сущность вещей, животных и людей. Больше туранец ничего не знал и был счастлив за весьма неплохую цену избавиться от опасной игрушки.
Купец был уверен, что большая часть россказней — чушь, но… Как говорится, нет дыма без огня. Если уж Вегелю, правой руке короля, понадобилась эта штука, значит, какая-то магия в ней несомненно присутствует. Поэтому артефакт был обернут холщовой тряпкой и надежно упрятан в небольшой сундучок красного дерева, окованный узорчатыми железными полосами и запертый на хитроумный замок. Ключ от сундука купец постоянно носил на тонкой серебряной цепочке под рубахой. Попытавшихся взломать сундучок ждали несколько небольших, но весьма неприятных неожиданностей.
К полудню погода начала резко портиться. Только что чистое синее небо как-то незаметно затянули свинцово-черные тучи. С полуночи налетел холодный ветер, поднявший облака отвратительного мокрого снега и замедливший продвижение маленького отряда.
Купец поплотнее закутался в плащ из медвежьей шкуры. Он ехал в стороне от основной процессии, чуть впереди и чуть правее. По два конных стражника двигались справа и слева от фургона. Один сидел рядом с возницей, прыщавого вида юнцом, и держал на коленях взведенный арбалет. Точно такой же, с тяжелым коротким болтом на тетиве, находился в руках воина, сидевшего в фургоне, свесив ноги через задний борт.
Лошади, тяжело передвигая ногами — идти против сильного ветра не так уж и весело — втянулись в длинное каменистое ущелье, полого поднимавшееся вверх. За ущельем дорога резко взмывала почти к самым облакам и за небольшой, но глубокой пропастью начинала постепенно опускаться вниз, в Бритунию.
Брести оставалось недолго, но купец почему-то начинал чувствовать смутное беспокойство. Очень уж ему не нравились крутые склоны, усеянные валунами, как подсолнух — семечками.
Судя по лицам «сынков» Аль Браско, склоны не нравились и им тоже.
Воин с полуседой бородой — старший охранник — ударил своего серого в яблоках жеребца каблуками высоких сапог из мягкой свиной кожи, подъехал поближе к гнедой кобылице купца и неуверенно начал:
— Господин Эрет, дерьмово все это выглядит…
Эрет перебил его ледяным тоном, кладя руку на навершие меча:
— Займи свое место, Фалкон, и держи свое мнение при себе. Тебе платят не за глупые страхи.
Седобородый открыл было рот, потом сплюнул и, хлопнув коня по шее, вернулся к фургону.
Пожалуй, они были ближе к выходу из ущелья, когда просвистела первая стрела. Она взлетела из-за одного из валунов на левом склоне и, прочертив небо, воткнулась в снег перед лошадью купца. Стрела была длинная, но все же гораздо короче боссонских, сбалансированная перьями орла-беркута, с раскрашенным охрой древком.
Купец натянул поводья и вскинул руку. Фургон со скрипом остановился. Охранники вертели головами, но так никого и не увидели. Только ветер, шурша снегом, гулял по долине.
Стрела, в чем никто не сомневался, принадлежала кезанкийским горцам.
Эрет еще раз взглянул на нее, словно надеясь, что она растает, как морок, но она продолжала нахально торчать в шаге от копыт его лошади.
Купец привстал на стременах и как можно громче проорал:
— Эге-гей! Что вам надо?
В ответ из-за валунов выступили фигуры, одетые в шкуры. ПОДНЯЛИСЬ луки, и к свисту ветра прибавилось пение стрел…
Один охранник безмолвно сполз в снег со стрелой в глазу. Остальные, ругаясь, подняли над головами маленькие круглые щиты.
— Гони! — заорал на оцепеневшего возницу Эрет, а СИДЯЩИЙ рядом воин с силой пихнул парня в бок.
Фургон сдвинулся с места, но далеко не уехал. Несколько стрел вонзилось в бок правой лошади. Несчастное животное, взвизгнув, поднялось на дыбы и, обрывая постромки, рухнуло в снег. Недолго прожила и вторая…
Горцы перестали осыпать стрелами людей, и теперь смертоносный дождь обрушился на неповинных животных. Одна за другой были убиты все лошади, а воины Аль Браско заняли круговую оборону вокруг фургона. Возница попытался заползти под повозку, но не успел. Какой-то горец заметил мальчишку и, пустив стрелу вертикально, пригвоздил его к земле. Бедняга лишь дернулся и судорожно сжал худые пальцы в кулаки, словно пытался удержаться на земле.
Эрет сбросил тяжелый плащ, обнажил меч и стал рядом с Фалконом, стараясь не глядеть в его сторону.
Горцев при ближайшем рассмотрении оказалось не так уж и много — может, десятка четыре. Во всяком случае, не больше. Они прекратили стрелять и, вытащив из ножен сабли, со звериным воем ринулись вниз. Около десятка осталось наверху, прикрывать нападающим спины.
Щелкнули арбалеты, и два тела остались лежать на каменной россыпи. Времени перезарядить оружие не было, и в ход пошли мечи.
Как и в любом другом бое, ничего возвышенно-романтичного в завязавшейся схватке не наблюдалось. Только кровь…
Нападающие сразу понесли ощутимые потери. Их сабли были короче клинков наемников, и, прежде чем горцы вступили в ближний бой, пяток их сотоварищей окрасили своей кровью грязноватый снег.
Эрету первое время казалось, что защитники фургона даже смогут выстоять.
Его широкий клинок отбрасывал легкие сабли, ловил врагов на контрвыпадах и крушил тела, прикрытые только звериным мехом, а разве это защита… К его ногам упал третий противник, разрубленный от плеча до пояса одним хорошим ударом. Рядом вскрикнул Фалкон, навалился на стенку фургона. Эрет с ужасом увидел красную тонкую полосу на его шее, из которой быстро-быстро потекла кровь. Бывший начальник стражи, закатив глаза, булькнул и съехал в снег.
Купец выкрикнул что-то нечленораздельное и снес его убийце голову. Только сейчас он заметил, что остался в одиночестве. Еще два мертвых тела в белых плащах плавали в собственной крови перед Эретом остались лишь восемь хрипло дышащих горцев, которые начала медленно окружать его. Выругавшись, он атаковал, выпустил кишки одному и побежал, пока остальные не опомнились, вокруг фургона.
Два трупа и десяток горцев — вот и все, что ждало его там.
«Все»,— устало подумал Эрет.
Меч купца взметнулся вверх, к правой щеке. С диким ревом на оцепеневших жителей Кезанкии набросился безумец… Горцы тоже люди. Хоть и дикие и кровожадные. Они боялись демонов и знали, что человек обуянный «боевым бешенством» становится одержим злыми силами, каковые придают ему неуязвимость и сметающую все на своем пути темную безрассудную ярость.
А когда один купец, пусть и могучий как медведь, четырьмя ударами сделал четырех их товарищей холодными изуродованными трупами, они не выдержали и побежали в разные стороны.
У лучников нервы оказались крепче. Сразу три стрелы прошили кольчугу и живот Эрета. Ноги сразу ослушались, могучий купец неловко плюхнулся в снег и оперся спиной о колесо фургона. Еще две стрелы клюнули его в грудь. Эрет только усмехнулся и плюнул кровью. Наверное, поэтому у стрелка дрогнула рука и третья стрела лишь оцарапала шею купца. Но и без этого он был смертельно ранен.
Горцы несмело начали спускаться. Кто-то осторожно выглядывал из-за фургона. Раненый пятью стрелами воин уже не казался опасным.
Самый храбрый — или самый безрассудный — из нападавших грубо схватил Эрета за волосы, рывком приподнял голову и остолбенел. На его смотрели живые, налитые кровью глаза.
Меч ринулся вперед, с хрустом пронзая храбреца насквозь. Истошный вскрик, и мертвый горец валится на спину. Жуткая усмешка искажает бледные, помертвевшие губы.
Сверкнули на солнце узкие сабли, сверкнули и опустились. На месте Эрета, купца из Пайрогии, лежала изрубленная куча мяса, лишь отдаленно напоминающая человеческое тело.
Горцы, покончив с охраной, начали рыться в фургоне. Они безжалостно ломали ящики, разбрасывали прекрасную парчу и нежный шелк…
Они явно не были простыми бандитами, они что-то искали.
Тем временем два мальчишки лет пятнадцати помогли спуститься с склону пожилому, седому мужчине,
