свежего хлеба… Увидеть небо над головой и золотой диск солнца… Почувствовать прикосновение тонких рук, нежно обвившихся вокруг шеи… Но пока его шею сжимает леденящий обруч, не следует предаваться пустым мечтаниям.
Конан встряхнул головой, отгоняя видение, оглянулся и тут же вскочил на ноги. Вот он, решающий миг! Вот для чего было потрачено столько трудов! Глаза, не отрываясь, смотрели на пузырящуюся середину озера, а ноги уже сами несли его вперед.
Не доходя нескольких шагов до края плотины, Конан остановился. Вода бурлила и клокотала у самых его ног, легкие брызги падали на камни. Темный бутон медленно поднимался из глубин.
Конан стоял, замерев, словно боялся спугнуть осторожного зверя. Вот верхушка бутона поднялась над водой, вот уже весь цветок медленно покачивается на толстом стебле. Лепестки замерли на мгновение, потом вздрогнули и разомкнулись. Лучи алого света резанули Конана по глазам, и он поспешно снял шлем.
Лепестки медленно отгибались, освобождая заключенный внутри ослепительный свет. Чаша раскрылась, и вот в нескольких шагах от Конана, на уровне его груди, сияет это нечто, которое ему нужно добыть. Не раздумывая, Конан метнулся вперед, оперся на твердый, как камень, лепесток и вскочил на круглый венчик. Если лепестки сейчас захлопнутся, то он, как муха, станет добычей цветка – эта мысль мелькнула в сознании и тут же погасла. Раздумывать было некогда. Еще один шаг – и Конан склонился над красным пульсирующим источником света. Руки осторожно приблизились к нему, словно боясь обжечься. Но нет, жара не чувствовалось, только слабое тепло согрело его ладони.
Он схватил это нечто, это алое сердце, сияющий теплый камень, и одним прыжком соскочил на свою каменную дорогу. За его спиной раздался скрежещущий звук, как будто лязгнули огромные челюсти, и плотина ходуном заходила под ногами. Камни, как живые, расползались в разные стороны, шлем, гремя, покатился и исчез под водой, а Конан огромными прыжками понесся к берегу, сжимая в руках полыхающую ярким светом добычу. На ощупь это был камень, теплый, едва помещавшийся в руках. Красные блики метались по пещере, гроздья летучих тварей с визгом обрушивались вниз и, поднимая тучи брызг, бились в воде. Сзади, почти настигая его, щелкали чьи-то огромные челюсти… или каменные лепестки…
Сжимая в руках свое сокровище, Конан, перепрыгивая с камня на камень, мчался к спасительному коридору. Не обращая внимания на крутой подъем, он несся вперед, прислушиваясь к зловещим звукам за спиной.
Вдруг пол под ногами задрожал, сзади послышался страшный грохот, с потолка посыпались мелкие камни. Конан бежал, не оглядываясь, надеясь только на силу своих ног. Красные блики, как отблески огня, метались по стенам галереи, и то, что он вдруг увидел впереди, заставило его резко остановиться.
– Проклятие! Кром, этого не может быть! Отродье Нергала, ты послал меня в западню! – Конан в бессильной ярости смотрел на глухую стену, сочащуюся ручейками воды.
Грохот падающих камней за спиной заставил его обернуться. То, что он увидел позади себя, исторгло у него новый взрыв проклятий. Скрипя зубами от бешенства, он прижал одной рукой к груди теплый и как будто вздрагивающий камень, а другой рукой выхватил меч. Пути назад тоже не было. Обвалившиеся камни завалили коридор, и теперь Конан был отрезан от всего мира. Крохотная пещерка длиной в несколько шагов – вот все, что ему осталось. Но он был не один. Камни, завалившие коридор, вздрагивали и откатывались в стороны, как будто сквозь них кто-то пробивался.
Сжимая меч и напрягшись для последнего прыжка, он встряхнул головой, отбрасывая с лица слипшиеся волосы. То неведомое, что пробивалось сквозь толщу обвала, наконец, отбросило последние глыбы. Из бесформенной норы на Конана выползал огромный бутон, подталкиваемый сзади мощным хвостом, который киммериец принимал за стебель. Лепестки резко раскрылись, сверкнув бесчисленными рядами загнутых острых зубов. В середине, там, где раньше лежал трепещущий алый камень, виднелась черная глотка, окруженная желтыми дрожащими щупальцами. Лепестки со скрежетом сомкнулись, чтобы в следующее мгновение раскрыться еще шире.
Конан в последнем отчаянном порыве взмахнул мечом и изо всех сил ударил поперек чудовищной пасти. Меч отскочил от нее, высекая искры, а Конан невольно сделал шаг назад и уперся спиной в мокрую стену. Он не успел занести руку для следующего, пусть бесполезного, удара, как вдруг все вокруг опрокинулось, завертелось, меч выпал из разжавшихся пальцев, и Конан, кувыркаясь, полетел куда-то, крепко прижимая к груди сияющую добычу.
Он не сразу понял, что вот уже несколько мгновений стоит босыми ногами на мягком ковре. Открыв глаза и оглядывая медную башню, кажущуюся спокойной и безопасной по сравнению с пещерой, Конан перевел дух. Вот уже и со второй стены исчезла таинственная дверь, и снова колдун протягивает руку за своим талисманом.
Глаза Рагон Сатха возбужденно горели, как будто он сам сражался с подземными тварями. Рука властно тянулась к Конану, но киммериец отступил на шаг, не выпуская из рук трепещущий камень.
– Ты отчаянно храбр, смертный, и очень силен! Я начинаю думать, что и пять дверей тебе по плечу! Дай же мне поскорей талисман, я хочу ощутить его живое тепло! – Рука колдуна маячила уже совсем близко, и Конан устало протянул ему ярко вспыхнувший камень.
И вот, Рагон Сатх держит два золотых треугольника и, с торжествующим видом, прикладывает один к другому. Раздался негромкий треск, и обе части талисмана как будто срослись между собой. Колдун жадно прижал их к груди, как только что Конан прижимал сияющий теплый камень, и сказал:
– Хоть ты и не почитаешь могущество магов и осмеливаешься сотрясать проклятиями мою темницу, все же ты – мой раб, и тебя ждут эти четыре двери, – он махнул рукой в сторону затрепетавших полотнищ, – а теперь возвращайся в свой дворец и повеселись хорошенько, день ведь такой же длинный, как ночь!
Конан, который слушал мага, едва сдерживая бессильную ярость, хотел было снова разразиться бранью и проклятиями, но вихрь уже закружил его, понес, небрежно кидая, то вверх, то вниз, и с размаху опустил на мягкое ложе, забросав сверху подушками.
Конан сразу вскочил на ноги, хватаясь за пояс, забыв, что оружие осталось в гнусной пещере, и с облегчением увидел, что находится у себя в опочивальне. Рядом на ковре валялся его меч, на ногах были совершенно целые сандалии, и плащ, накинутый на плечи, был как новенький.
Глава седьмая
За дверью послышались тяжелые шаги, звон доспехов – это менялся караул у дверей спальни.
Конан поднял меч, вложил клинок в ножны, снял плащ и открыл дверь. На этот раз уснул старый лекарь, а Имма сидела в кресле, перебирая камешки своего ожерелья. Увидев короля, она радостно вскрикнула, сорвалась с кресла и побежала ему на встречу:
– Я знала! Я знала, что все кончится благополучно! Учитель, учитель, проснись!
Дамунк поднял усталую голову, но, увидев короля, сразу сбросил остатки дремы и тоже поднялся с кресла:
– Вот и вторая ночь миновала, хвала пресветлому Митре! Сколько еще ночей мой король будет служить проклятому колдуну?
– Еще четыре… Кром, какой мерзкой работой мне в этот раз пришлось заниматься… Нет, не спрашивай, все равно рассказывать не буду. Потом, когда все кончится – или никогда… А сейчас я чувствую себя отвратительно грязным. Эй, слуги!
На его зов прибежали два мальчика-пажа. Они дежурили поблизости, чтобы сразу выполнить любое желание короля.
– Быстро бегите и велите приготовить купальню с горячей водой! Я все утро буду отмываться, чтобы забыть эту пакость… Да, и принесите сюда еще вина и побольше свежего хлеба! – Конан вспомнил, о чем он мечтал в темной смрадной пещере, и улыбнулся.
Имма робко подошла к нему и спросила, опустив глаза:
