За богатых пленников давали щедрые выкупы, поэтому выгоднее было захватывать людей влиятельных и богатых, и Сам Али превосходно умел это делать. Безродных мореходов он обрекал на рабство или заставлял прогуляться по доске, состоятельным же путникам приходилось опасаться лишь недолгого заточения в ожидании отступных.
Услышав, как чернокожий назвал этого человека по имени, Лабардо вздохнул с облегчением. Амра, славившийся своей дикарской непредсказуемостью, был раньше корсаром-одиночкой, теперь же, когда среди его людей оказался известный барахский пират, можно было попробовать договориться с ним о выкупе.
Сам Али взглянул на подходившего к нему юношу, выбросил вперед левую руку и указал на нее пальцем правой руки.
— Это твое кольцо? — спросил он на отличном зингарском языке.
— Нет, мой господин! — Лабардо постарался придать побольше бодрости своему голосу. — Оно было моим когда-то, но потом, перешло к достойнейшему!
Али расхохотался тоненьким бабьим смехом.
— Люблю умных людей, — сказал он, поглаживая острый череп. — Вероятно, вы из знатных, а, месьор? Может быть, граф или сын графа? Как прикажете вас величать?
— Меня зовут Лабардо Смышленый, мой господин, но я не граф и не сын графа. Я бедный студент Тарантийской академии права…
— И носишь на пальце кольцо в тысячу золотых монет! Как думаешь, месьор студент, три тысячи не будет мало твою жизнь и свободу?
— Три тысячи монет?! Господин мой, если мои родители продадут свою землю и все, что у них осталось, им не набрать и полутора тысяч…
— Но это кольцо?
— Кольцо попало ко мне случайно. Это подарок Светлейшего Даркатеса…
И Лабардо рассказал пирату всю правду. Он особо подчеркнул то благоволение, которое зингарский монарх ему оказал, и выразил робкую надежду, что король заплатит требуемый выкуп, буде месьор Али соблаговолит отправить весточку в Кордаву.
Корсар слушал внимательно, покачивая головой, накручивая на палец жидкую бороденку.
— Я знал, — сказал он задумчиво, когда Лабардо окончил свой рассказ, — я знал, что люди Запада ценят искусство игры в «мельницу» и даже щедро одаривают хороших игроков. Но «мельница» пришла с Востока, и люди Востока должны знать ее лучше… Я, например, еще не встречал равного себе игрока.
— Может быть, сыграем, мой господин? — осторожно спросил Лабардо.
Али посмотрел на пуантенца, в серых, глубоко запавших глазках мелькнула холодная свирепость. Он бросил чернокожему несколько гортанных слов на непонятном языке.
— Непременно сыграем, месьор студент, — сказал он мягко. — Но что вы можете поставить? У вас ничего нет!
Лабардо понурился. Пират говорил правду: что мог он предложить, когда все погибло? Они ограблены до нитки, прекрасную Эстразу утащил на галеру это страшный великан Амра… Кстати, Али ведет себя так, словно он тут главный, хотя корсары величали черноволосого северянина капитаном. Да какая ему разница?! С варваром вряд ли удастся договориться, так что надо спешить, пока он не вернулся на «Ласточку».
— Я поставлю свою жизнь, месьор! — гордо произнес пуантенец и посмотрел прямо в холодные глаза корсара.
— Твоя жизнь и так принадлежит мне! — засмеялся Али. — Достаточно мне мигнуть, и Морта отрежет тебе голову, как цыпленку.
Туранец кивнул на чернокожего, который осклабился и слегка коснулся рукояти ятагана.
— Если ты не граф и не сын графа, — продолжал Али насмешливо, — жизнь твоя не так уж и дорога. На рынке в Асгалуне за тебя дадут не более ста монет. В эту сумму мы и оценим твою жизнь, студент, согласен?
Он сделал знак Морте, тот спустился на палубу и вскоре вернулся с толстой дубовой доской, которую просунул между балясинами ограждения и закрепил одним концом на палубе. Второй подрагивал над синевой моря локтях в семи от борта.
— Вот, — весело сказал Сам Али, — вот, месьор Лабардо, ваша ставка! Если выиграешь, сто золотых твои. Ну а если выиграю я, ты прогуляешься по этой доске и спрыгнешь вниз… Акул здесь много, долго мучиться не придется.
Лабардо с тоской оглядел волны. Ни облачка, ни паруса на зелено-голубой бескрайней глади. Али смотрел на него прищурясь, хищно покачивая длинным носом. Лабардо перевел взгляд и увидел черную ухмыляющуюся рожу Морты, кривой ятаган у него за поясом… Гнев закипел в груди юноши, горячая кровь пуантенца требовала отмщения.
— Согласен! — сказал он твердо. — Ставлю свою жизнь, но не против ста золотых, а против моей свободы! Вы сами сказали, господин мой, что большего она не стоит. У вас есть игральная доска?
Сам Али порылся среди подушек, на которых сидел, и вытащил замшевый мешочек и доску, инкрустированную слоновой костью. Доска была не слишком большой, но расчерчена плотно, лабиринты были замысловаты, и Лабардо сразу же понял, что эта «восточная мельница» более хитрая и изощренная, чем западная.
Они расставили фишки. Али подкинул монету: первым выпало ходить Лабардо.
Туранец, видимо, давно не играл. Он сделал ошибку в самом начале и проиграл почти без сопротивления. Молодой человек перевел дух и спросил осторожно:
— Я свободен, господин?
— Разумеется, — небрежно бросил Али. — Но мы еще не кончили играть. Теперь ты ставишь свою свободу против ста монет. Я, правда, давно не играл, но мы посмотрим…
Вторая партия длилась несколько дольше, но Лабардо выиграл. Али бросил к его ногам тяжелый кожаный мешочек и снова расставил фишки. Туранец начал заметно горячиться.
— Удвоим ставки, месьор Смышленый, — сказал он хрипло. — Мы с вами не дети…
Лишь на мгновение Лабардо заколебался. Ему почти удалось спастись, стоит ли искушать судьбу? Однако гордость пуантенца тут же заставила его устыдиться мимолетной слабости. Капитан Кроче и все его спутники валялись в трюме связанные, как колбасы, прекрасная Эстраза попала в руки свирепому варвару… Представив, что может проделывать Амра с зингаркой, Лабардо скрипнул зубами и сжал кулаки.
— Отлично, — сказал он, забыв добавить «мой господин». — Удвоим ставку.
Али начал разыгрываться. Лабардо чувствовал, что противник усиливается с каждой партией, но он ощущал в себе нетронутый запас сил, подогреваемый злобой и желанием отомстить за унижения.
Сопротивление туранца возрастало, но вместе с тем возрастала и зоркость Лабардо и его вера в себя. Вскоре возле него лежала груда кожаных мешочков. Али расстегнул халат и вытер шею шелковым платком. Морта, который несколько раз отлучался на палубу, подошел к нему сбоку и что-то шепнул на ухо.
Маска холодного игрока сразу слетела с лица туранца, он зашипел, как змея, чернокожий едва увернулся от удара плетью. Лабардо в испуге уставился на искаженное яростью лицо пирата, но тот внезапно усмехнулся, скривив губы.
— Извините меня, месьор Лабардо, — с изысканной вежливостью сказал корсар. — Команда не привыкла к проигрышам, советуют разные глупости… Этот северный дикарь окончательно испортил людей. Не беспокойтесь, месьор студент, Сам Али — человек слова.
Он стал снова расставлять фишки. Туранец явно рассчитывал вымотать противника и заставить его сделать ошибку. Времени у пирата было хоть отбавляй, золота тоже, и игра грозила затянуться до бесконечности. Больше всего Лабардо страшился появления черноволосого Амры, который мог испортить все дело. И тогда пуантенец решил идти ва-банк.
— Увеличим ставку, почтенный Али, — сказал он, стараясь, чтобы голос не дрогнул и не выдал его волнения. — Сыграем еще три партии: если вы выиграете хоть одну, я пройду по доске, и все будет ваше… Но если выиграю я, за первую партию вы вернете мне кольцо, за вторую — «Белую ласточку», а за третью — ее команду, включая пассажиров… Ну как?
Али потер череп и покачал головой.
