Отважный князь не молвил слова;В руке сверкнул турецкий ствол,Нагайка щелк – и, как орел,Он кинулся… и выстрел снова!И дикий крик и стон глухойПромчались в глубине долины —Недолго продолжался бой:Бежали робкие грузины!XII Затихло все; теснясь толпой,На трупы всадников поройВерблюды с ужасом глядели;И глухо в тишине степнойИх колокольчики звенели.Разграблен пышный караван;И над телами христианЧертит круги ночная птица!Не ждет их мирная гробницаПод слоем монастырских плит,Где прах отцов их был зарыт;Не придут сестры с матерями,Покрыты длинными чадрами,С тоской, рыданьем и мольбами,На гроб их из далеких мест!Зато усердною рукоюЗдесь у дороги, над скалоюНа память водрузится крест;И плющ, разросшийся весною,Его, ласкаясь, обовьетСвоею сеткой изумрудной;И, своротив с дороги трудной,Не раз усталый пешеходПод божьей тенью отдохнет…XIII Несется конь быстрее лани.Храпит и рвется, будто к брани;То вдруг осадит на скаку,Прислушается к ветерку,Широко ноздри раздувая;То, разом в землю ударяяШипами звонкими копыт,Взмахнув растрепанною гривой,Вперед без памяти летит.На нем есть всадник молчаливый! Он бьется на седле порой,Припав на гриву головой.Уж он не правит поводами,Задвинув ноги в стремена,И кровь широкими струямиНа чепраке его видна.Скакун лихой, ты господинаИз боя вынес как стрела,Но злая пуля осетинаЕго во мраке догнала!XIV В семье Гудала плач и стоны,Толпится на дворе народ:Чей конь примчался запаленныйИ пал на камни у ворот?Кто этот всадник бездыханный? Хранили след тревоги браннойМорщины смуглого чела.В крови оружие и платье;В последнем бешеном пожатьеРука на гриве замерла.Недолго жениха младого,Невеста, взор твой ожидал:Сдержал он княжеское слово,На брачный пир он прискакал…Увы! но никогда уж сноваНе сядет на коня лихого!..XV На беззаботную семьюКак гром слетела божья кара!Упала на постель свою,Рыдает бедная Тамара;Слеза катится за слезой,Грудь высоко и трудно дышит;И вот она как будто слышитВолшебный голос над собой:«Не плачь, дитя! не плачь напрасно! Твоя слеза на труп безгласныйЖивой росой не упадет:Она лишь взор туманит ясный,Ланиты девственные жжет!Он далеко, он не узнает,Не оценит тоски твоей;Небесный свет теперь ласкаетБесплотный взор его очей;Он слышит райские напевы…Что жизни мелочные сны,И стон и слезы бедной девыДля гостя райской стороны?Нет, жребий смертного творенья,Поверь мне, ангел мой земной,Не стоит одного мгновеньяТвоей печали дорогой!На воздушном океане,Без руля и без ветрил,Тихо плавают в туманеХоры стройные светил;Средь полей необозримыхВ небе ходят без следаОблаков неуловимыхВолокнистые стада.Час разлуки, час свиданья — Им ни радость, ни печаль;Им в грядущем нет желаньяИ прошедшего не жаль.В день томительный несчастьяТы об них лишь вспомяни;Будь к земному без участьяИ беспечна, как они!Лишь только ночь своим покровомВерхи Кавказа осенит,Лишь только мир, волшебным словомЗавороженный, замолчит;Лишь только ветер над скалоюУвядшей шевельнет травою,И птичка, спрятанная в ней,Порхнет во мраке веселей;И под лозою виноградной,Росу небес глотая жадно,Цветок распустится ночной;Лишь только месяц золотойИз-за горы тихонько встанетИ на тебя украдкой взглянет, —К тебе я стану прилетать;Гостить я буду до денницыИ на шелковые ресницыСны золотые навевать…»XVI Слова умолкли в отдаленье,Вослед за звуком умер звук.Она, вскочив, глядит вокруг…Невыразимое смятеньеВ ее груди; печаль, испуг,Восторга пыл – ничто в сравненье.Все чувства в ней кипели вдруг;Душа рвала свои оковы,Огонь по жилам пробегал,И этот голос чудно- новый,Ей мнилось, все еще звучал.И перед утром сон желанныйГлаза усталые смежил;Но мысль ее он возмутилМечтой пророческой и странной.Пришлец туманный и немой,Красой блистая неземной,К ее склонился изголовью;И взор его с такой любовью,Так грустно на нее смотрел,Как будто он об ней жалел.То не был ангел-небожитель,Ее божественный хранитель:Венец из радужных лучейНе украшал его кудрей.То не был ада дух ужасный,Порочный мученик – о нет!Он был похож на вечер ясный:Ни день, ни ночь, – ни мрак, ни свет!..
Часть II
I «Отец, отец, оставь угрозы,Свою Тамару не брани;Я плачу: видишь эти слезы,Уже не первые они.Напрасно женихи толпоюСпешат сюда из дальних мест…Немало в Грузии невест;А мне не быть ничьей женою!..О, не брани, отец, меня.Ты сам заметил: день от дняЯ вяну, жертва злой отравы!Меня терзает дух лукавыйНеотразимою мечтой;Я гибну, сжалься надо мной!Отдай в священную обительДочь безрассудную свою;Там защитит меня спаситель,Пред ним тоску мою пролью.На свете нет уж мне веселья… Святыни миром осеня,Пусть примет сумрачная келья,Как гроб, заранее меня…»II И в монастырь уединенныйЕе родные отвезли,И власяницею смиреннойГрудь молодую облекли.Но и в монашеской одежде,Как под узорною парчой,Все беззаконною мечтойВ ней сердце билося, как прежде.Пред алтарем, при блеске свеч,В часы торжественного пенья,Знакомая, среди моленья,Ей часто слышалася речь.Под сводом сумрачного храмаЗнакомый образ иногдаСкользил без звука и следаВ тумане легком фимиама;Сиял он тихо, как звезда;Манил и звал он… но – куда?..III В прохладе меж двумя холмамиТаился монастырь святой.Чинар и тополей рядамиОн окружен был – и порой,Когда ложилась ночь в ущелье,Сквозь них мелькала, в окнах кельи,Лампада грешницы младой.Кругом, в тени дерев миндальных,Где ряд стоит крестов печальных,Безмолвных сторожей гробниц,Спевались хоры легких птиц.По камням прыгали, шумелиКлючи студеною волной,И под нависшею скалой,Сливаясь дружески в ущелье,Катились дальше, меж кустов,Покрытых инеем цветов.IV На север видны были горы.При блеске утренней Авроры,Когда синеющий дымокКурится в глубине долины,И, обращаясь на восток,Зовут к молитве муэцины,[337]И звучный колокола гласДрожит, обитель пробуждая;В торжественный и мирный час,Когда грузинка молодаяС кувшином длинным за водойС горы спускается крутой,Вершины цепи снеговойСветло- лиловою стенойНа чистом небе рисовались,И в час заката одевалисьОни румяной пеленой;И между них, прорезав тучи,Стоял, всех выше головой,Казбек, Кавказа царь могучий,В чалме и ризе парчевой.V Но, полно думою преступной,Тамары сердце недоступноВосторгам чистым. Перед нейВесь мир одет угрюмой тенью;И все ей в нем предлог мученью —И утра луч и мрак ночей.Бывало, только ночи соннойПрохлада землю обоймет,Перед божественной иконойОна в безумье упадетИ плачет; и в ночном молчаньеЕе тяжелое рыданьеТревожит путника вниманье;И мыслит он: «То горный духПрикованный в пещере стонет!»
