похлопал Конана по плечу плетью: – Встань, герой! Сегодня вечером у тебя будет где показать свою храбрость.
Конан медленно поднялся во весь свой богатырский рост. Женщина придирчиво оглядела киммерийца: скользнула взглядом по мощным, будто свитым из дубовых корневищ, ногам, по широченной груди, по стальным буфам мускулов. Потом странная незнакомка обошла Конана вокруг, отмечая тихими вздохами многочисленные шрамы киммерийца и восхищаясь его могучей статью. Она ткнула Конана в солнечное сплетение своим маленьким пальчиком. Палец так и отскочил, будто угодил не в тело человека, а в ствол дерева. Наконец женщина посмотрела киммерийцу прямо в лицо.
– Умыть и хорошо выбрить, – бросила она властно надсмотрщику, – должно получиться очень прилично. – Затем обратилась к Конану: – Как ты сражаешься, чужестранец?
– Лучше всего мечом, но могу и любым другим оружием – секирой, палицей, пикой, кинжалом. Я – воин.
– Должно быть, твои соплеменники тебя таковым и почитают… А голыми руками драться можешь?
– В кулачном бою мне далеко еще до совершенства, – просто ответил варвар.
Конану хватило и небольшой прорехи в балахоне женщины, чтобы понять перед ним несравненная красотка. А по уверенной, грациозной походке можно было догадаться о ее фигуре.
– А ты забавный, раб, – заметила лукаво незнакомка, – вечером будешь еще забавнее. – Она обернулась к надсмотрщику: – Дай ему все, что нужно для мытья и бритья. Он первым выйдет сражаться на глазах у моего господина. – С этими словами женщина отправилась дальше.
Рустуф ухмыльнулся Конану:
– Да, ты уже привлек к себе внимание! Только к добру ли это? Может, тебе предстоит самая длинная ночь. Д может, и самая короткая…
Бартатуя пировал в роскошном шатре. Сегодня в лагерь прибыли два вождя-союзника со своими воинами и многочисленными рабами. Бартатуя угощал гостей диковинными, непривычными для кочевников лакомствами – заморскими винами и пряностями, птицей, которая не водится в степи, даже рыбой из бахрошских водоемов: посыльный доставил ее, еще живую, в кожаных бурдюках с водой. Надо показать суровым степным каганам неведомые для них радости жизни, чтобы вдохновить их перед походом на богатые города.
– Слухи о твоем гостеприимстве не преувеличены, вождь ашкузов, говорил каган с обветренным, похожим на старый пергамент лицом. Узкие глаза степняка неотрывно наблюдали за десятью вендийками, что прикрывали наготу лишь бусами с драгоценными каменьями. Прелестные наложницы исполняли перед гостями гирканийского предводителя один из тех сладострастных танцев, которыми так славится далекая Вендия.
– Мне приятно разделить с друзьями все, что у меня есть, – отвечал Бартатуя. – Если что-то здесь тебе понравилось, скажи мне, и это будет твоим. Хочешь взять к себе в шатер одну из этих танцовщиц? Бери. Их специально отбирала и обучала мол собственная наложница, которую я с боем взял у Кухлага. – Он с умыслом напомнил важным гостям, как убил великого вождя голыми руками на глазах у его всадников. Такие подвиги только укрепляли репутацию воинственного честолюбца.
– Щедрость твоя известна, – подал голос другой вождь, помоложе. – Но нам непонятна твоя затея со штурмом Согарии. Зачем такая толпа рабов? Что нам с ними делать?
– Да! – воскликнул старый вождь с продубленным степными ветрами лицом. – В чистом поле мы всегда побеждали городских крыс. Но когда они запираются в свои каменные стены, мы плюем на них и уходим. В чем наше преимущество? Скорость и несравненные луки. А если мы потащим за собой рабов, нам придется плестись шагом…
– Слушайте же меня, я вам объясню.
Каган ашкузов был очень высокого для гирканийца роста; у него были длинные руки и широкие плечи лучника. Родом Бартатуя происходил из западных гирканийцев – зеленоглазый, с каштановыми волосами, заплетенными во множество косичек. Лицо его, привлекательное на чисто восточный лад, от природы было светлым, только сильно загорело под жгучим степным солнцем. Завитки татуировки украшали его щеки, делая внешность еще более внушительной и свирепой. Хотя лет кагану было не больше тридцати и он мог считаться слишком молодым, чтобы возглавлять такое огромное войско, от него исходила какая-то аура власти в могущества, как от всех подлинно великих вождей. Бартатуя отхлебнул глоток вина и начал:
– Через несколько дней мы выступаем в поход. Рабы нам не понадобятся, пока мы не приступим к осаде. Так что им необязательно идти вместе с основным войском. Их пошлют вперед первыми, с небольшой охраной. А через несколько дней выступит конница со своими вождями. Они обгонят пеших рабов у границы согарийских земель.
Вожди закивали, соглашаясь с такой тактикой.
– Первый этап, – продолжил Бартатуя, – будет очень похож на привычные нам набеги. Небольшие отряды захватят каждый по несколько деревень или небольших крепостей. Наша задача – разорять согарийские земли и наводить страх. Но при этом важно не убивать больше, чем необходимо.
– Почему же? – спросил один из вождей, тот, что постарше. У гирканийцев издревле повелось поголовно вырезать побежденных.
– Потому что они нам нужнее живыми, нежели мертвыми. Когда селяне увидят, что их дома и укрепления в опасности, они снимутся с обжитых мест и кинутся в одном и том же направлении.
– Прямо в Согарию! – воскликнул молодой вождь.
– Совершенно верно, друг мой, – с искренним одобрением сказал Бартатуя, – мы их туда погоним, как овец. Они будут набиваться за стены, пока город не раздуется, как бурдюк с вином. Беглецы станут пожирать городские припасы, занимать место и возбуждать злобу горожан. Каждый новый беженец облегчает нашу задачу!
– Но вскоре горожане поймут, как глупо пускать столько лишних ртов, и закроют ворота.
Бартатуя беззаботно махнул рукой:
– Ну так мы сами приспособим их к делу. Например, используем на осадных работах. К тому времени мы как раз окружим город, подойдут пешие рабы, и мы сможем начать штурм.
– Воистину хитроумный план! – похвалил старый воин. – На мой клан можешь рассчитывать.
Молодой вождь с жаром подхватил его слова.
Бартатуя остался доволен. Его планы простирались еще дальше, чем просто захват отдельного города, но он не хотел забивать простым вождям головы такими сложными вещами. В любом случае надо сперва один сезон побыть верховным вождем отдельных племен, а потом уж вся орда признает его владыкой, Учи- Каганом. Дай только кочевникам почувствовать вкус добычи – и они сами станут требовать, чтобы Бартатуя вел их в новые походы. Тем временем он обдумает свои планы – они заходят куда дальше, чем он говорит сейчас вслух!
Да, его помыслы таковы, что эти вожди, сидящие рядом в шатре, и представить себе не могут. Еще мальчишкой Бартатуя жадно слушал рассказы странников о дальних землях, о великих городах. Он совершал набеги на приграничные области этих богатых, цивилизованных стран и видел, как слабы и медлительны чужеземные войска, какой в них царит беспорядок. Завоевать все эти державы, все без исключения, завладеть всеми сокровищами мира – вот о чем мечтал Бартатуя. Сначала он повергнет в прах великий Кхитай, потом Вендию, а после, может быть, Туран и мерцающие вдали королевства Запада. Потом – волшебную Стигию и те земли к югу от Стигии, о которых он знал лишь понаслышке. Странствующие мудрецы говорили, будто люди там черного цвета, а слоны еще больших размеров, чем в Вендии.
Бартатуя твердо верил: ничто не остановит его конных лучников, если они сплотятся под властью единого правителя. Сила воли и природный ум позволили ему свершить многое. Теперь же к его услугам была помощь и советы наложницы Лакшми – прекрасной и безжалостной женщины. План взятия Согарии был во многом делом ее рук. Да и сама мысль о том, чтобы перекрыть торговые пути между Востоком и Западом, принадлежала ей. Со временем весь мир будет под пятой кагана, но сейчас важно прибрать к рукам все товары, а главное – все сведения, которыми обмениваются великие державы. Тогда по своей воле он сможет либо держать в страхе многочисленные княжества и царства по обе стороны торговых путей, либо, наоборот, усыпить их бдительность.
Мысли Бартатуи вернулись к происходящему в шатре. Будущее будущим, а пока надо всеми возможными средствами укрепить союз с другими каганами.
