узкого окна. Первой в проем отправили Асгерд, потом кубарем вывалился Эйнар, за ним — Гвай. Киммериец, уже начиная задыхаться, едва протиснулся в окно и отбежал подальше. Постоялый двор вовсю полыхал.
— Лошадей из конюшни вывести! – рявкнул Гвайнард. — Конан, за мной! Вытащим вещи с сеновала! Боги, мы же всю деревню спалим! Никогда себе этого не прощу!
Варвар тоже был уверен, что Ронину пришел вполне закономерный карачун — длинное здание «Свиньи и котла» построено в самой середине поселка, примыкает к близлежащим дворам, искры начнут падать на высушенные солнцем соломенные крыши деревянных домов, которые незамедлительно вспыхнут… К вечеру деревня превратится в огромное пепелище. Воды здесь маловато, рядом нет речки или озера, придется использовать колодцы, которые отнюдь не являются неисчерпаемыми. Удружила брукса, ничего не скажешь! И Гвай хорош — не догадался, что письмецо может быть с подковыркой!
Конан, тащивший мешки со скарбом Ночных стражей, едва не разорался в голос, увидев бездельничавшего Эйнара. Броллайхэн, предоставив Асгерд заботу о лошадях, (стены конюшни уже начинали тлеть, а сама таверна превратилась в гигантский факел) попросту стоял посреди двора, не обращая внимания на жар и жгучие искры. Задрал голову к небу, губы шевелятся, будто молитву читает.
— Чего остановился? — взвыл Конан, но Эйнар в сторону киммерийца и не посмотрел. Варвар сплюнул, и поволок вещи на улицу. К постоялому двору уже сбегались жители Ронина, помогать в тушении пожара.
Солнечный свет померк — киммериец был уверен, что светило заслоняет столб дыма, поднимающийся от пожарища. И только когда за шиворот попали крупные холодные капли, Конан взглянул наверх.
— Невероятно… — выдавил Конан. — Гвай, что это такое?
— Дождь, — коротко ответил запыхавшийся Гвайнард. — Работа Эйнара. Духи природы способны наводить бурю, разгонять облака и все такое прочее… Магия броллайхэн. Очень нужное умение! Особенно сегодня.
Черно-серая пухлая туча образовалась внезапно, из редких белоснежных облачков. Воздух распорола слепящая молния, ударив во флагшток, красовавшийся над замком эрлов; громыхнуло так, что Конан с трудом устоял на ногах. Варвару нравились грозы — было в этом явлении нечто величественное и прекрасное, но сейчас гроза, обычно продолжающаяся довольно долго, будто спрессовалась в краткое время, уложив проблески сотен молний и жутчайший ливень, более походивший на водопад.
Сплошная стена дождевых капель. Глинистый проезд, ведущий к воротам Ронина, обратился в вязкое болото. Водяные струи больно ударяли по плечам и голове — Конану пришлось закрыть лицо ладонью. От слитного рева дождя и грома закладывало уши. Сильно воняло гарью, но запах постепенно исчезал — дым уносило холодным ветром.
Буря прекратилась столь же неожиданно, как и началась. Небо прояснилось, выглянуло солнце, а несколько десятков сбежавшихся к таверне ронинцев и маленький отряд Ночных стражей оказались перед грудой обгоревших, дымящихся бревен. Эйнар, увы, опоздал — единственный постоялый двор поселения Ронин сгорел дотла, хотя большая часть хозяйственных пристроек уцелела. Надрывно мычали коровы, почуявшие беду — их не успели вывести из хлева.
Конан провел ладонью по мокрым волосам. Сказал, дернув Гвайнарда, за насквозь пропитанный водой рукав рубахи:
— Вот и помылись. Ты, кажется, хотел, чтобы мы прибыли на свадьбу вельможного эрла чистенькими? Дашь время хорошенько побриться?
— Ты неисправим, — Гвай попытался вытереть ладонью лицо. — А насчет бороду сбрить?.. Попозже. Не исключено, что сейчас нас побьют. Ногами, в лицо, и, не снимая, сапог. Видишь того парня? У которого одежда в крови? Даю руку на отсечение, упырица приготовила нам сюрприз!..
— …Сами подумайте, какой упырь вылезет из укрывища посреди ясного дня? Поглядите на небо! Это солнце или луна?
— Ты, парень, людям зубы не заговаривай! Сам сходи и погляди! Чуда на наших глазах двоих мужиков зажрала, четверых поранила! Кто хвалился, будто упыря завалил? Теперь наново убивай кровопивицу! Иначе из Ронина не отпустим, пока вас всех тварь не слопает!
— Верно! Правильно говоришь! А еще лучше, взять всех четверых, да возле болот на ночь к столбам привязать — если не упырь, так хоть Триголов полакомится! Расплодили нечисти, шагу ступить нельзя!
— Оказывается, мы еще и виноваты, — презрительно, но довольно тихо, бросила Асгерд, наблюдая, как Гвай безуспешно пытается утихомирить взбудораженную толпу.
Конан втихомолку примерялся к мечу — знал, что с оравой перепуганных людей шутки плохи. Разумность агрессивно настроенного человеческого сборища в десять раз ниже разумности самого глупого человека из толпы. Если они бросятся на Стражей или возьмутся за камни и колья, охотников сомнут и растерзают. Такой смерти киммериец не желал ни для себя, ни для друзей. Противно! И ничуть не по геройски.
Кроме внезапного пожара в «Свинье и котле», погубившего минимум троих человек, упырица осчастливила жителей Ронина личным визитом на рыночную площадь, где ее уже видели в середине дня. Во время тихой паники, вызванной пожаром и колдовской грозой, тварь, ничуть не стесняясь, разорвала глотки двум торговцам меховой рухлядью и достала когтями еще нескольких мирных обывателей — кого ранила легко, кого потяжелее.
Невообразимая наглость. Гвай потерял дар речи, услышав, каким способом демон показал, кто теперь в Ронине хозяин! Если так будет продолжаться, то вскоре упырь начнет гоняться за людьми по улицам, а кровавые пиршества учинять прямиком в храме Митры…
Человеческая ярость вылилась, как это всегда и бывает, на тех, кто искренне хотел помочь. Охотников незамедлительно обвинили во всех бедах: упырь, трехглавый пес, пожар, прошлогодний недород, холодная зима и мертвый теленок, родившийся намедни у любимой коровы деревенского старейшины, несомненно, были делом рук злокозненных Ночных стражей. Рассуждая здраво, получалось, что Гвайнард сотоварищи хуже любого упыря, а коли так — повесить на воротах!
Толпа распалялась все больше и больше. Ясно, что к вечеру ронинцы одумаются, начнут лить горькие слезы и совершенно искренне жалеть о сделанном, побегут с повинной к вельможному эрлу, а сам эрл для острастки вздернет парочку буянов, учинивших самосуд… Только Конану и компании светлейший уже ничем не поможет. Такой оборот дел никого из отряда не устраивал.
Когда над головой свистнул первый камень, варвар понял, что пора немедленно отступать. Скорее добраться до лошадей, а там как судьба и удача повернутся!..
Алаш Ронин успел вовремя. Тридцать конных кольчужников с арбалетами не столь великая сила, как может показаться на первый взгляд, но никому из подданных эрла не хотелось первым отведать самостерельного болта, это больно и обидно. Тут и до смертоубийства недалеко, а власть – есть власть! Когда три десятка дружинных встали перед толпой полукольцом и натянули тетивы арбалетов, ронинцы слегка утихомирились.
— Бунта не допущу! — оказывается, молодой худосочный эрл мог изобразить голосом громовые раскаты, не хуже любого короля, распекающего нерадивых придворных. — А ну, всем разойтись! Быстр-ра!
Не послушались. Слишком горячи были головы. Кто-то бездумно запустил булыжиной в самого Алаша, камень попал в лошадь находившегося рядом дружинника, а незадачливый кмет сразу оказался нашпигован стрелами, ровно еж иголками. Не попавшие в цель снаряды ранили нескольких человек. Толпа попятилась.
— Быстро разойтись! — вновь проорал вельможный. — Сотник! Зачинщиков бунта — повесить! Немедля!
Тут и началось повальное бегство. Простецы отлично знали, что все потомки семейства ронинских эрлов круты на руку — сначала вздернут, потом будут разбираться. Улица опустела в один момент.
— Ради кого стараемся? — Эйнар утер влажным рукавом пот со лба. — Ради тех грязных ублюдков? А,
