стены. Стены комнаты, как, впрочем, и пол, явно были обработаны каменотесным инструментом, но очень грубо, как будто наспех. Когда все стены и пол были тщательно осмотрены, бедолаги поняли, что они заперты в комнате двенадцать на двадцать локтей и ни окон, ни дверей тут и в помине нету. Они уселись на пол и задумались, пытаясь решить, как же все-таки попали сюда.
Выводы напрашивались малоутешительные: либо в потолке есть люк, до которого им никогда не добраться, либо их заживо замуровали.
Пуантенец почему-то сразу решил, что второе предположение гораздо более вероятно, и принялся что-то бормотать себе под нос — не то жалея себя, не то молясь каким-то богам. Люций же был настроен не так мрачно. В конце концов, только им удалось уцелеть в неравной схватке с драконом, а это уже знак того, что Митра их не оставил. Правда, это еще не значило, что Податель Жизни и впредь будет одаривать их своим милостивым вниманием.
Но как же все-таки они попали сюда? Без посторонней помощи явно не обошлось. А кто это был? Неужели сам дракон? В это мало верилось: драконы не умеют строить, это известно каждому. Конечно, дракон мог воспользоваться старыми пещерами, но из головы у офицера не шли мрачные рассказы пастухов о маленьких обитателях подземелий с миндалевидными глазами. В самом деле, кто-то ведь обрабатывал эти камни?
Никогда он не слышал, чтобы в этих местах существовали поселения. Если и было что-то, то очень давно, в дохайборийскую эру. А вдруг и в самом деле они попали в крошечные мерзкие лапки тех, кто обитал под холмами? Люцию казалось, что их ладони непременно должны быть липкими и противными. Но как, откуда появился здесь дракон? Не могла же эта тварь существовать не столь уж далеко от Фрогхамока долгие годы незамеченной! Значит, дракон явился недавно из иных мест. Вот уж повезло так повезло! Не хватало еще, чтобы ящер столковался с этими, маленькими и злобными.
Офицер приказал пуантенцу заткнуться. В гробовом молчании сидели они в темноте, и ни единый звук не доносился до них ни сверху, ни снизу, ни сбоку. Утомленный ожиданием, волнениями и голодом, который совершенно нечем было утолить, Люций заснул.
Пробудился он от дикого скрипа, как будто открывалась сто лет не смазываемая дверь, и, открыв глаза, он увидел нечто подобное: громадная каменная плита в стене отползала в сторону, открывая узкий лаз в освещенную тусклым красноватым светом факелов пещеру. Откуда-то издалека послышался топот тысяч маленьких ног, будто стадо коз шло по каменистой дороге, только не коз даже, а козлят. Плита, проскрежетав так, что у Люция заболели все в общем-то здоровые зубы, наконец остановилась, и в щель, которая едва пропустила бы средней комплекции человека, без труда вошло (или вошел, а может, вошла?) создание ростом в два локтя.
Это был человечек с узким длинным лицом с мелкими чертами, на первый взгляд тщедушный, закутанный в некое бесформенное одеяние из грубой неокрашенной шерстяной ткани. Ноги его были обуты в кожаные сандалии. На Люция злобно и хитро смотрели два огромных, очень чувствительных к свету миндалевидных глаза. Значит, пастухи не врали: в глубине холмов действительно обитала древняя раса, представители тупиковой, отверженной, загнанной еще задолго до хайборийской эры под землю и оттого особенно страшной ветви человечества.
В коридоре, пытаясь заглянуть через плечо первого, толпились еще сотни таких же, и их лица не выражали — ничего, кроме злобы, ненависти и коварства. Они подняли страшный галдеж, так что отдельных слов было не разобрать. Первый, не обращая внимания на вопли напиравшей сзади толпы, не приближаясь к людям, поднял левую руку и сделал весьма замысловатый жест. Люций и не заметил, как его товарищ по несчастью тоже очнулся и встал во весь свой немалый, около четырех локтей, рост за спиной командира. Почувствовав, что тут пахнет черным колдовством, пуантенец воспротивился тьме всей силой своей простой души.
Прорычав что-то нелестное в адрес всех колдунов и ведьм, увалень, внезапно превратившийся в свирепого медведя, бросился на врага. Карлик не отступил ни на шаг, уверенный в себе.
Его самоуверенность была оправданна. Человек, ходивший за тяжелым плугом у себя на родине и без труда ворочавший длинные бревна при постройке укреплений, вдруг, словно муха, запутался в невидимой прочной паутине, с трудом двигая руками и ногами. Сам воздух, казалось, сопротивлялся ему. Наконец, обессиленный бесполезной борьбой, он повис недвижно, выпучив горевшие яростью глаза. Сказать он ничего не мог: колдун сковал его так прочно, что пуантенец не мог даже раскрыть рта, и только сдавленный негодующий хрип вырывался у него из горла да слюна прямо-таки закипала в углах рта.
Люций содрогнулся, предвидя, что ему предстоит то же самое, и инстинктивно начал пятиться в угол камеры. Оступившись, он повалился назад, подставил руки, чтобы опереться на них при падении, и… провалился в пустоту.
Падение его длилось недолго. Через пару мгновений он приземлился, больно ударившись обо что-то. К счастью, пол пещеры устилали все те же лишайники, и десятник отделался лишь ушибами. Отверстие люка зияло над ним на высоте восьми локтей. То ли в механике карликов что-то сработало не так, то ли нижний люк и должен был открываться вместе с боковой плитой, но офицер вырвался из ловушки!
Он очутился в длинной галерее. Выбирать направление, куда бежать, нужды не было: справа пещеру закрывала глухая стена. Впрочем, оказалось, и глухие стены здесь могут быть просто раздвижными дверьми, но Люция не интересовали секреты уродцев-колдунов, ему нужно было поскорее уносить ноги. Он быстро огляделся по сторонам. На стене был укреплен почти сгоревший факел, пламя которого бросало тусклый отсвет. Дальше же коридор тонул во мраке. Сверху в люке показались мерзкие большеглазые физиономии. Не дожидаясь, пока колдун сообразит, какую бы пакость сотворить над ним, чтобы вытащить обратно наверх, как рыбу на крючке, Люций, несмотря на дурное самочувствие, недостаток свежего воздуха, голод и жажду, опрометью бросился прочь, в темноту.
Сначала галерея шла ровно. Иногда в сторону уходили боковые туннели: время от времени он чувствовал то справа, то слева сквозняк. Но поворачивать боялся, ибо в широком главном проходе чувствовал себя увереннее, чем в лабиринте узких коридорчиков. Затем пещера свернула вправо, и последний свет факела, до сих пор еле видного позади дотлевающей искрой, исчез. Но раз факел здесь был, значит, кто-то ходил по этой галерее, при этом совсем недавно. Забежав за поворот, офицер остановился перевести дух и прислушался, нет ли погони. Высота в восемь локтей не могла стать серьезным препятствием для преследователей.
Но, к удивлению Люция, никто даже не пытался догонять его. Это, конечно, радовало, но и не означало, что можно расслабиться и устроить себе долгую передышку. Прежде всего необходимо было найти воду, затем еду, а потом, если повезет, выход наружу. Он отдышался и уже не побежал, а пошел тихим крадущимся шагом, помня о том, что дикари стреляют в темноте по звуку лучше, чем иные стрелки аквилонского королевства при свете дня.
Пещера оставалась все такой же просторной. Боковые коридоры пропали, и Люций, чтобы не ощущать себя в полной пустоте, все время шел вдоль левой стены, ведя по ней рукой. Пещера тянулась и тянулась, и десятник, и без того не имевший никакого понятия о том, где и насколько глубоко под землей он находится, совсем потерял ориентацию, ибо первый раз в жизни попал под землю. Он не знал, сколько времени идет этим коридором и какое расстояние осталось за спиной. Иногда под ногами хлюпала вода, и он напился прямо из лужи на полу, понятия не имея, откуда взялась эта вода и можно ли ее пить. По крайней мере, ни вкуса, ни запаха она не имела.
Иногда Люцию казалось, что коридор делает повороты, но он не был в этом уверен и, побыв в темноте довольно долгое время, вдруг понял, что, должно быть, чувствуют слепые. Он, во всяком случае, сейчас был именно таковым. Слух и осязание его пребывали в постоянном напряжении. Он гнал от себя мысли о страшном, но то и дело порождения темного бреда вторгались в сознание. Во мраке мерещились ему какие-то бесформенные, но пугающие до полусмерти существа. Когти, щупальца и зубы драконов и других монстров, изображаемых обычно в старинных свитках, были ничтожны по сравнению с невидимым, порождавшим немой ужас.
Коридор сделал резкий поворот, и Люций вынужден был закрыть глаза и прижать к ним ладони, потому как по глазам его неожиданно и очень больно ударил свет, который оказался всего лишь маленькой красной искоркой отдаленного факела. Когда радужные круги перед глазами погасли, десятник продолжил свой путь с удвоенной осторожностью. Пещера была огромна, свод ее терялся где-то далеко вверху, и каждый малейший шорох — или так только казалось? — разносился зловещим перешептыванием эха.
