и наступал черед следующего фокуса.
— Если речь идет о Заграте, — сказал Конан, — то мы его не упустим. Я могу вам в точности сказать, куда он пойдет дальше, так что мы найдем его в любом случае.
— Куда? — Бритунец уставился на Конана вытаращенными глазами, в которых безумие боролось со страстным желанием все выведать и разузнать в мельчайших подробностях. — Куда он пойдет?
— Да вот в эти общественные бани, — Конан кивнул в сторону бань. — И проведет там добрую половину дня. Вон сколько денег ему набросали. Этого хватит, чтобы недурно скоротать там время.
— А, — вздохнул бритунец. — В таком случае я рад с вами познакомиться. Меня зовут Олдвин. Я путешествую в поисках впечатлений. Позвольте так же узнать ваше имя?
— Конан из Киммерии, — сказал варвар. — Я путешествую просто от нечего делать. Жду, пока освободится подходящий трон, чтобы занять его.
— Мне нравится ваше чувство юмора, — отметил Олдвин. Теперь он снова стал самим собой. — Итак, где находится ваша таверна? Я намерен последовать вашему приглашению и пропустить пару кружек вина. Надеюсь, оно будет недурного качества.
— Качество будет такое, какое будет, — буркнул Конан. Он вдруг сообразил, что Олдвин почти наверняка попробует устроить так, чтобы за выпивку платил его спутник.
Вот они, начитанные люди, философы, знатоки древних языков! Сперва поиск тонких граней, а потом — попытка выпить за чужой счет.
Ладно, у Конана кое-какой сюрприз припрятан…
Они вышли с площади. Олдвин несколько раз оглядывался, но дервиш уже перестал петь и теперь демонстрировал еще один трюк: высаживал на себя голодных скорпионов.
В толпе вскрикивали, шутливо ругались и взмахивали руками; пара скорпионов уже лишилась хвостов и вместе с ними жизни — их убили ударами ножей самые нервные из зрителей, когда те поползли не в ту сторону.
— Он никуда не денется, — повторил Конан свое обещание касательно дервиша.
Наконец Олдвин позволил привести себя в небольшую таверну, где гостям, не задавая ни единого вопроса, сразу подали кувшин на редкость скверного пойла.
— Лучшее аквилонское вино! — сообщила хозяйка и продемонстрировала лучшую в шадизарскомворовском квартале походку — с плавным раскачиванием пухлой задницы.
— Поверим на слово, — пробормотал Олдвин.
Конан налил себе и приятелю.
— А теперь поговорим о ваших восковых табличках, — сказал киммериец.
Олдвин откровенно обрадовался.
— Так вы все-таки имеете некоторое представление о том, где они могут обретаться?
— Да, — сказал Конан. — Разумеется. И более того, я приложу ряд усилий для того, чтобы вы заполучили их обратно. Но вы должны выполнить кое-какие условия.
Олдвин помрачнел.
— Что еще за условия?
— Во-первых, вы платите за выпивку. За себя и за меня, — начал киммериец. — Во-вторых, мы с вами все делим пополам.
— Что «все»? — осведомился бритунец. Теперь он утратил некоторую толику своей любезности и с каждым мгновением делался все менее приятным собеседником. Можно сказать, цветок его благовоспитанности увядал прямо на глазах.
— Клад, — в упор произнес Конан. Он решил играть в открытую, поскольку бритунец явно демонстрировал недюжинную деловую хватку, а с людьми подобного сорта путь недомолвок — наихудший из возможных.
— Клад? — переспросил бритунец. — Но я не понимаю, о каком кладе вы… Хотя, позвольте… ну да, конечно! Мы должны немедленно идти в бани!
Он вскочил.
Конан удержал его за руку и властным кивком приказал сесть обратно.
— Мы еще не закончили разговор! — жестко произнес варвар. — Ваши таблички.
— Да, — угас Олдвин. — Боюсь, они утеряны навсегда.
— Они у меня, — сказал Конан. — Я подобрал их. Олдвин так и вскинулся:
— Я же говорил, что выронил их по рассеянности!.. Отдайте же их мне скорее, я должен записать… пока не забыл.
— Что на них? — спросил Конан. — Вы получите их обратно не раньше, чем я буду знать их содержание.
— Разве вы их уже не прочитали? — изумился Олдвин. — О, вы человек редкой силы воли. Я бы непременно ознакомился с текстом, как только этот текст оказался бы у меня в руках.
— Вам это может показаться странным, — преспокойно заявил Конан, — но я не умею читать. Так, кое-что разбираю. Но не ваши каракули, естественно. Там нет ни одного рисунка.
— Да. — Олдвин сжал и разжал пальцы, как бы разминая их перед тем, как начать писать. — Я
охотно прочитаю вам все, что на них написано. А также и другие мои записи. Они у меня в гостинице. В мешке, среди других необходимых в путешествии вещей.
Конан вытащил из-за пазухи таблички и положил их перед Олдвином.
— Не вздумайте меня обманывать, — добавил он.
— Обманывать? — Олдвин выглядел удивленным. — Напротив, я очень рад возможности поделиться своими сокровищами…
На лице варвара появилось откровенное недоверие. Впервые в жизни он встречал человека, который испытывал радость, принужденный делиться с кем-либо своими сокровищами.
Олдвин придвинул к себе таблички, погладил их края пальцами, кашлянул и начал читать:
— «Нравы шадизарской толпы представляют причудливое смешение грубости и хитрости, а многие ведут себя так забавно, что я готов простить им даже мерзкую привычку наступить на ноги. Меня толкнули локтями четыре… простите, тут исправлено… шесть раз, а сколько раз просто пнули, проходя мимо, — я не успел сосчитать. И тем не менее я получаю удовольствие от созерцания грубых радостей этих простых людей. Многим из них для счастья бывает довольно лишь пребывания среди себе подобных. Таковы же и крокодилы, если верить Немуару Стигийскому — который, впрочем, был колдуном… (Это неважно, — добавил Олдвин). Некоторое время я провел в размышлениях, кто забавнее — человек с бородавкой на кончике носа и волоском на кончике бородавки, или же, напротив, человек с напрочь отсутствующим носом, как бы вплюснутым в лицо ударом кулака. Откуда вообще берутся таковые носы? Положительно, нос — самая уязвимая и одновременно с тем самая смешная часть лица. Этого ни в коей мере нельзя сказать об ушах, хотя оттопыренные иногда и вызывают насмешки окружающих, все же они несопоставимы…»
— И это все? — перебил Конан, не скрывая разочарования.
— То есть? — Бритунец оторвался от своих заметок и устремил на Конана недоуменный взгляд. — Что вы подразумеваете под высказыванием «и это все»? Это только начало длинного эссе, которое я намерен сделать достоянием бритунских аристократических салонов, а может быть, и учебного сообщества! — Он снова уткнулся в таблички. Неожиданно
он рассмеялся. — А как вам, интересно, понравится вот это? «Каждый встреченный типаж заставляет сожалеть о том, что я не владею искусством рисования. Однако это искусство вполне может быть заменено письмом, именно — умением слагать слова
таким образом, чтобы… ну и так далее… Вот интересное. Печальный и твердый взор его ярко-синих глаз поразил меня в первое же мгновение. Какая тайна скрывается в этом человеке? С другой стороны, его манера ухмыляться весьма простонародна, а когда он почесал загривок пятерней, я окончательно уверился в том, что он — простолюдин. И вновь меня разуверила в этом его благородная осанка. Держать плечи развернутыми, да еще таким образом, свойственно лишь прирожденным аристократам и мужчинам, которые живут за счет своих любовниц. И те и другие вращаются в высшем обществе. Любопытно было бы узнать, какова любовница этого субъекта. Мне давно хотелось прикоснуться к миру, где…»
Олдвин оборвал чтение и воззрился на Конана.
— Ну, как вам? Узнаете?
