной. Дождись меня в зале, где мы обедали.
— Но ведь ты ненадолго?
— Если у тебя нет терпения, займись чем-нибудь, — отрезал варвар. Уходя, он совсем не подумал, в каком положении оставил своего добровольного помощника. Сам Конан прекрасно видел в темноте и хорошо запоминал расположение комнат и направления коридоров. А Тью остался один в холле без света.
— Где же демонская зала? — бормотал он, шаря в темноте, натыкаясь на стены и бранясь. Отыскав на ощупь перила лестницы, Тью стал подниматься наверх, оступился и расквасил себе нос. Его ругань долго разносилась эхом по пустым переходам. Поднявшись неизвестно на какой этаж, Тью вышел в один из коридоров и побрёл наугад. Здесь было светлее, но ненамного.
Свернув наудачу три или четыре раза, Тью понял, что безнадёжно заблудился.
Альвенель, обнажённая, при свете двух свечей сидела перед большим зеркалом и расчёсывала свои густые волосы.
— Мог бы и постучаться, — сказала она. — Впрочем, я по звуку шагов догадалась, что это ты.
— Ты удивительно догадлива, — ответил варвар. — И красива. Редкое сочетание.
— Почему даже очень хорошие мужчины так глупо устроены и всегда говорят скучные, пошлые вещи? — искренне удивилась она.
Конан пожал плечами.
— Я и в самом деле признаю, что ты умна, — сказал он миролюбиво. — Сегодня ты произвела на всех впечатление. Только знаешь, мне показалось, что ты сразу отнеслась к рассказу слуги без особого доверия. Тебе известно что-то ещё…
— Если ты такой внимательный, признайся, что Грателло не похож на человека, которому можно доверять.
— Это верно. — Киммериец присел на край кровати и стянул с себя через голову тунику и рубаху из грубого полотна. Женщина с удовольствием рассматривала его тело, отражённое зеркалом.
— Я насторожился, — продолжал он, — когда слуга описывал происходящее в зале, после того, как погасли свечи. Может, он видит в темноте? Тогда у него опасное преимущество перед многими из нас.
— Меня больше занимает другое, — голос Альвенель прозвучал неожиданно зло, — что он делал, когда латник-великан и его слуги угрожали графу? Почему он ничего не предпринял? Из его повествования не следует, что к его горлу был приставлен меч. Ему ничто не угрожало.
— Он попросту трус, — с презрением сказал варвар.
— Если бы он был только трусом… — Женщина отвернулась, и Конан заметил слезы у неё на глазах.
— Брось, — проговорил киммериец. — Тебе ничего не угрожает, я же с тобой. Иди ко мне. Я знаю хороший способ отдохнуть.
Альвенель поднялась со стула, подошла к нему и положила руки на плечи варвара. От запаха её тела у Конана закружилась голова. Он крепко обнял Альвенель и уже собирался повалить её на кровать рядом с собой, как она вдруг напряглась, вскрикнула и попыталась вырваться.
— Да что с тобой? — воскликнул Конан, но осёкся.
Лицо женщины было искажено брезгливостью и страхом.
— Посмотри, что у тебя за спиной, — сказала она. — Только осторожно.
Оборачиваться варвар не стал — он бросил взгляд на зеркало, в котором отражалась вся кровать целиком.
— Лучше спать с равнодушной женщиной, чем с таким отродьем, — усмехнулся киммериец. Сзади и левее его, на подушке, покачиваясь на лапах, стоял огромный скорпион, ярко-красный, с чёрным хвостом.
— Знаешь, откуда эта тварь? — спросил Конан, не двигаясь с места.
Альвенель посмотрела на него расширенными глазами и отрицательно мотнула головой.
— Из Стигии, — сказал он. — Его яд убивает мгновенно. Скорость и быстрота реакции намного больше человеческой. Он опаснее самой опасной змеи. Осторожно вынь из ножен мой меч и протяни его мне рукояткой вперёд. Медленно…
Пока Альвенель выполняла приказ, Конан наблюдал за скорпионом в зеркало. Тот заподозрил угрозу, хвост его задрожал, а на загнутом, остром жале показалась капелька яда.
Не вытягивая руки, варвар раскрыл ладонь, и когда рукоять меча оказалась в ней, плавно сжал пальцы.
— У меня есть только жалкая доля мгновения, — сказал он. — До чего приятное ощущение. Только доля мгновения между жизнью и смертью…
Испугавшись ещё больше, Альвенель заглянула в его синие глаза — в них проснулось какое-то удивительное веселье, словно не было для этого человека ничего приятнее, чем находиться на краю гибели.
Потом ослепительной молнией сверкнул в воздухе клинок, и целое облако перьев взметнулось кверху.
Тьянь-по пожелал Гаспару хорошо выспаться и юрко шмыгнул в свою комнату. Гаспар представил с тоской, как будет сейчас ворочаться на холодной кровати и думать над своим печальным положением, и его передёрнуло. Проклятый кхитаец! У всех узкоглазых, вследствие вырождения их расы, нервы устроены таким образом, что узкоглазые не испытывают никаких волнений. Они слишком примитивны
