цепи на ногах и начал рвать на руках! Ну, приковали к стене… Так он и провисел почти полтора года…
— А потом? — насторожился киммериец, в уме подсчитывая, как совпадало время заточения младшего Деденихи с исчезновением талисмана.
— Потом-то и произошло это… непонятное… Отчего все и знают у нас его историю… Одним прекрасным утром… То есть совсем не прекрасным утром, конечно… то есть само по себе утро было очень даже прекрасное, а…
— Тьфу ты! — сплюнула Мархит. — Мы поняли тебя, Херби. Ты можешь не рассказывать про утро?
— Могу, — заверил Херби, нежно целуя ее в тугую щеку. — Я и не то еще могу… Ладно, продолжаю. Короче говоря, однажды утром охранник обнаружил, что в камере никого нет! Цепи — есть, так и висят на стене, а его — нет. Как он сумел оттуда выбраться? Никто не знает. Окошко там с твою ладонь, Конан; на двери кроме замков — наружные засовы, уже не говоря о том, что стражи полны все коридоры. Но не только это поразило нас… Спустя пару лун Хам увидел его в городе. Парень он неглупый, а потому не стал бросаться к нему с криками, а проследил, куда это Нергалово отродье пойдет. И что вы думаете? — Херби сделал паузу и посмотрел на слушателей, с удовольствием, находя в глазах их интерес к его повествованию. — Он оказался владельцем огромного дома под Эруком! Сколько там слуг — говорил Хам — столько нет охранников в нашей родной темнице!
— Это был не он, — убежденно сказала Мархит, качая головой. — Твой Хам все перепутал. Так не бывает.
— И я думал. Но на другой день к тому дому пошел охранник, который видел эту рожу полтора года подряд, и он тоже узнал его! Роскошно одетый господин оказался тем самым карманником!
— О, светлая Иштар… — пробормотала ошарашенная Мархит. — Не могу поверить… С таким богатством и…
— Тебя удивляет, любимая, что он украл кошель? В этом как раз нет ничего странного. У нас…
— Меня не удивляет то, что он украл кошель, — перебила хозяйка трактира. — Я и сама знаю богачей, что воруют почем зря у самых нищих. Но что мне непонятно, так это то, почему он полтора года просидел в темнице? Такие не сидят…
— Ты права, моя умница, — снова чмокнул ее в щеку карлик. — Ты как всегда права. Только кто ж знал, что он у нас? Он мог бы передать послание, конечно, но после его нападения на Хама ни один охранник не хотел иметь с ним дела. Ребята говорили, что он проделывал такие подлые штуки… Мол, зайдешь к нему — он вроде глаза прикрыл, спит… И вдруг как плюнет в рожу! Бр-р-р… Как еще наши его не убили, не понимаю…
— Если все так, то почему ты сказал, что история эта непонятная?
— Потому что я до сих пор не могу догадаться, как он удрал…
Зато Конану не надо было и догадываться — он знал отлично всю схему побега. Как бы ублюдочный Деденихи ни обидел этого Хама, как бы он ни плевался, все равно нашелся кто-то, кто за порядочную мзду передал на волю его записку. А потом слуге или наперснику его оставалось только надуть доверчивого Кармио Газа печальной легендой о несчастном узнике и его умирающем дедушке, забрать талисман и уехать в Эрук. Прах и пепел! Как же просто!
— Прах и пепел… — прорычал варвар, вставая. — Ты скажешь мне, Херби, где тот дом?
— Я скажу тебе, где найти Хама — он покажет и дом, и ублюдка. Только… Я хочу предупредить тебя, Конан: охранник, который полтора года носил ему еду и воду, утонул в мелком водоеме у городской стены…
— Перепил? — коротко осведомилась Мархит.
— Возможно, — пожал плечами Херби. — Хотя почему-то к его шее был привязан камень… И это случилось через треть луны после того, как он узнал в важном господине ту тварь!..
За два дня пути вороная совсем выбилась из сил, и как Конану было ни жаль, пришлось оставить ее на постоялом дворе в деревеньке близ Эрука. Взамен он взял могучего, серого в яблоках коня, который был далеко не столь красив, но зато домчал его до стен города задолго до сумерек.
Теперь киммериец особенно чувствовал время: он ступил наконец на верный путь, и чем ближе был его конец, тем ближе было и начало пути иного. Поэтому, наверное, он не стал заезжать в знаменитые своими винными погребами забегаловки Эрука, а погнал коня сразу к дому Хама, благо карлик Херби подробно описал ему дорогу туда.
Крошечная деревянная развалина стояла в ряду таких же унылых бедных конурок на самой окраине, у городской стены; Конан, опознав ее еще издалека по огромному гнезду на крыше, стрелой пролетел мимо изумленных его богатым видом и прытью горожан и осадил коня прямо у низкого разбитого крыльца.
Хам оказался дома. Это был чернявый низкорослый крепыш с курчавыми волосами, большими выпученными глазами, крупным носом и тонкими, весьма подвижными губами. Стоило Конану произнести имя Херби и напомнить историю с младшим Деденихи, как парень тотчас разразился бешеными ругательствами в адрес последнего, видимо оставившего поистине кровавый след в его душе — или, вернее, на его шее.
Изощренная брань, потоком низвергающаяся из его уст, в другой раз немало повеселила бы варвара, но только не сейчас. Хмурясь, он потягивал из глиняной кружки некрепкое домашнее пиво и пытался прояснить для себя два вопроса. Первый: почему Деденихи, судя по рассказу Кармио Газа, человек почтенный и нравом тихий, вел себя в заточении как прожженный бандит? И второй: почему Хам сказал, что имя его он слышит впервые, и что за полтора года так и не удалось установить, как его зовут или хотя бы прозывают? Что-то не похоже было все это на обычную печальную историю шемитского простолюдина, по ошибке попавшего в темницу. Между тем Хам продолжал:
— И вот тут на тебе! Вижу — наш придурок! У меня сразу шея заныла. Во, погляди, погляди, вон где укусил… — тыча себе толстым пальцем куда-то между ухом и плечом, сердито сказал парень.
Конан приподнял брови, вроде как сочувствуя, и тем самым окончательно расположил к себе Хама, которому и в голову не могло прийти, что гость его просто-напросто недоумевает, как злоумышленник сей смог вцепиться зубами в шею, если ее вовсе не было.
— Идет важный такой, разодетый, гладкий! Чтоб его к богу Шакалу в пасть… Я — за ним. Дай, думаю, погляжу, где эта гнида проживает. И что ты думаешь, господин? То есть ты думаешь именно то, что нужно, если Херби все тебе рассказал. Приводит он меня… нет, не к дому — ко дворцу! Я сроду таких не видывал! Размером, понятно, поменее императорского будет, зато красотой точно не уступает. Я-то поначалу не очень и удивился: мало ли где он прислуживает. Но потом увидел, как охрана перед ним чуть не на колени падает, а разодетый в богатое барахло старикашка кланяется и ручку лобызает…
— Что еще за старикашка? — буркнул варвар скорее по доброй привычке все знать в подробностях, чем из действительного интереса.
— Да не знаю… Противный такой… Старый!
— Ясно что старый, — пожал плечами Конан. — Ладно, после поглядим… А далеко отсюда этот дом?
— Как тебе сказать… Не в Эруке. Но рядом с ним, — туманно пояснил Хам. — Мне поехать с тобой?
Парень смотрел на могучего гостя своего с нескрываемой надеждой, явно подозревая, что он собирается расправиться с его обидчиком, и, конечно, желая при сем поприсутствовать. Но гость ничего не отвечал. Нахмурив низкий широкий лоб, он медленно прихлебывал пиво, как-то вдруг погрузившись в некие важные думы и совсем позабыв о хозяине дома. Хам не любил, когда о нем так внезапно забывали, а потому, помолчав с пару вздохов не столько из уважения, сколько из боязни рассердить огромного северянина, он тихонько кашлянул и повторил:
— Так мне поехать с тобой?
— Да, — коротко заключил киммериец, поднимаясь.
Достоинства Хама как проводника были несомненны: он знал в Эруке каждый закоулок и к тому же имел собственную низкорослую и широкую, как он сам, лошадь, перебиравшую мохнатыми ногами ничуть не реже, чем Конанов серый в яблоках конь. Белое жаркое солнце еще только приготовилось опускаться к горизонту, а спутники уже подъезжали к восточной окраине города, где, к удивлению киммерийца, стены не
