— Я упал на землю, господин, — ответил кхитаец, — и крыло пронеслось надо мной.
— А как же ты загнал это порождение Нергала обратно в его логово? — решил выяснить окончательную картину Юний.
— После того как крыло сбило всех в воду, я подполз к самому сердцу крутящейся тьмы и ткнул туда факелом, — объяснил Тэн И. — Демон задрожал и стал превращаться в нетопыря, но я не позволил ему закончить превращение и ударил факелом и мечом одновременно. Тогда демон очень, очень рассердился, даже стал светиться багровым изнутри, словно грозовая туча, и сам он стал похож на тучу, но не сумел превратиться ни во что. Поняв, что ему нельзя давать менять облик и тогда он не в силах будет сражаться, я стал гнать его мечом и факелом к колодцу. Он очень сердился и светился все сильнее, а над колодцем лопнул, как большой гриб… Как он называется по-аквилонски?
— Дождевик, что ли? — брякнул Майлдаф.
— Да-да, дождевик, — кивнул кхитаец, — И потом он стал падать вниз, как черный снег.
— Так ты убил его? — обрадовался Юний.
— Нет, не думаю, — покачал головой Тэн И. — Он ушел к себе в логово. Но теперь я знаю, как ему противостоять.
— Будем надеяться, — пожал плечами Конан.
День вступил во вторую свою половину. Новости, принесенные разведкой, были одновременно и утешительны, и печальны. Проход в пещеры был найден, паки не смогли замуровать все выходы и даже не охраняли некоторые из них, но в подгорной тьме скрывались создания куда более страшные, чем желтолицые карлики, да и водная преграда оказалась значительно опаснее, чем предполагалось. Требовались уже не плотики для вещей, а плоты, которые выдержали бы вес человека. Конечно, Конан или Евсевий могли бы и вплавь одолеть не слишком широкое подземное озеро, но Кулану или Септимию такое было явно не по силам. А без колдуна отряд не мог обойтись, и это стало ясно с первых же шагов.
Кстати, Септимий не проявил каких-либо особых признаков беспокойства по поводу здоровья младшего брата, как, впрочем, и признаков неприязни к нему. Должно быть, горделивый аквилонец, к тому же ученый, презирал дикого пикта-колдуна, но не питал к нему ненависти, поскольку ясно было, кто унаследует титул и состояние Коннахта.
А вот потеря Хорсы была очень тяжка. Конан уже по-всякому обругал и графиню Этайн, и ее дурацкий шарф, и довольно скоро с неудовольствием понял, что запас ругательств неумолимо тает. Оставалось или звать на помощь Арминия, или расспросить очухавшегося Кулана, что это еще за зеркало Зервана и кто этот высокий, тощий и белый, как бледная поганка, старикан в капюшоне. Король избрал второе.
— Кулан, ты сможешь отвечать на мои вопросы? — спросил он светловолосого пикта, который сидел теперь у костра, закутанный заботливым Брианом в ворох пледов цветов клана Майлдафов и потягивал все то же горячее питье — настоящий суп кирпичного оттенка из чая, соли, молока и масла, куда Тэн И еще присовокупил всяческих трав. Рецепт этого варева кхитаец узнал от гирканских кочевников.
— Да, — кивнул Кулан.
— Тогда ответь мне, кто этот старик в белом, похитивший Хорсу, кто такой Зерван, почему Хорса «может быть, вернется», как ты утверждаешь?
Впервые Кулан сделал не колдовской, а обычный мальчишеский жест — почесал лоб.
— Великий Зерван, Отец времени, — пояснил юноша. — Он вечный и безначальный, как Митра. Только Митра добрый, а Зерван не творит добра и не чинит зла, он только следит, чтобы одно не одолело другое насовсем.
— То есть, как? — не понял Конан. — Раз следит, выходит, что делает?
— Нет, — возразил Кулан, отхлебнув еще из чашки. — Он делает возможным то, что может произойти, а может и не произойти. Вот, к примеру, камень может сорваться с кручи и сбить с тропы в пропасть коня с седоком. А может не сорваться. Всадник может быть злодеем и разбойником, а может быть гонцом Страбонуса, допустим, к Нимеду, а может быть просто пастухом, который едет в соседнюю деревню к своей невесте. Зерван никогда не станет сам сбрасывать камень. Он может сделать так, чтобы камень упал. А уж вздумается кому-то проехать там именно тогда, когда камень покатится, или на тропе будет пусто, — к этому уже Зерван не причастен.
— Интересно, — промямлил Конан, хотя понял мало. — В общем, где-то балкон рухнет на башку Страбонуса, где-то молния прибьет царицу зингарийскую, а где-то под землю провалится храм Сета, но в нем не случится никого, кроме гадюк, а в целом ничего не изменится.
— Примерно так! — Евсевий поперхнулся питьем, которое усердно ему подливали. — О, царственный, тебе следует встретится с тарантийскими теологами, слишком уж они зазнались и разучились говорить понятно. Пусть поучатся у тебя!
— Всенепременно, — охладил порыв Евсевия король. — А что понадобилось Зервану от нашего Хорсы? И что это за зеркало?
— Зеркало Зервана — это то, что мешает нарушить равновесие, — ответил Кулан. — Его нельзя ни разбить, ни пройти сквозь него. Клинок может быть отбит железом, плечо ударится о стену, но сожженное огнем не восстанет, а потому огненная стрела казнила бы того, кто ее пустил. Хорсы коснулся Черный Огонь Смерти, он ранил не его тело, но душу. Раненная этим огнем душа может оставить в покое тело, но погубит многие души, как больной моровой язвой может погубить целый город, как жрецы Сета убивают змеиным ядом тысячи душ. Зерван — время, которое излечивает все. Хорса вернется, но будем ли мы живы тогда или нас уже не будет, этого я не могу сказать, ибо не знаю, сколь тяжела его рана.
— Ясно, — пробурчал король. — Ох уж мне эти волшебники! Кстати, Евсевий! — громко обратился он к ученому. — Вот тебе еще один попутчик на собрание богословов, — кивнул король в сторону Кулана. — Они лопнут от злости, когда до них дойдет, что пиктский мальчик знает нечто, что они прохлопали.
«Вероятно, пикты заслуживают лучшего к себе отношения, — снова подумал Конан, — но себя я уже не переделаю».
— Ладно, как я понял, Хорса может объявиться среди нас в самый нужный момент, — заключил король. — Посему не поленитесь захватить с собой его меч, он-то пригодится в любом случае. И еще: если кто-то, — Конан выразительно посмотрел на Кулана, — решит, что король остался в Тарантии, я быстро напомню, что король среди вас. А теперь нам предстоит соорудить пару больших плотов. Тот парень из Пуантена был здоров, как бык — они там все такие — да к тому же его согревало Белое Древо… Тьфу, Белая Дева! Своим духом святым, не иначе. А у нас нет ничего, кроме грешной плоти, поэтому те, кто может плыть, поплывут, если понадобится, а Кулан останется сухой, как я сейчас. Вечером, на закате, мы полезем в пещеру все. Там все равно темно, хоть глаз выколи, что днем, что ночью, и потому наплевать, что происходит наверху.
Глава седьмая «БИТВА БЕЗУМИЙ»
К вечеру, когда желтые лучи горного солнца уже не так горячи и мягко ласкают листья, траву и белые известняковые глыбы на холмах, отряд из десяти человек скрылся в трещине на склоне холма. Замыкал цепочку Бриан Майлдаф.
— Бриан, зачем ты лезешь в эту дыру? — не удержавшись, спросил один из слуг, остававшихся снаружи. — Неужели ты хочешь навсегда быть заточен в холмах у паков? А если они превратят тебя в червяка или улитку?
— Должен же я как-то развлекаться… — удивился такому вопиющему непониманию Бриан и исчез в трещине.
Подземное шествие возглавил Тэн И, за ним шел Конан. Спиральный ход действительно не таил никаких опасностей, а вот усыпальница поразила короля до глубины души. Сколько разнообразного оружия, какие роскошные узоры и насечки, какая ковка, какая сталь!
Больше всего понравился Конану шлем — вполне обычный куполообразный островерхий шлем с маской для глаз и защитой для носа, без всяких украшений, но он подходил королю как нельзя лучше, и, если Конан хоть что-то знал о стали, эту вороненую броню не пробил бы и вендийский меч, а форма шлема была такова, что любая стрела, направленная чуть косо, неизбежно соскользнула бы по его поверхности в
