Во время этой катастрофы рассудительнее и хладнокровнее всех была та, которой естественно было бы ужасаться и отчаиваться… Два дня спустя после описанных приключений гордая Евгения с надменной иронической улыбкой отвергла участие и соболезнования своей задушевной подруги, учительницы музыки Луизы д'Арминьи.
— Мне не суждено выйти замуж,— сказала она, беседуя с Луизой в своей комнате.— Когда за меня посватался де Морсер, его отец застрелился от стыда за нечестно нажитое в молодости состояние, теперь же мне предстояло стать женой графа Кавальканти и присоединить к миллионам моего отца воображаемое богатство каторжника!
— Но что же делать? — боязливо спросила ее робкая подруга.
— Судьба сама указывает мне путь,— решительно отвечала Евгения.— Я никогда не сделаюсь рабыней одного из этих лицемерных эгоистов: ты ведь знаешь, мне давно хочется поступить на сцену, где мой голос и красота обещают мне блестящую будущность. Теперь настала решительная минута: здесь — скандал, сплетни, насмешки толпы; там же — общий восторг, известность, слава. Я все это предвидела, хотя и не в такой отвратительной форме. Я сберегла пятьдесят тысяч франков из карманных денег, да у меня есть еще драгоценности на такую же сумму. Распорядись насчет почтовой кареты: у меня уже приготовлены паспорта на нас обеих, и через час мы отправимся в Бельгию!
Луиза слушала ее с безмолвным ужасом; хотя ей давно был известен твердый характер подруги, но она все же не предполагала в ней такой решимости.
— Но как же мы поедем одни,— колебалась она,— две молодые девушки…
— Я и об этом позаботилась,— ответила непоколебимо Евгения. — Паспорт на имя Леона Дармильи с сестрой… Покуда ты ходишь за каретой, я уложу чемоданы и превращусь в Леона Дармильи:
Пораженная Луиза вышла из комнаты, чтобы найти почтовую карету, и, вернувшись, увидела в комнате изящного молодого человека, в котором с первого взгляда никто не узнал бы гордую красавицу Евгению Данглар. С немалым трудом удалось девушкам вынести тяжелые чемоданы через боковые ворота дома и дотащить их до угла, где их уже ожидал почтальон с закрытым экипажем. Четверть часа спустя они уже были вне Парижа.
Но вернемся к графу Кавальканти, иначе Бенедетто, герою прерванного пира в доме банкира Данглара. В минуту грозной опасности его спасла находчивость опытного преступника: быстро проходя через салон, где было выставлено приданое Евгении, он ловко схватил и спрятал в карман несколько наиболее ценных драгоценностей, как угорь скользнул в приемную, накинул плащ на свой бальный костюм и бесшумно выскочил в окно, выходящее в сад: Через хорошо известную ему незапертую калитку прошел он в глухой переулок и без всякого определенного плана, руководствуясь только инстинктом, пустился бежать. Через полчаса, остановившись перевести дух, он увидел, что оказался в отдаленном предместье Парижа. Не теряя ни минуты, нанял фиакр и немедленно покинул город, объясняя это желанием догнать одного из друзей, пригласившего его на охоту на следующий день. Щедрая плата окрылила жалкую извозчичью клячу, и через час Бенедетто очутился в Луэрс, где отпустил кучера, сказав, что останется тут ночевать.
Только теперь Бенедетто наметил план дальнейших действий. Он не остался в Луэрсе, а пешком направился в Шапель-эн Серваль, лежавший милей дальше. Запачкав одежду грязью и пылью, Бенедетто вошел в первую же гостиницу и объяснил хозяину, что был сброшен лошадью, которая, вероятно, возвратилась в конюшню.
— Я буду вам весьма благодарен, если вы отыщите мне повозку или лошадь, чтобы я мог вернуться в Компьен,— заключил он.
У хозяина оказалась свободная кляча, и через четверть часа Бенедетто в сопровождении хозяйского сына ехал по дороге в Компьен, куда и прибыл около полуночи. Отпустив мальчика с лошадью на рыночной площади, он отправился в известную ему гостиницу «Колокола и бутылки», где дверь немедленно отворилась на его стук.
Подкрепившись обильным ужином, Бенедетто спросил себе комнату в нижнем этаже, но получил ответ, что придется ему поселиться на втором, так как последнюю комнату внизу только что занял молодой человек, приехавший со своей сестрой.
Сильная усталость овладела беглецом, и он крепко заснул. Было уже девять часов утра, когда он открыл глаза. Побуждаемый необъяснимым страхом, быстро оделся и, осторожно выглянув в окно, отскочил в ужасе: он увидел двух жандармов, стоящих у входа с карабинами наготове. «Меня выследили, я погиб», — пронеслось в его голове. Но он быстро взял себя в руки, подавил лихорадочное возбуждение, и новый план быстро созрел в его мозгу. Взяв карандаш, он написал «У меня нет денег, но я не хочу оставаться в долгу, прилагаемая булавка вполне покроет мой счет. Мне стыдно было признаться в этом, и я ушел сегодня в пять часов утра». Воткнув булавку в записку, он с ловкостью трубочиста влез в камин и по трубе быстро достиг крыши. Но дальнейшее путешествие оказалось невозможным, так как стоило лишь одному из жандармов поднять голову — Бенедетто был бы сразу обнаружен. Поэтому он вновь спустился по трубе в другой камин, где решил переждать опасность. Он считал себя уже спасенным, как вдруг оступился и с шумом вывалился прямо на каминную решетку в комнату. Раздался крик испуга.
В этой комнате находились молодой человек и девушка. Последняя испустила пронзительный вопль, между тем как первый изо всех сил звонил.
— Спрячьте, спрячьте меня! — были первые слова беглеца, но они замерли на его губах, когда в молодом человеке он узнал Евгению Данглар.
— Андреа, убийца! — вскричали девушки.
— Смилуйтесь, спасите меня! — умолял их Бенедетто.
— Поздно,— ответила Евгения,— сюда уже идут.
В ту -же минуту в комнату вошли жандармы в сопровождении всего персонала гостиницы. Бенедетто, предчувствуя гибель, выхватил кинжал и хотел броситься на своих преследователей, но мгновенно понял бесплодность попытки.
— Убейте себя! — воскликнула Евгения с пафосом драматической героини.
— Зачем же,— возразил Бенедетто,— еще не время, все это не более как недоразумение, и у меня есть друзья.
И он равнодушно протянул руки жандармам, поспешившим надеть на него железные браслеты.
— Кланяйтесь своему отцу, мадемуазель Данглар, и не стыдитесь меня, ведь вы же моя невеста, и сегодня уже должны были быть моей женой,— насмешливо крикнул превратившийся в преступника граф и вышел из комнаты вместе с жандармами, оставив Евгению любопытным и презрительным взглядам прислуги.
3. Семейная драма
К числу наиболее уважаемых и влиятельных личностей парижской аристократии принадлежал и государственный прокурор де Вильфор, незапятнанная репутация которого, по-видимому, вполне соответствовала его важному посту первого публичного обвинителя. Женатый вторым браком на прекрасной и знатной даме, де Вильфор жил в изящном доме предместья Сен-Оноре вместе со своей взрослой дочерью от первой жены, Валентиной, маленьким сыном Эдуардом — плодом второго брака — и старым отцом, Нуартье де Вильфором. Единственным горем в столь уважаемой семье был полный паралич старика-отца, лишившегося контроля не только над членами, но и над языком. Бедняга мог изъясняться только движениями век и выражением глаз, и его понимали только любимая его внучка Валентина и старый преданный слуга Барруа.
Но в течение последних нескольких месяцев в доме де Вильфора начали происходить странные вещи, привлекшие общее внимание своей необъяснимостью. Родители покойной жены прокурора, гостившие в доме зятя, умерли один за другим, и врачи смогли приписать столь внезапную смерть только апоплексии. Это происшествие не вызвало удивления, так как скончавшиеся были уже весьма преклонного возраста, но вслед за ними точно так же умер старый слуга Нуартье, а через несколько дней со всеми признаками
