— Я должен навести справки, — сказал Волволикус, — нет ли в этих местах кого-либо, практикующего мое ремесло.
— Разве ты не можешь, ну… — Осман попытался подобрать нужное слово. — …не можешь чувствовать присутствие другого чародея?
Волволикус бросил на него насмешливый взгляд:
— Где ты набрался таких идей о способностях чародеев? Разумеется, я не могу ничего такого чувствовать. Вот если бы я оказался в центре чар в опекаемом мною месте, я бы тут же обнаружил ауру другого мага, творящего свои действа, но и только тогда.
— И всего-навсего? — проговорил Осман, глядя весьма разочарованно.
— Что ты будешь делать, если найдешь такого? — спросил Конан.
— Всегда приятно обменяться мыслями с коллегой, — сказал Волволикус.
Это показалось Конану странным, ведь, судя по его опыту, колдуны — племя отшельников, предпочитают одиночество, отличаются взаимной нетерпимостью и ревниво оберегают свои тайны. И если этот такой общительный, то почему живет глубоко в пустыне и ограничивается компанией только лишь своей дочери? В свои юные годы порывистый киммериец мог потребовать объяснений, но время и опыт научили его, что чаще, оказывается, лучше держать свои подозрения при себе, пока обстоятельства не прояснятся сами собой.
Разбойники мирно завершили трапезу, и началась серьезная пьянка. Кувшин ходил по кругу, когда у стола появился человек в офицерском наряде. Он был высок, сухощав и чуть более утончен в сравнении с обычной хищнической солдатской оболочкой.
— Я капитан Махак, — представился мужчина, слегка поклонившись. — Могу я приветствовать старшего в вашей компании?
Язык Иранистана был очень схож с туранским, и Конан без труда следил за словами говорящего.
— Я командир этого отряда, — сообщил он.
— Мой командующий, прославленный генерал Кэтчка, был бы чрезвычайно рад видеть тебя за своим столом, господин.
Церемонная речь капитана никоим образом не уменьшала обязательности исполнения приказа.
— Почту за честь, — сказал Конан, вставая. Затем, обращаясь к своим людям, добавил: — Не беспокойтесь.
— Удачно, не правда ли? — сказала Лейла.
— Нет повода для тревоги, — уверил ее Конан. — Совершенно нормально для командира насторожиться при виде отряда вооруженных людей на своей территории. Я бы почел необычным, если бы он не позвал меня раньше или позже. Но, похоже, этот генерал Кэтчка не из тех, кто теряет время даром.
Киммериец зашагал вслед за капитаном Махаком. Когда они пересекали площадь, порывом пустынного ветра туча охлаждающих брызг оказалась на их пути. Тот, кто установил здесь этот фонтан, подумал Конан, одарил город милостью, превышающей всякое вознаграждение. Неудивительно, что генерал выбрал это место для своей штаб-квартиры.
Они поднялись по лестнице и обнаружили полный стол уже порядком набравшихся офицеров, однако те производили впечатление матерых профессионалов, одинаково опасных и умелых при любой степени опьянения. Во главе стола сидел мужчина, казавшийся на первый взгляд жирным, но при более пристальном рассмотрении обнаруживалось, что он просто дюжий, как винный бочонок, и обманчивая оболочка скрывает железные мускулы. Он носил кольчужную безрукавку, плоские кольца были обшиты золотом с вырезанными охранными заговорами. Он указал на табурет по соседству со своим креслом.
— Садись, чужестранец. Выпей чего-нибудь. — Голос был низкий и хриплый.
Конан сел и поднял кубок чеканного серебра:
— Здоровье твоего превосходительства.
Кэтчка поднял свой кубок:
— И твое. — Оба выпили, затем генерал продолжил: — Ты и твой маленький отряд привлекли мое внимание сразу по въезде в город. Я тут же пожелал побеседовать с тобой, но вы показались мне уставшими после долгой скачки, и я решил, что лучше будет сперва позволить вам подкрепиться.
Тяжелый винный дух был способен свалить с ног, но слова генерала оказались достаточно ясны.
— Я высоко ценю твою учтивость, — сказал Конан. — Чем могу служить?
По другую сторону от киммерийца сидел высокий, пышно одетый мужчина с узким, скуластым лицом и резко очерченным носом.
— Я визирь Акба, — вступил он в разговор, — военный губернатор его величества в северном округе. Мы с генералом немного поспорили в отношении твоего отряда. Могу я узнать твое имя?
— Я Конан из Киммерии.
— Киммерия? — переспросил Кэтчка. — Где это?
— Это страна далекого севера, — объяснил визирь, — еще дальше Аквилонии. Я никогда не сталкивался с представителями твоего народа. Как ты забрался столь далеко на юг?
— Я командир отряда наемников. На севере сейчас не много войн. Я со своими людьми ищу спокойное, мирное место, где бы мы смогли потратить наше жалованье и подождать новых возможностей для нашего ремесла.
— Позволь заметить старому солдату, — сказал Кэтчка, — что твои люди обнаруживают весьма мало дисциплины, принятой среди профессиональных солдат.
— Это нерегулярное войско, — ответил Конан.
— Нерегулярное. Понимаю, — сказал визирь, ухмыляясь, будто бы все оценили шутку.
— Пока вы не будете причинять здесь беспокойств, — сказал Кэтчка, — вы можете оставаться сколь угодно долго, покуда это относится ко мне. Что же касается горожан, то они будут оказывать вам гостеприимство, пока не кончатся ваши деньги.
— К этому я привык, — сказал Конан.
— Не сомневаюсь, что в этих краях у вас нет никаких дел с бунтовщиками, — проговорил Акба.
— До сего часа мы даже не слышали о них, — уверил его Конан. — Меня не интересуют чужие войны, за исключением тех, на которые я нанимаюсь. А судя по моему опыту, мятежники редко обладают деньгами, чтобы платить профессиональным воякам.
— Это хорошо, что ты мыслишь подобным образом, — сказал Кэтчка, вновь наполняя кубок гостя. — Продолжай в том же духе, и мы останемся друзьями.
— Кто эти мятежники? — спросил Конан. — Меня не интересуют их побуждения, ведь мы пересекли Ильбарс только вчера, и, пока не увидели этот город, нам попадались только деревни и мужики с кислыми рожами. Но раз уж здесь война, я бы хотел знать, кто с кем дерется.
— Это мудро, — сказал визирь. — Тогда знай, что Его Безмятежное Величество Ксаркас Девятый занимает свой совершенный трон милостью повелителя нашего Митры уже семнадцать лет. — Придворный выговаривал тираду с таким выражением, будто это было обязательное вступление к любым речениям, относящимся к королю. — По его вступлению во царство, в соответствии с обычаем, учрежденным шесть столетий назад основателем династии Джарисом Величайшим, он удавил всех своих братьев, дабы не возникало споров о наследовании и мир воцарился по всей этой земле. Это жестокий закон, но мудрый и справедливый. Смерть нескольких лишних принцев лучше, чем разорение всего народа в междоусобной войне.
— Это широко применяемый обычай, — подтвердил Конан, — хотя до сих пор я никогда не посещал страны, где он был бы освящен законом.
— Джарис Величайший был человеком дальновидным и проницательным, — сказал визирь, — и он утверждал, что ничто не может быть более чрезмерным, чем чрезмерность королевской семьи.
— Не берусь с ним спорить, — проговорил Конан.
— Иногда принц уходит из поля зрения, — сказал Кэтчка. — На этот раз наложница скрыла тот факт, что у нее есть ребенок. Она втайне произвела на свет звереныша, и рос он у ее родичей, здесь, на севере. Теперь, когда юноша вырос достаточно, чтобы возглавить их, семейство его матери объявило его истинным наследником и подняло бунт.
Конан застыл, не донеся кубка до рта.
