более был рад сам отец… Так или иначе, но с этого вечера жизнь Деденихи совершенно изменилась. Он счастливо зажил с новообретенными женой и сыном, не уставая удивляться их сноровке в ведении хозяйства постоялого двора. Сам он, проболтавшись по миру столько лет, не был привычен к каждодневному тяжелому труду, а потому не столько помогал, сколько мешал, так что Лау-Ко даже был вынужден просить его вообще ничего не делать, а только отдыхать. Растроганный таким отношением Деденихи с превеликой радостью изъявил согласие немного отдохнуть… Так прошло еще — сейчас ты опять будешь смеяться, Конан — сорок лет. За это время многое изменилось в жизни семьи бывшего путешественника. Вскоре после его возвращения Те-Минь умерла, едва успев порадоваться женитьбе сына, а еще через три года овдовел и он — благодарение богам, молодая жена его сначала принесла мальчика (которого Лау-Ко, добрый и почтительный сын, назвал в честь отца — Деденихи), а только потом душа ее улетела на Серые Равнины… (я повторяю то, что сказал мне мой гость).
Но — приближается конец повествования. Признаюсь, что в продолжение всего рассказа я никак не мог уяснить, зачем же он пришел ко мне. Я никогда не знал и не встречал ни его жену, ни его сына и внука, ни, разумеется, его самого. Мучаясь сим вопросом, я тем не менее все не решался прервать его, всякий момент ожидая, что сейчас услышу желаемый ответ. Наконец-таки к сумеркам он добрался до сути, кою я немедленно тебе изложу… Кстати, не хочешь ли отведать зингарского белого? Редчайшее вино! Погоди немного, я велю принести…
Глава пятая
Зингарское белое оказалось весьма похожим по вкусу на немедийское красное, только было оно чуть более терпким и чуть менее крепким. Конан по достоинству оценил угощение купца и выпил около четверти кубка, остальное приберегая для дальнейшей беседы с Кармио Газа. Старик не тянул: промочив горло вином, он тут же приступил к той самой обещанной желанной сути, сделав лишь одну оговорку…
— Я не ручаюсь за правду, дорогой друг. Помнишь, я сказал тебе сразу, что мне не понравились глаза этого человека? Так что не обессудь, если предложенная им повесть к концу покажется тебе уж совсем странной…
За три года до того, как Деденихи появился в моем доме, в семье его случилось несчастье. Внук — а ему к тому времени было уже сорок пять лет! — покупая на базаре в Эруке необходимые для постоялого двора продукты, попал в пренеприятнейшую историю. Он заметил вора, который вытащил из наплечного мешка одного ремесленника толстый кошель (тот потом кричал, что эти деньги он копил несколько лун), и попытался схватить его за руку.
Недолго думая, вор вывернулся из объятий младшего Деденихи, оставив злополучный кошель в его кармане, и исчез. Привлеченный воплями народ окружил несчастного; он кричал, что вор не он, а он — честный гражданин Шема, но — ведь выбора не было, ведь настоящий вор убежал, а в азарте охоты люди редко склонны разбираться, кто прав, кто виноват; кликнули стражу, и к вечеру того же дня внук моего гостя сидел в темнице, проклиная ли свою судьбу, вовсе ли не думая о ней — не могу знать.
Деденихи и Лау-Ко распродали большую часть имущества, чтобы подкупить судей, но все оказалось бесполезно, а скорее всего, просто мало… Дела их шли все хуже и хуже, словно с первым же за долгие годы горем удача отвернулась от них. Оба уже старики — ведь даже Лау-Ко было почти восемьдесят лет, — они оказались в ужасном положении: запасы кончались, все деньги разошлись по судейским карманам, и постояльцы приносили скорее убыток, нежели доход… Если б младший Деденихи был с ними, все обернулось бы совсем иначе, потому что в последнее время он один вел все дела постоялого двора; без него же им грозила скорая и неминуемая смерть в нищете… Так говорил мне мой гость…
И вот однажды услышал Лау-Ко от прохожего об удивительном человеке, что живет в городе Мессантии… Великий дар получил он от богов при рождении — дар приносить удачу: тот, с кем будет он рядом, будет иметь все, чего только не пожелает… И зовут сей талисман… Ты-то знаешь, Конан, как его зовут…
Оживившийся за время повествования Кармио Газа опять сник. Варвар же, который уже отлично понял, в чем дело, молчал: старик по доброте своей совершил ужасную ошибку, отправив Висканьо с ублюдком Деденихи выручать из темницы его внука, и что теперь он мог сделать? К тому же вся эта история случилась не нынче, а более трех лет назад, так что выручить талисмана из беды — если он вообще еще жив — вряд ли было возможно.
— Кром… Какого Нергала… — Конан хотел упрекнуть купца в излишней и глупой доверчивости, но тот поднял на него взгляд, и варвар не продолжил. — Тьфу!
— Да, Конан… Я понимаю, что ты хочешь мне сказать, но не говоришь, жалея… Я старый глупец. Я сам подарил своего сына первому встречному. А потом я искал его и не сумел найти. Я…
— Хватит, — поморщился киммериец. — Хватит, Кармио. Ты совершил то, что считал нужным, и поздно теперь о том сокрушаться.
— Да, конечно… Прости…
— Да мне-то что тебя прощать? — рыкнул Конан, в непонятном ему самому раздражении отшвыривая пустой кубок в сторону.
В полном молчании они сидели еще некоторое время. Купец — устремив взор в звездное небо, киммериец — вяло засовывая в рот апельсинные дольки. Странная судьба рыжего талисмана взволновала его, хотя он ни за что не признался бы в этом вслух. Сейчас он вспоминал, как нашел Висканьо пять лет назад, привязанного к доске и с кляпом во рту; как с ним на спине переплывал Хорот; как вызволял его из лап Красивого Зюка… Что с ним теперь? Зачем старый проходимец увел его? Уж конечно, Конан не поверил в историю с освобождением внука… Все это было ловко придумано для того лишь, чтобы выманить рыжего из дома…
И тут варвар догадался о причине внезапного своего раздражения. В глубине души он с самого начала рассказа Кармио предполагал, что выручать парня придется ему, что, естественно, было совсем некстати. Но недаром же ему встретилась Данита с Плипсо, а потом эта дохлая мышь у ворот дома купца… Те числа, о которых втолковывала ему Низа, привели его именно сюда, а первый же человек, коего он узнал в лицо… Конан замер, припоминая: «…коего ты узнаешь в лицо, сообщит о дальнейших твоих действиях…» Как же расценить повествование Кармио Газа? Он ни о чем его не просил, просто поведал, что произошло в его жизни за то время, пока он не виделся с Конаном. Так и любой человек, встречая давнего приятеля, спешит рассказать ему о себе…
Но как же тогда дорога в Гирканию, к Учителю… В голове киммерийца все перепуталось. Что делать? Отправляться на поиски талисмана или плюнуть на него и идти за великой Силой? Неодолимо Конана влекло все же к Учителю, а потому, усилием отбросив всякие мысли о спасении рыжего, он прервал молчание, обратившись к купцу:
— Вот что, Кармио… Я…
— Конан! — звонкий и чистый голосок Даниты не позволил ему закончить, чему он был рад, ибо легче схватиться со снежным тигром, чем отказать другу в помощи… Даже если он о ней и не просит… В конце концов, можно уйти ничего не объясняя и не прощаясь — так он и поступит на рассвете, а пока…
— Данита! Где ты была? — Он обернулся и с удовольствием посмотрел в нежное личико. — А Плипсо с тобой?
— Со мной. Вот он.
Краб на ее ладони снова зашевелил клешнями, заворочал бусинками глаз, и Конану показалось, что он хочет взглянуть на него — он, первое число, хочет взглянуть на варвара и тем самым еще раз напомнить ему о напутствии старой колдуньи. Ярость всколыхнулась в душе мужчины, но так же быстро и угасла: непонятное и весьма неприятное чувство, сменившее ее, угнетало, но разбираться в его происхождении значило отступить от прежнего решения. Нет, такого Конан допустить не мог. Упрямо сжав губы, он отвернулся от Плипсо.
— Ступай-ка спать, девочка, — мягко произнес купец, глядя на нее так ласково, как до того он смотрел только на Висканьо.
— Позволь мне побыть немного с вами, отец, — Данита прильнула к плечу старика, ластясь,
