— О, пресветлый Адонис и любовь твоя Иштар… О, прекрасная Иштар и любовь твоя Адонис… Вдохните жизнь в заблудшую душу юного воина… Пролейте свет и тепло в сохранившиеся извилины его серого камня… А-а-а-а… И-и-и-и… Э-э-э-э…
— Кром… Перестань выть… — хрипло попросил варвар, со стоном отрывая голову от земли. Словно тонкие короткие стрелы чернокожих туземцев вонзились в его виски, впрыснув яд под кожу; от боли искры вспыхнули в глазах киммерийца. Усилием воли повернулся он набок и, приподнявшись на локте, с удивлением посмотрел на шемита.
— Где… Где я? На Серых Равнинах?
— Ты в горах Кофа, Конан. Я не был на Серых Равнинах, но сдается мне, природа там несколько иная. Но напугал ты меня, варвар, ох и напугал. Всю ночь возносил я молитвы всем богам по очереди, и Крому твоему тоже… Уж не знаю, кто из них внял моим мольбам, только ты очнулся наконец, и я рад.
— Хватит болтать! — взмолился киммериец, пытаясь сесть. Яркий свет тут же ударил ему в глаза и он невольно отпрянул снова в тень. — Утро уже… Тьфу! Скажи лучше, что со мной? Я попал под горный обвал? Или внезапная молния врезала мне между глаз?
— Гм-м… Хм… Под горный обвал.
— И ты меня вытащил? Что ж, благодарить не буду. Я бы тоже тебя вытащил.
— Да, конечно… Еще бы! Ну и ну… — горячо, но не слишком понятно отреагировал Иава, отворотя глаза.
Конан подозрительно посмотрел на чем-то весьма смущенного шемита, но, поскольку он решительно ничего не помнил из прошлого вечера, то и дознаваться более не стал. Поднявшись, он ощупал свой лоб, с неудовольствием обнаружив здоровенную саднящую шишку, и, подхватив с земли мешок, пошел вперед, нимало не заботясь тем, что Иава еще не успел собраться.
Не успел он отойти и десяти шагов, жмурясь от ослепительных солнечных лучей, как неясный шум вдали, чем-то напоминающий шелест крыльев птичьей стаи, летящей в небесной выси, заставил его остановиться и настороженно прислушаться. Иава бесшумно подошел сзади и тоже встал. Лицо его было странно мрачно, черные брови насуплены; напрягшись, он вглядывался в бесстрастные громады гор, залитые ярким светом, как бы думая увидеть там источник этого шума.
— Лемминги… — наконец вымолвил он, поворачиваясь Конану.
— Кто? — недоуменно переспросил варвар.
— Лемминги. Такие зверьки, вроде крысы. Пойдем скорее, приятель, — Иава дернул Конана за руку и припустил вниз, прыгая с выступа на выступ подобно разжиревшему горному козлу.
Киммериец, не ожидавший от спутника такой прыти, хмыкнул и присел на корточки, с удовольствием ленивого зрителя наблюдая за скачками шемита. Не слишком богатое воображение варвара приставило к черной голове Иавы и длинных и кривых словно турецкие ятаганы рога; сие чрезвычайно развеселило Конана; он хлопнул в ладони и оглушительно захохотал, радуясь своему остроумию как ребенок. Но когда шемит вдруг скрылся из глаз, киммериец снова насторожился. Непонятный шум, так напугавший Иаву, приближался. Теперь он был похож не на шелест птичьих крыльев, а на рык водопада, и в нем послышался Конану какой-то писк, или визг, или стон…
Ринувшись вниз, варвар в несколько прыжков догнал шемита, который уже ждал его, осуждающе покачивая головой.
— Кром… Да что с тобой, разноглазый? Какие крысы? Куда ты бежишь?
Конан был не на шутку раздосадован, тем более тем, что и в самом деле в шуме сем чудилось ему нечто странное, необъяснимое, а потому и опасное.
— Погоди, Конан. Сейчас не время. Давай-ка найдем местечко и схоронимся. Если успеем…
Пригнувшись зачем-то, Иава метнулся вдоль подножия горы. Киммериец, каждый шаг сплевывая и ругаясь, двинулся следом.
— Сюда!
Шемит остановился, призывно махнул рукой приятелю.
— Отличная норка, парень, а? — Иава улыбнулся подошедшему варвару, и в тот же миг сверху на них неожиданно посыпалось что-то мягкое, теплое и тяжелое — будто расплавленные оком светлого Митры булыжники. Но, насколько знал варвар, булыжники не имели обыкновения царапаться, а то, что падало на его голову, обладало весьма острыми когтями, ибо тут же располосовало ему лоб и обе щеки.
Едва придя в себя от изумления, Конан выхватил меч и начал остервенело размахивать им, круша сам не понимая что. В запале он не сразу расслышал крик шемита, и к тому моменту, когда тот за полу безрукавки затащил-таки его в нору, лицо и макушка его оказались довольно (сильно исцарапаны, а на земле лежало десятка два зарубленных грызунов, с виду и впрямь похожих на крыс.
— Кром! Кто это?
— Лемминги. Я же говорил тебе.
Шемит пострадал гораздо меньше — только через нос его проходила глубокая кровоточащая царапина; казалось, однако, его нисколько не обеспокоила эта рана. Он возбужденно сверкал из темноты глазами и громко сопел, из чего Конан незамедлительно заключил, что вонючему маленькому монстру из подземного хода все же удалось отравить Иаву.
— Нет, приятель, — читая мысли, радостно ответствовал шемит. — Я совершенно нормален! Пусть меня слопает Золотой Павлин Сабатеи, если я лгу! Лемминги! Ты понимаешь?
— Не понимаю, — мрачно буркнул Конан. Иаве не удалось его переубедить, и киммериец уверился окончательно, что спутник его потерял рассудок. И в самом деле, не станет же нормальный человек радоваться, что его исцарапала какая-то крыса.
— Лем-мин-ги! — раздельно повторил Иава ликующим шепотом. — Я так хотел увидеть схождение леммингов с гор, и вот… Я увидел! Своими глазами!
Он пристроил свой громоздкий зад на огромном валуне и с мечтательной улыбкой воззрился на варвара,
— Лемминги, — как полоумный снова повторил он. — И я их увидел.
Затем он вскинул голову и победно загоготал, потрясая кулаками. Этого Конан уже вытерпеть не мог. Покрутив у виска пальцами, он повернулся к шемиту спиной и двинулся по направлению к выходу из норы. Но не сделал он и двух шагов, как в пещеру вбежало десятка два так любимых шемитом леммингов, пища и возясь друг с другом по дороге. Несколько грызунов, приняв, очевидно, варвара за могучий дуб, полезли на него, цепляясь коготками за штаны; он попытался сбросить их — бесполезно; пришлось каждого брать рукой и отшвыривать в сторону, а это было совсем непросто, так как гнусные лемминги очень больно кусались, да и следом за ними на ноги все лезли и лезли новые.
Громко проклиная всех крыс на свете вместе с Митрой, их породившим, Конан яростно боролся с грызунами, и схватке этой, казалось, не будет конца. Он приспособился уже ломать им шею прежде чем отбросить, но следующие партии, волнами прибывавшие в нору, накидывались на него все с тем же тупым упрямством. В один момент обернувшись на Иаву, варвар заметил, что тот испытывает те же проблемы, что и он сам: серо-коричневые тушки облепили его всего, слепо тыча носами в разные стороны. И шемит, забыв на время свою безумную радость от встречи с ними, вел неравную борьбу; он оказался неплохим стратегом и тактиком — он встал так, чтобы спина его плотно касалась стенки пещеры; отрывая от себя очередного грызуна, он метал его в кучу вновь прибывших, тем самым заставляя их покинуть нору.
В изнеможении уже сражались спутники с тучами леммингов. Глаза Конана были залиты кровью и потом, расцарапанные руки горели; у него не оказалось и свободного вздоха, чтобы достать меч или, еще лучше, нож. На волосах его висел без малого десяток зверьков, клацая зубами у самых ушей; вот один уже ткнулся мокрым носом в ухо, а другой вцепился в шею — как раз в том месте, где билась голубая жилка… Сплевывая кровь, варвар без остановки работал кулаками и ногами, пиная маленьких тварей. Но наконец, когда спутники уже почти потеряли надежду избавиться от грызунов, те поняли, что от них требуется (а может, просто догадались, что не туда попали), и начали потихоньку передислоцироваться к выходу.
Когда последний лемминг покинул пещеру, приятели, не сговариваясь, кинулись к валуну, на коем Иава восседал до начала военных действий, и быстро подкатили его к проему. То, что увидели они на воле, заставило обоих содрогнуться: через полсотни локтей гора круто обрывалась, и серо-бурые полчища леммингов сыпались вниз, отчаянно вереща; сплошным потоком пролетали они мимо норы, и поток этот не прекращался. Опасаясь нового нашествия, Конан выворотил из земли еще один камень и водрузил его на
