выполнил его указания.
– Какой дедушка? – спросила проводница.
Этот вопрос буквально пригвоздил меня к месту, ибо я понял, что попал в нелепую ситуацию из-за своего непослушания. Кровь стучала в висках.
– Я ошибся, дайте один билет.
Женщина пожала плечами, оторвала билет и, вручив его мне, пошла дальше. Я сидел и чувствовал себя как в огне. Что больше волновало меня в данную минуту: то, что я попал в нелепую ситуацию, или то, что старик был невидим для проводницы, не знаю. Хорошо, что Арсений не видит моего смущенного лица, думал я и смотрел в окно. Арсений ничего не сказал за всю дорогу.
– Ну вот, через пять минут мы будем на вокзале, – сказал я, когда мы проехали последнюю остановку перед городом.
– Нам, Владимир, нужно в детский дом попасть, ты знаешь, где он находится? – спросил Арсений.
– Знаю, – ответил я. – Только что мы там будем делать? Да и нас не пустят туда.
– У сироток должен праздник быть! Они ждут праздника, мил человек!
Господи, теперь нам не миновать еще каких-нибудь курьезов!
– Как же мы без подарков? Дедушка, невозможно нам без подарков туда идти! – пытался я уговорить старика отказаться от этого предприятия, если такое возможно.
Но Арсений улыбнулся, из-под плаща достал деревянный престольный крест и показал мне его, приподняв вверх. Я ничего не сказал, пусть делает что хочет. Будь что будет.
Глава 9
Третий Новый год Миша встречал без дедушки. До обеда был утренник. Были и Дед Мороз, и Снегурочка, и нарядная елка, и праздничный обед, и подарки, и еще много что делалось старшими людьми, чтобы сироты чувствовали себя как дома и сумели развеселиться. Было все, кроме одного – не было Мишиного дедушки.
Дети веселились вокруг мальчика, бегали по дому, с восклицаниями разбирали подарки, играли. Миша же свои подарки положил в тумбочку и продолжал держать в руках и прижимать к своему сердечку порванного зайчика. Между Мишей и детьми была одна разница, которая не позволяла ему быть таким, как все. Никто уже не надеялся, что когда-нибудь к ним придут их мама или папа, или дедушка, Миша же еще надеялся и ждал. И все эти подарки, весь этот праздник, а может быть, и все ценности мира, какие могли бы ему предложить, он бы променял на одно – быть вместе с дедушкой, сидеть в своем доме и кушать кислые дедушкины пироги, которые были слаще любого пирожного и торта, какими его угощали чужие люди.
После сна дети вышли на вечернюю прогулку во двор. Смеркалось быстро, и вскоре зажглись уличные фонари. Миша стоял у забора и смотрел в ту сторону, где шли поезда. Из-за падающего снега ничего не было видно. Дети, весь день не обращавшие внимания на угрюмое Мишино настроение, наконец добрались и до него. Он стоял к ним спиной и слышал, как сзади доносились голоса:
– Не приедет твой дед! Он умер! Вот дурак, вцепился в своего зайца.
Потом они начали лепить снежки и бросать в него. Мише было больно не от снежков, которые в него попадали. Перед глазами поплыло все, весь этот вечер, снег, фонари, забор стали преломляться в детских слезинках, застилавших его глаза.
Воспитательницы не обращали на ребячью забаву внимания, так как были уже навеселе и живо беседовали о чем-то, их смех разносился по двору.
Вдруг громкий, пронзительный крик разрезал этот вечер.
– Дедушка!!! Там мой дедушка идет!!! кричал Миша, указывая рукой в темноту.
Дети все замерли на месте, и наступила такая тишина, в которой можно было слышать скрип приближающихся шагов. Они все смотрели туда, куда указывала мальчишечья рука. И действительно из темноты стала проявляться фигура старика с посохом. Она молниеносно нарастала, старик шел быстро.
– Сюда, дедушка, сюда! – закричал Миша. – Здесь есть лазейка!
Мальчик вцепился в деда, когда тот ловко юркнул в небольшое отверстие забора. Его сердечко ликовало, слезы лились ручьем:
– Я знал, что ты придешь. Знал, что ты обязательно придешь.
– Знаю-знаю, внучек, – говорил Арсений, гладя мальчика по голове, и щеки старика были влажны. – Ты уж прости меня, я не мог, Мишенька.
– Я знал, что ты не умер!
– Ну, что ты, я болел долго. Я не могу умереть, мой внучек.
– Мне все говорили, что тебя уже нет, а я верил, что ты живой.
– Живой, конечно, живой, милый мой!
– Мне говорили, что тебя нет.
– Есть я, Мишенька, есть.
Дети сбились в кучку и завороженно смотрели на происходящее раскрытыми глазами, окрыв рот, и не было среди них ни одного, кто не представлял бы себя на Мишином месте.
– А ну-ка, живо ко мне! – скомандовал ребятне Арсений. – Ну, живо!
Дети нерешительно придвигались к этому странному старику.
– Ближе, ближе, – приговаривал старик. Наконец все дети, как щенята, прижались к старику.
