спину! Сильнее, тебе говорят! Вот так, о Сет, благодарю тебя за мудрость твою! Брось эту шкурку, возьми теперь другую!
Он распластался прямо на полу, и слуга, стоя на коленях, бешено растирал ему грудь, живот, ноги. Руки, все еще покрытые красными пятнами, нетерпеливо скребли пол, но Акрус, опасливо косясь на сильные пальцы господина, и не думал прикасаться к ним кошачьей шкуркой. Наконец, растерев ступни, слуга проворно отскочил в сторону, схватил последнюю черную шкурку и бросил Ферндину, а тот ловко поймал ее на лету и, сидя на ковре, стал сам растирать себе руки.
— Ха-ха-ха! Я вижу, ты не забыл прошлого раза! Да, еще немного, и я лишился бы верного слуги! Зато ты кое-чему научился, и я рад, что не свернул тебе тогда шею… Ну, вот и все, теперь можно одеваться!
Ферндин упругими шагами подошел к зеркалу и с удовольствием стал разглядывать крепкое мускулистое тело со стальными буграми мышц и кожей, свежей, как у семнадцатилетнего юноши. Акрус почтительно стоял сзади с тонкой рубахой, преданно глядя ему в спину.
— Я могу быть уверен в этом… как его? Гордионе, которого молва прозвала Неподкупным?
Ферндин не спеша надел рубаху, наслаждаясь прохладным прикосновением ткани к разгоряченному телу.
— Хм, Неподкупный! Его никто еще не подкупал, вот он и Неподкупный! Я рассказывал господину, как он перепугался, когда несколько дней назад потерял свой зычный голос!
— Да, это было забавно! Кого бы тогда Верховный Жрец назначил на жеребьевку? Какого-нибудь мальчишку-герольда, который поголосистей, а Гордиона ждала прямая дорога в простые стражники…
— Этот бедняга после того, как вместе с вином проглотил черную жемчужину владыки нашего Сета, совсем осип. И чего только он не перепробовал, чтобы снова разбудить свою глотку!
— Ну, а как он принял твои слова обо мне? Я знаю, все слуги во дворце и даже горожане настроены против меня, а гонору у этих мэнорцев — хоть отбавляй! Как же, сам Митра решает судьбы поединков! Так что он сказал?!
— Теперь Гордион Неподкупный — один из преданнейших слуг моего господина! Когда он услышал, что сам Ферндин, друг герцога Оргельда, желает ему помочь, тупица вытаращил свои круглые глаза и поклялся жизнью матери — о, хозяин, это для них самая крепкая клятва, — поклялся выполнить все, что изволит приказать господин!
— Он, похоже, смышленый малый! Понял, каналья, что даром ничего не делается!
— Да, и теперь, о мой господин, ты можешь выбирать противников по своему желанию, а славный Гордион, вынимая из чаши пластины, зычно прокричит об этом на радость толпы!
— Хорошо, я сегодня тобой очень доволен, Акрус! Пора выходить… А сейчас исчезни, сделайся неприметным горожанином и вертись возле этого Неподкупного. Я подам тебе знак, кто меня не устраивает как противник… Знамения подсказывают, что какая-то сила вмешалась в мои планы, поэтому будь начеку! Вечером тебя ждет награда, помни!
Ферндин, уже готовый к выходу, в последний раз взглянул в зеркало, подкрутил усы и расцвел улыбкой, которую по утрам надевал на свое лицо, как щеголь надевает бархатную шапку.
Они вышли из комнаты, и паж, приставленный к Ферндину, сломя голову побежал на конюшню с приказом выводить лошадь, а желтокожий слуга незаметно исчез в одном из многочисленных переходов дворца.
Когда Ферндин подъехал к Ристалищу, рыцари, желавшие принять участие в турнире, уже собрались. Зрители, окружившие поляну, начали было злорадно перешептываться, что герцогский любимец в последний момент струсил и испугался за свою жизнь, но, увидев его у крайней палатки, испуганно притихли.
Затрубили трубы, возвещая прибытие герцога и герцогини. Солнце, приближаясь к зениту, весело играло в трепещущих на ветру вымпелах, сверкало на золотом шитье нарядов. Вскоре скамьи, покрытые дорогими коврами и бархатными подушечками для дам, заняли люди из герцогской свиты и почетные гости.
Народ встретил появление герцога и герцогини приветственными криками, в воздух полетели шапки, а трубы оглушительно взвыли. Опустившись в кресло, герцог медленно поднял руку — это был знак к началу Большого Турнира.
Радостная музыка труб сменилась мелодичным перезвоном гонгов, раздавшимся из деревянного храма. На Ристалище вышли служители Митры во главе с Верховным Жрецом. В это время в широкие ворота, открывшиеся на другом конце ограды, медленно выехали рыцари. Их было тридцать; ожидая благословения, бойцы выстроились напротив жрецов в бело-золотых одеяниях.
Рядом с Верховным Жрецом стоял с большой серебряной чашей в руках сам Неподкупный Гордион. Он каждый год вытаскивал из этой чаши золотые пластины и выкрикивал на все Ристалище волю Пресветлого Митры. Птицы, и без того встревоженные ревом труб и звоном гонгов, в испуге улетали из рощи, заслышав его могучий голос.
Гордион был такой же неотъемлемой частью Большого Турнира, как сам великий герцог и даже как Верховный Жрец. Этот тощий человек, с круглыми навыкате глазами, отличался способностью перекричать гомон возбужденной толпы и рев труб. И сейчас народ, притихнув, ждал любимого развлечения: Гордион достал из чаши свиток с правилами Митры. По этим правилам из года в год, из поколения в поколение проводились турниры на Священном Ристалище.
Рыцари, стоя напротив, замерли, изредка, краем глаза, посматривая на возможных противников. Зрители, перешептываясь, разглядывали грозную шеренгу. Самое большое внимание приковывали к себе два бойца, стоящие по краям: Ферндин в роскошных, вызывающе раззолоченных доспехах на горячем молодом жеребце редкой для этих мест серой масти и могучий воин на тяжелом вороном коне, в черненых доспехах — его впервые увидели на Ристалище этим утром. Никто не знал, кто он и откуда прибыл, но для многих рыцарей появление незнакомца ознаменовало крушение всех надежд на победу.
Солнце достигло зенита, многоголосый звон гонгов проплыл над широкой поляной, Верховный Жрец поднял и опустил жезл с золотым диском, а Гордион, важно выступив вперед, провозгласил:
— Пресветлый Митра. Изобильный Бог, Податель и Хранитель Жизни, повелевает начать угодное ему состязание достойных мужей, чтобы один из них, храбрейший и искуснейший в бою, избранный самим Богом, получил свою награду!
— Муж сей, одержавший победу, получает титул и становится знатным рыцарем, если в бой он вступил простолюдином.
— Благородный же рыцарь получает награду, умножающую его богатства, и жалуется титулом, добавляющим славы к его собственному.
— Победитель верно служит герцогу славного Бергхейма, ибо такова воля Митры, даровавшего ему победу.
— Рыцари, пожелавшие принять участие в Турнире, объявляют народу свое имя и звание и получают золотой медальон с изображением Знака Митры.
— Такие же медальоны кладутся в серебряную чашу для жеребьевки.
— Рыцари по жребию Митры делятся на пары и бьются до полной победы.
— Победившие вновь делятся на пары и сражаются между собой до победы.
— Рыцари сражаются боевым оружием: мечами, булавами, кинжалами, и никто не вправе прервать поединок.
— Победитель, если его соперник не может более сопротивляться, вправе сохранить ему жизнь.
— Рыцарь может признать себя побежденным, тогда поединок прекращается.
— Двое рыцарей, победившие всех остальных, сходятся на решающий бой завтра в полдень.
— Всякий, добивающийся победы бесчестным путем, несет на себе проклятие Митры.
— Никто не скажет, что не слышал правил Турнира!
— Да будет с нами благословение Светлого Бога! — И с этими словами Гордион, отдав свиток одному из жрецов, отступил в сторону.
Стоя со своей чашей позади Верховного Жреца, он хорошо видел всех бойцов, но глаза его настороженно оглядывали толпу, в безуспешной попытке разыскать кого-то. Наконец бегающие глазки глашатая натолкнулись на маленького, вертлявого старикашку, и Гордион облегченно вздохнул. А старик-
