— Значит, Загобал, — сказал Конан. — Или один из его поисковых отрядов.
Выходит, тебя опознали в городе.
— Возможно, и так, да только не требуется больших умственных усилий, чтобы указать на меня как на наиболее вероятного мага, унесшего сокровища. Мое могущество не секрет в округе, хотя я всегда стремлюсь к уединению. Что до налетчиков, то они своего не добились и не добьются.
С минуту Конан размышлял.
— Если Загобал думает, что сокровища в твоем доме, он вернется с осадными орудиями. Сможет твое жилище выдержать подобную атаку?
— Да, при необходимости. Сделай он такую попытку, огненные стихии сожгут его орудия, а тучи ядовитых мух из пустыни доведут его людей и коней до безумия. Все это произойдет много раньше, чем он приблизится к дому даже на расстояние полета стрелы.
Конан вновь задумался. Если этот человек не похваляется впустую, он куда более могущественный маг, чем показалось сначала. А киммериец сомневался, что слова колдуна были пустым бахвальством. У него уже была возможность убедиться, что слова свои маг подкрепляет делами.
— Доведенный до отчаяния Торгут-хан окажется в безвыходном положении, ибо король вскоре должен узнать о пропаже казны, если уже не узнал. Может ли он призвать колдуна более могущественного, чем ты, чтобы разрушить твои охранные чары?
Волволикус ответил ему холодным смешком:
— Так уж случилось, что все истинно могущественные маги заняты другими делами. Возможно, Торгут-хан вскоре будет искать их общества, но ни один не станет ему служить.
Конану нечего было сказать в ответ на эту загадочную тираду.
— Нам лучше вернуться в дом Эльмы, — сказала Лейла. — Тебе необходимо отдохнуть.
— Говорю тебе, со мной уже все в порядке, — возразил Волволикус, однако позволил дочери поднять себя на ноги. Склонившись к ее плечу, он поплелся к их временному пристанищу.
Конан смотрел им вслед, затем пожал плечами и вновь вернулся к своему бурнусу. Стук копыт заставил его обернуться к пересечению улицы с главной магистралью города, ведущей от ворот к центральной площади. Звон оружия и снаряжения сопровождал мчащихся всадников в полном боевом облачении. С уст варвара сорвалось проклятие. Генерал Кэтчка и его солдаты вернулись. Три дня Конан и его разбойники предавались беззаботным увеселениям. И произошел лишь один случай, способный привести к серьезным последствиям, когда один из его людей и какой-то караванщик уже вытащили кинжалы, а он решил, что лучше будет вырубить обоих. Теперь, похоже, беззаботные времена прошли.
В придачу ко всему его люди напропалую пьянствовали, таскались с девицами и, что хуже всего, с пугающей быстротой просаживали свои деньги с игроками. Никогда у Конана не было привычки копить богатство, и обычно он спускал свой куш так же легко, как любой из них, но на этот раз следовало быть поосмотрительней. Увы, негодяям этого не втолковать. Их серебро разлетится в несколько дней, а затем могут возникнуть трудности. И тогда они либо постараются украсть еще, что плохо, либо захотят вернуться за казной раньше времени, а это, возможно, куда хуже.
Тем вечером он встретил нескольких своих бандитов в таверне на площади. В этот час большинство его людей только вылезало из домов разврата, набитых блохами караван-сараев или лагеря в оазисе, где они продрыхли весь день. Убо и Чемик, что были постарше остальных, оказались и более сдержанны, предпочтя находиться в постоянном полупьяном состоянии, причем в наименее буйных кабаках. Конан же, по сравнению с прочими, являл чудеса сдержанности, никогда не напиваясь до потери рассудка, играя только «по-маленькой» и отсыпаясь преимущественно по ночам. Воздержание сие было скорей вынужденным, нежели соответствовало его склонностям.
— Солдаты вернулись, — сказал Убо. — Я знал, хорошенького понемножку.
— Хотел бы я занять людей каким-нибудь делом, — сказал Конан.
— Делом? — переспросил Чемик, будто услышал это слово впервые. — Что это значит — «делом»? Пока у нас есть серебро, не может быть никаких дел, кроме как тратить его.
— В том-то и проблема, — сообщил Конан. — Если бы мы могли оставить город, возможно, устроить небольшой набег, то оградили бы людей от беды и протянули время. Я думаю о скорой стычке с этими вояками, это дорого нам обойдется.
— Здесь проходит много караванов, — предложил Убо. — Мы могли бы выбрать какой-нибудь с ценным товаром и малой охраной и, когда он тронется в путь, отправиться следом.
— Точно, — произнес Ауда, который подошел к ним, зевая и почесываясь. — Мы сможем несколько дней сидеть у них на хвосте, затем подальше от города напасть на караван, перебить свидетелей и смыться.
— Мы не можем привести сюда верблюдов, — сказал Убо. — Их могут опознать.
— Продадим в соседних деревнях, — посоветовал Ауда. — Если цена будет подходящей, никто не станет расспрашивать, откуда мы их взяли.
— Это мысль, — сказал Конан. — Все может пройти удачно, хотя мне не по душе заниматься мелким воровством, когда в укрытии нас ожидает огромная добыча.
Тут он увидел, что к ним приближается знакомое лицо. Остальные проследили за его взглядом.
— Этот хлыщ — капитан Махак, — произнес Убо, сплевывая зернышко граната на мозаичную мостовую. — Что на этот раз нужно генералову щенку?
— Он не щенок, — возразил Конан. — Скорее волк, так что будьте повежливее.
— Доброго тебе вечера, капитан Конан, — сказал Махак, с легчайшей насмешкой выговаривая военное звание. — Его превосходительство и визирь Акба мечтают об удовольствии лицезреть тебя за своим столом.
— Вновь мне оказана честь большая, чем я заслуживаю.
Конан встал, взял свой меч и пристегнул его к поясу. Вслед за капитаном он последовал через площадь и обнаружил Кэтчку сидящим на своем обычном месте. На этот раз генерал весело приветствовал Конана:
— Мое почтение, капитан! Добро пожаловать за мой стол. Надеюсь, ты еще не поел.
— Нет, — с поклоном ответил Конан.
— Тогда раздели нашу трапезу, — сказал визирь.
Киммериец без колебаний ухватил жареную индюшачью ногу, оторвал ее от дымящейся тушки, а затем обмакнул в острый, пикантный соус.
— Не сомневаюсь, что недавняя вылазка вашего превосходительства оказалась успешной?
Он откусил большой кусок мяса, затем запил его глотком сладкого финикового вина. Он не опасался быть отравленным человеком, что мог уничтожить его одним ленивым движением руки и ни перед кем не держал ответа.
— Все было вполне приемлемо, — сказал Кэтчка, хриплый голос будто доносился откуда-то из глубин его пуза. — Мы преследовали мятежников, схватили нескольких и распяли их в назидание остальным. Но большинство переправилось через реку и засело в своей крепости.
— Через реку? — переспросил Конан. — Ты имеешь в виду Ильбарс?
— Это единственная значительная река во всей округе, — сказал визирь.
— Может ваш король обратиться к королю Турана с требованием выдать их? — спросил Конан.
— Так уж вышло, — объяснил визирь, — что земля, куда они сбежали, — это спорная территория.
— Как это? Я думал, Ильбарс — граница между Тураном и Иранистаном.
— Так и есть, — сказал визирь, — но границы, определяемые реками, иногда меняются. — Он окунул палец в вино и провел на столе волнистую линию. — Здесь Ильбарс. А здесь, — он изобразил широкую петлю, — земля, где стоит цитадель мятежников. Она вся на юге от реки, на территории Иранистана, включающей в себя землю внутри этой излучины. Затем, несколько лет тому назад, река разлилась. Поток залил узкий перешеек, и территория оказалась к северу от основного течения. Король Турана утверждает, что основное течение и является границей, так что земля эта теперь его. Наш король, естественно, утверждает противоположное: настоящей границей является извилина, что течет севернее, и земля по- прежнему его. Пока земля необитаема, за исключением коз и овец, эта перебранка может длиться из поколения в поколение. Но в данном случае возникло затруднительное положение. Его величество, будучи
