Стало холодно, как глубокой осенью. Ветер пробирал до костей, но жителей Немедии трудно удивить переменами погоды, гораздо хуже было другое: в день решающего поединка это могло оказаться знаком гнева Митры, и горожане прекрасно понимали, кто мог вызвать этот гнев. Одевшись потеплее, они с раннего утра шли на Ристалище. Ближе к полудню шумный город совершенно опустел, зато широкая поляна уже не могла вместить всех желающих.
Странное это было зрелище: огромное поле, запруженное колышущимися толпами нарядных людей, развевающиеся на шестах ленты и вымпелы, герольды, гарцующие на возбужденных конях, — и еле слышные голоса притихших горожан, почти заглушаемые шелестом листьев.
Встретив герцога и герцогиню приветственными криками, толпа, словно она была единым существом, снова настороженно затихла.
Герцог, зябко кутаясь в плащ, подбитый рысьим мехом, тоже был озабочен исходом поединка, ему казалось, что судьба Бергхейма зависит от сегодняшней битвы и победа невесть откуда взявшегося варвара, хоть он ловок и отважен, приведет к крушению важных государственных планов. Каких планов — он никак не мог вспомнить, но был твердо уверен, что без Ферндина герцогство пропадет и для него самого, могущественного владетеля Бергхейма, настанут трудные времена.
Герцогиня, осунувшаяся после бессонной ночи, долгой, как целая жизнь, выглядела бледной и утомленной. Огромные глаза глядели на песчаное поле, словно выискивая на нем знаки того, что вскоре должно случиться. Занятая своими мыслями, она не сразу почувствовала что-то неладное.
— Как тихо кругом… Ни смеха, ни криков… Мой герцог, тебе это не кажется странным?!
— Клянусь Сиянием Митры, мне это очень и очень не нравится! Я еще никогда не видел моих подданных такими мрачными! Можно подумать, что это не праздник, а похороны… Мои похороны… — невесело пошутил он, но шутка оказалась такой зловещей, что герцог умолк и отвернулся.
Тем временем герольды выстроились перед Храмом и протрубили звучный раскатистый сигнал, который обычно эхом отзывался в роще. Но сейчас громкое пение труб вязло в низких облаках и не возвращалось обратно дробными отголосками.
В полной тишине из Храма вышли служители Митра и сам Верховный Жрец. В это же время к Воротам Победителей медленно подъехали двое рыцарей, одному из которых сегодня достанется желанная победа, а другой… другой, возможно, расстанется с жизнью.
Черноволосый рыцарь в черненых доспехах на вороном могучем коне неподвижно замер у правой створки ворот. Его пронзительные голубые глаза холодно скользнули по сопернику, стоявшему рядом, и устремились вперед, туда, где на возвышении среди нарядных придворных сидели двое: герцог, то и дело подносивший ко рту кубок с подогретым вином, и напряженно застывшая герцогиня.
Ферндин, нарочно горячивший коня, так что он ни мгновения не стоял спокойно, один из всех, казалось, не чувствовал напряженной тишины, нависшей над Ристалищем. Его желтые глаза жмурились в довольной усмешке, как у сытого кота. Он то и дело подкручивал воинственный ус, изредка поглядывая в ту же сторону, что и киммериец. Сегодня солнце не играло на золоченых доспехах, разбрасывая желтые зайчики, но он все равно вертелся перед закрытыми воротами, как мальчишка, впервые удостоившийся благосклонности знатной дамы.
Конан краем глаза видел и торжествующий блеск желтых глаз, и нарочито шутовские ухватки, граничившее с издевкой. Трудно было поверить, что это тот самый человек, который еще вчера, не дрогнув, отправил на Серые Равнины трех верных вассалов герцога. Да, это не простой противник! Такой способен притвориться беспечным и простодушным, лишь бы ловчее нанести подлый удар.
Снова запели трубы, сердце Конана забилось ровно и гулко, как всегда в начале битвы. Каждая мышца и каждый нерв отозвались на звонкий призыв, и конь, тут же почувствовав настроение хозяина, тихо заржал, нетерпеливо забив копытом. Служки вынесли факелы и зажгли Священные огни в двух чашах у ступеней храма.
Как и вчера, вперед выступил преисполненный важности Гордион с небольшим свитком в руках, прислушался к гомону ворон в роще, обвел толпу выпученными глазами и, повинуясь знаку Верховного Жреца, начал:
— Сегодня, в день решающего поединка между двумя славными рыцарями, победившими всех своих соперников в честном бою, призываем в судьи самого Пресветлого Митру!
— Пусть сам Огненноликий Бог изберет достойнейшего и поможет ему одержать почетную победу!
— Воины сражаются боевым оружием — мечами, булавами и кинжалами!
— Поединок длится до полной победы!
— Рыцарь имеет право прекратить поединок, признав себя побежденным!
— Добивающийся победы бесчестным путем несет на себе проклятие Митры!
— Никто не скажет, что не слышал правил Турнира!
— Да свершится воля Пресветлого!
Жрецы выступили вперед и запели. Это был древний Призыв к Огненноликому, заклинание-молитва, на которое божество всегда отзывалось невидимым присутствием. Вот и сейчас ветер на несколько мгновений утих и в плотных серых облаках появились два ярких синих просвета — словно два небесных глаза глянули вниз на толпу. И снова тучи понеслись вдаль, лохматыми серыми клочьями залепив все небо.
Верховный Жрец поднял и опустил жезл, и тотчас двое юношей вывели на Ристалище молодого горячего жеребца светло-золотистой масти. Даже в неярком свете пасмурного дня его лоснящиеся бока казались отлитыми из металла, он неторопливо переступал сильными стройными ногами, высоко держа голову на гордо изогнутой мощной шее, и было видно, что такой конь с легкостью понесет любого рыцаря в полном боевом облачении.
Впервые за этот день толпы зрителей оживились, послышался одобрительный гул голосов и звонкие выкрики мальчишек, еще не умеющих предаваться мрачным раздумьям.
К седлу благородного животного были приторочены боевые доспехи с роскошной отделкой. Такие доспехи имел право носить лишь победитель Священного Турнира.
Каждый из предметов украшали изображения солнечных дисков, что означало благоволение Митры. В этих доспехах рыцарь мог сражаться на любом поле брани, кроме Священного Ристалища. Юноши, удерживающие коня, замерли на месте, и под торжествующее пение труб преисполненный важности оруженосец вынес бесценный меч с вычеканенным у самой рукоятки знаком Митры, герцогским гербом и — с другой стороны — знаком нынешнего года. Именно этот меч считался главным символом победы в священном Турнире и давал своему хозяину завидные привилегии.
Юноша, держа меч в вытянутых руках, встал, как рыцарь, на одно колено перед Верховным Жрецом и склонил голову, ожидая благословения. За его спиной двое других держали под уздцы золотистого коня.
Под бесконечно повторяющееся Песнопение Митры Жрец окропил водой меч, коня и доспехи. После этого юноши медленно пошли вокруг Ристалища, чтобы все зрители могли полюбоваться на драгоценную награду.
Когда маленькая процессия проходила мимо Ворот Победителей, Конан услышал негромкий смех Ферндина. Киммериец удивленно посмотрел в его сторону. Желтые хищные глаза уже не жмурились в довольной улыбке, они смотрели в упор с откровенной насмешкой.
— Ну как, киммериец, хорош герцогский конь? А меч, гляди, и того лучше! Но самое лучшее знаешь что?! Нежный взгляд прекрасной дамы! — Его издевательский смех слился с пением труб, и ворота распахнулись, впуская противников на Ристалище.
Горячая кровь ударила Конану в виски, забилась в ладонях, рука готова была тут же выхватить меч, но герольды гарцевали у ворот, провожая соперников на середину поля, где их ждал Верховный Жрец.
Спешившись, они подошли ближе и, обменявшись тяжелыми взглядами, преклонили колени, опустив мечи на песок. Жрец стоял запрокинув голову и широко открытыми глазами вглядывался в хмурые небеса. Ветер трепал его волосы, развевал широкие одежды, а он все молчал, словно ожидая чего-то.
На смену серым утренним облакам приползли издалека угрюмые темные тучи, обложив весь горизонт. Кое-где беззвучно сверкали молнии, обещая близкую грозу. Но Жрец не торопился. Наконец он вздохнул и перевел взгляд на рыцарей, застывших перед ним. Подняв жезл, служитель Митры протянул его в сторону