К вечеру все несколько подустали, только Конан и Тэн И выглядели свежо. Ночью король предполагал дать людям короткий отдых где-нибудь в лесу. Все молчали, и даже предусмотрительный Хорса проворонил час, когда истекли сутки действия вина, и гонцу от Мабидана пришло время пробудиться.
Тэн И едва успел остановить лошадей, резко дернув поводья, а затем покинуть колесницу в головокружительном прыжке с пируэтами, когда пудовый кулак горца обрушился на легкое дерево борта повозки как раз там, где только что стоял кхитаец. Тонкая доска треснула, и лошади непременно понесли бы, и только железная рука старого кавалериста — сотника Умберто — остановила упряжку. Конан смотрел на представление и довольно ухмылялся: развлечений в дороге не предвиделось, а тут — пожалуйста!
Горец меж тем, пошатываясь, как на палубе корабля при пятибалльном волнении, поднялся все же вполне уверенно на ноги и осмотрелся. Взор его был все еще мутным. Одет Бриан Майлдаф был в особенный горский наряд — нечто среднее между костюмом из туники и кожаных штанов, одежды гандеров и киммерийцев, и хламидой или тогой, привычными для центральной Аквилонии. Горцы заворачивались в длиннющий отрез шерстяной клетчатой ткани, так что ноги оказывались закрыты неким подобием юбки с разрезом спереди. Подол такой юбки опускался ниже колен, но не до самой земли, как одеяния пастухов Гимелийских гор.
Ныне от долгого пребывания обладателя этого редкого наряда в бессознательном состоянии и лежачем положении, да еще и в довольно тряской, несмотря на прекрасную дорогу, колеснице, полы юбки разметались не сильно, но вполне достаточно для того, чтобы смутить дам, если бы таковые здесь присутствовали. Владелец костюма и пары слегка искривленных, но крепких ног под ним нимало, впрочем, не смущался данным обстоятельством. Был он высок — почти четырех локтей, узок лицом, зарос густой бородой, волосы каштанового цвета были заплетены в три длинные косы. Телосложение у него было завидное, скульпторы из столицы уж точно заинтересовались бы подобной необычной натурой. Горец не был из тех цирковых силачей, что перекатывают мускулы, как стальные шары, под блестящей от масла кожей, но обладал продолговатыми пружинистыми мышцами, в любое мгновение готовыми сжаться и распрямиться подобно тетиве арбалета со страшной силой.
Именно такой удар и пробил борт повозки: кулак у горца и вправду был велик. Большие его глаза, обычно голубого цвета, сейчас стали чернее грозовой тучи и метали молнии. Под стать были и первые слова, сказанные на несколько устаревшем варианте аквилонского.
— Порази вас всех молнией Таранис, нелюди из сидов! Стоило поить меня вином, чтобы тащить обратно в этой дрянной тачке землекопа! Я бы и часа лишнего не просидел в вашем мерзком сиде и всю ночь скакал бы, чтобы оказаться подальше от этих паковых пещер!
Надо сказать, что ругался горец очень даже прилично с точки зрения этикета в отличие от многих столичных офицеров.
— Где моя лошадь? Где мой любимый пегий Стедди? Я тебя спрашиваю, ты, похожий на киммерийского разбойника!
— А я и есть киммериец, — благодушно пробасил Конан. — И даже разбойник. Это только сейчас я король.
— Ты? Король? — насмешливо возгласил горец и на мгновение задумался, припомнив, видать, что новый король действительно родом из Киммерии. — Ах, чтоб тебя… — Горец почесал затылок. — А чем докажешь?
— А чему поверишь? — быстро спросил Конан.
Горец еще на секунду задумался, а потом ответил:
— Трем вещам. Я слышал, что новый король великий воин и очень силен. Если ты бросишь столб дальше меня, я признаю, что ты король.
— Что еще? — спросил Конан, входя в азарт.
— Король должен быть богат и щедр. Ты подаришь мне пятьдесят овец? Тогда я поверю.
— Что третье? — усмехнулся Конан сметливости парня. А еще говорят: дикари, варвары!
— Вчера меня принимал какой-то желтоволосый гандер, пусть ему споет банши! Это он вчера напоил меня вином.
— И что? — продолжал ухмыляться король.
— Если ты король, то можешь наказать его за это.
— Как? — насторожился Конан и быстро глянул на Хорсу. Тот спокойно стоял в своей колеснице, не снимая капюшона и маски.
— Ты позволишь мне самому побеседовать с ним еще раз! — Выпалил горец.
— Хорошо, — кивнул Конан. — Сейчас мы едем к тебе домой, во Фрогхамок. Даже если старый Мабидан покажет на меня пальцем и сумеет вбить в твою излишне крепкую башку, что король Аквилонии — я, то я все равно выполню твои условия. Только вот столбы метать будем во Фрогхамоке, потому что я спешу. Овец я куплю тебе там же: ты умеешь торговаться, а я это уважаю. Тебя следовало бы посылать на туранский базар, а не гонцом во дворец. А человека, с которым ты пил, я покажу тебе прямо сейчас. Только будь добр, приведи в порядок свою юбку.
Ничуть не смутившись, горец опустил глаза и, увидев изъян в костюме, тотчас его устранил, что-то подтянув и где-то подвязав.
— Кто этот человек? — Он оглядел всех присутствующих и снова остановил взгляд на Конане.
— Хорса, сними капюшон! — приказал король. Гандер откинул капюшон и снял маску. Лицо его было усталым и немного бледным, глаза смотрели холодно.
— Что хочешь ты узнать у меня? — обратился он к горцу.
— Ты обещал устроить нам встречу с глазу на глаз! — возмутился горец, обращаясь к Конану.
— Ничего подобного, — возразил король. — Я обещал, согласно твоему условию, что ты сможешь сам с ним побеседовать. Вот и беседуй, только побыстрее, не знаю, как там тебя.
— Бриан Майлдаф, если кто не знает! — заносчиво объявил горец. — Ты тот, кого зовут Хорсой! Готов ли ты отвечать как мужчина за вчерашний гнусный поступок? Если да, сойди с этой тачки, и пусть разговаривают наши кулаки! Ставлю четыре против одного, что кулак Майлдафа говорит лучше.
— Может быть, и лучше твоего языка, которым впору мерить пастбища, — неожиданно в тон горцу ответил сдержанный обычно Хорса, спрыгивая с колесницы. — Погоди, пока я сниму кольчугу, не то от твоего кулака останется одна горская овсянка!
Хорса, видимо, знал, как разозлить горца. Майлдаф побагровел и, казалось, даже раздулся от гнева.
«Такой противник не слишком опасен, — подумал Конан. — Если только битва не опьяняет его до того, что он не чувствует боли, а каждое движение противника опережает на мгновение, как демон».
Между тем Хорса скинул кольчугу и остался в одной льняной рубахе. Он был на голову ниже Майлдафа и поуже горца в плечах. Вроде бы у гандера не было никакой возможности выиграть этот поединок. Конан готов был уже остановить Хорсу, но тут горец прыгнул вперед, как снежная кошка, с места, без видимых усилий. Правая рука стремительно метнулась навстречу Хорсе, и пальцы ее уже готовы были сомкнуться на левом плече у гандера, но схватили только воздух. Хорса быстро сделал шаг назад и влево, и Майлдаф промахнулся на пару пальцев. В это же время кулак Хорсы ткнулся — именно ткнулся, столь слабым виделся удар, — под ребро горцу.
Результат превзошел все ожидания: Майлдаф как-то сразу будто уменьшился в росте, осел и начал падать. Победа была быстрой и полной, но Хорса допустил ошибку. Вместо того чтобы взгреть хвастуна еще раз или просто отойти еще на шаг назад, предоставив Бриану Майлдафу спокойно помучиться, смакуя горечь поражения, гандер остался стоять рядом. Уже падая — боль, видимо, была очень сильна, к тому же у парня перехватило дыхание, — горец успел, извернувшись по-паучьи, выстрелить в гандера длиннющей левой рукой.
Удар пришелся в челюсть, и хорошо, что не задел горло, не то, не ровен час, проломил бы Хорее кадык. Гандер рухнул как подкошенный. Рядом улегся Бриан Майлдаф. Оба были без сознания. Конан не знал, смеяться ему или гневаться, но через несколько мгновений расхохотался.
— Нечего сказать, воители! — прохрипел Арминий. — Таким жонглерам в бродячем цирке выступать! Длинный у меня и прыгнуть бы не успел, как лежал бы с порванной селезенкой, а малыш хоть и верток, а остался бы без левой руки. Не буду хвастать, но вот Их Величество воевали, они понимают.
— Они понимают, — уважил боссонца Конан. — А что скажет почтенный Тэн И?
