— Да. Ему тогда сравнялось девять, если циркачи сообщили правду о его возрасте.
— Кто сопровождал мальчика?
— Я опять отправил его с бродячим цирком, где были собаки и ручной медведь. Вместе с Куланом ушли двое: Робин Монграт и Майл Майлдаф.
— Сколько же здесь Майлдафов? — спросил Конан.
— Три деревни. Майл Майлдаф был двоюродным дедом моего гонца. Три года назад Майлдаф и Кулан возвратились. Монграт погиб в пуще. Его убил наставник Кулана.
— Кто учил мальчика? И, подожди-ка, когда, говоришь, он вернулся?
— Три года назад. Они провели в пуще пять лет. Услышав следующие мои слова, попытайся сдержать справедливый гнев. — Коннахт специально встал и согнулся в глубоком поклоне. — Прошу тебя, о, король.
— Обещаю, — процедил Конан. Смутное подозрение шевельнулось внутри.
— Кулан учился колдовству в деревушке Гвавеле близ реки Черной. Его наставника звали Зогар Саг.
— Так… — прохрипел Конан. — Сомневаюсь, что пикты могут научить доброй магии. И совсем не верю, что это мог Зогар. Твой… Твой сын умеет говорить, или он проглотил язык, или беседует только со зверьем? — Король говорил резко и грозно.
При этих словах юноша взглянул на короля и спокойно, без акцента, на правильном аквилонском, ответил:
— Могу, о, король Конан. Твое имя славно в Пограничье, и Пуща говорит о тебе с уважением.
— Еще бы, — недобро ухмыльнулся король и тут же спросил на пиктском: — Где ты был, когда штурмовали Тускелан?
— Я бежал вместе с Майлом, — просто ответил Кулан. — Накануне Зогар принес в жертву Робина. В жертву болотному демону. Он и Майла хотел убить, и, может быть, меня. И мы ушли.
— Ладно. — Разговор продолжался на пиктском. — Чем так прельстился Зогар, что взялся учить тебя и не убил твоих провожатых сразу?
— Он узнал во мне одного из детей Юхиббола Сага. И мы дали ему много золота, стекла, шелка и страусовых перьев.
— К перьям он был неравнодушен, — усмехнулся Конан. — Тебе известен тайный знак Юхиббола Сага?
— Разумеется, но…
— Знаю. Когда-то он очень мне пригодился. Как бесился демон! Чему еще научил тебя Зогар? Ты можешь вызвать демона?
— Да, могу, но это не самое приятное.
— Согласен, — кивнул Конан, — Это черные демоны?
— Нет, пикты не ведают черного колдовства. Они взывают к силам земли вроде Юхиббола.
— Это Зогар-то не знал черного колдовства?! Никогда не поверю, мальчик, — криво усмехнулся Конан.
— Зогар знал. Но меня он не успел научить этому. И я сам не хотел.
— Зогар бы заставил, — заверил юношу Конан. — Я не хочу думать, что ты лжешь, хотя бы из уважения к твоим отцам — настоящему и приемному. Ты общался с призрачным змеем?
— Да, Зогар испытывал меня. Я был в логове змея, и он не тронул меня. Но чары Юхиббола много сильнее.
— И ты можешь вызвать змея прямо сюда?
— Могу, если так будет нужно. Но уверяю тебя, о, король, в здешних лесах есть создания пострашнее.
— Охотно верю. Но сейчас меня волнует иное. — Конан опять перешел на аквилонский. — Ты слышал наш разговор о горах и наверняка знаешь легенду.
— Знаю, — подтвердил юноша.
— Тогда ответь: чем ты можешь помочь? Ты способен управлять камнем?
— Нет, этот камень не рожден землей. Его создали. Но я понимаю язык растений и некоторых камней. Я постараюсь провести вас безопасным путем.
— Ты в силах побороться с Каноном паков?
— Не знаю. Пещеры темны для меня, но можно послать вперед демона, и не одного. Правда, для этого потребуется человеческая кровь.
— В крайнем случае, возьмешь мою, — поморщился Конан. — Как насчет беседы с черным драконом?
— Я попытаюсь. Если он такой древний, как говорит отец, он должен помнить Юхиббола.
Конан задумался.
— Идет, — наконец сказал он. — Коннахт, я забираю твоего парня с собой. Если хоть один волос упадет с его головы, причинивший вред заплатит своей жизнью, кем бы он ни был. А вообще неплохая подобралась компания: киммериец, боссонец, пикт, кхитаец, горец, гандер… Кто там еще? А, да, аквилонцы всех мастей. — Король хлопнул ладонью по столу. — Коннахт, разговор закончен. Ты даешь мне еще Бриана Майлдафа, и больше никто мне не нужен. Разумеется, ты снабдишь меня едой, теплой одеждой и всякими мелочами вроде веревок. Об этом поговоришь с Хорсой. Я же возвращаю тебе Септимия, если он жив еще. А разворошить этот муравейник под горами будет к нашей общей выгоде. Да, еще. Возвратится Майлдаф или нет, но он или его клан должны получить полсотни овец, я заплачу. Завтра вечером мы отправляемся. А сейчас я иду отдыхать: утром мне метать эти дурацкие столбы с этим придурком Майлдафом. Понятия не имею, как это делается, но я король и должен победить. Мы идем обратно в зал?
Коннахт встал и поклонился.
— Все будет исполнено, как ты повелел. Благодарю тебя, Киммериец.
— Благодарить будешь, когда мы вернемся. Значит, меня уважают в Пуще? — обратился напоследок Конан к Кулану.
— Это так, король, — отозвался пикт.
— Может быть, мне следовало думать о пиктах лучше. Но, видно, уже не получится, — проворчал Конан и распахнул дверь в коридор.
В зале царило оживление. Евсевий держал в руках замысловатый предмет, должно быть, музыкальный инструмент.
— Прекрасная графиня, — ручьем журчал ученый. — Я посетил множество стран, и немало сладкозвучных инструментов тешили мой слух. Также знал я звучание варварских труб и барабанов, и странных и непривычных для цивилизованного человека приспособлений для извлечения звуков в странах юга и востока. Однако звучание сего инструмента мне неизвестно. Вероятно, звук происходит посредством приведения в колебательное движение сих тончайших вервий, напоминающих струны. Но я не смею осквернить своими неумелыми и грубыми перстами сие творение, ибо все, что дарит нам чудо музыки, имеет душу, и без знания оной было бы кощунством строить из себя музыканта. Посему, графиня, не угодно ли вам будет открыть нам душу сего тонкого создания, а с ней и часть своей, ибо все мы пребываем в затруднении, столь вы уклончивы и лукавы.
Конану оставалось только поскрести подбородок, слушая, как ученый выговорил все это без единой запинки. Даже Умберто не смог ничего добавить к произнесенному.
— Если госпоже будет угодно, пожалуйста, — выразил Тэн И всеобщее желание, пусть не столь пышно, но исключительно вежливо и доходчиво.
Инструмент и вправду был интересен: деревянная резная рама, украшенная серебром, в форме скругленного клина, а на ней струны различной длины и толщины из светлого волоса. Должно быть, звук и впрямь должен был получиться куда приятнее, чем у писклявых туранских трехструнок, но Конана больше заинтересовало обращение с титулом, произнесенное Евсевием.
— Этайн — графиня? — обратился Конан к Мабидану. — Она замужем?
— О, нет, — ответил Коннахт. — Это лишь привычное нам всем обращение. Мой старший брат был графом, он владел маркой на востоке. После его смерти графство унаследовал Аврелий, но это временно. Аврелий оставит дела сразу, как Этайн выйдет замуж, и передаст марку ее мужу. Таким образом, Этайн