— Не здесь. Поднимемся наверх.
Комната, как это ни странно, на самом деле оказалась и светлой, и чистой, и просторной. Возле противоположных стен стояли две широкие и вполне удобные кровати, в углу — высокий кувшин с водой и тазик, у окна примостился небольшой столик, а возле двери возвышался массивный деревянный сундук, обитый медью. Крышка его была откинута. Видимо он предназначался для вещей постояльцев.
Конан проверил, насколько прочны запоры на двери, и, судя по всему, остался доволен: широкая железная щеколда двигалась легко и надежно запирала дверь. Природная осторожность в многочисленные приключения приучили киммерийца к тому, что нельзя расслабляться, не убедившись в надежности укрытия. Джерим с любопытством наблюдал за действиями варвара. Выросший в тихой глухой деревушке, а затем в Обители Знаний, куда не мог проникнуть никто задумавший недоброе, он с благодарностью воспринимал уроки, которые, сам того не ведая, давал ему Конан.
Путники устроились на своих кроватях, и маг начал рассказывать историю своей жизни. Киммериец слушал его затаив дыхание. Природный ум Конана тоже был ненасытен, и потому варвар всегда жадно впитывал новые знания. Он, конечно, никогда не стал бы посвящать свою жизнь учению, он просто физически не смог бы провести несколько лет в покое и бездействии, но каждый раз, когда выпадала возможность узнать что-нибудь новое, Конан не упускал ее.
Постепенно он проникался все большим доверием и симпатией к своему неожиданному спутнику, и хоть его отношение к магии и чародейству не претерпело особых Изменений, он готов был согласиться, что и среди этой разношерстной братии есть вполне приличные люди. Может, этот Джерим и поможет разобраться в том, что происходит с киммерийцем.
Джерим закончил свой рассказ. Конан с благодарностью взглянул на него:
— Спасибо. Ты был откровенен. Я не люблю лгунов. Ты нравишься мне, и, как знать, может, мы подружимся.
— Теперь твоя очередь, — улыбнулся маг.
— Не сегодня. Я так устал, что, кажется, могу проспать несколько дней.
Едва Конан договорил эту фразу, как мгновенно заснул словно провалился в черную бездну. Какое-то время он спал без сновидений, но вскоре на него опять обрушился чужой сон. Безбрежная заснеженная равнина. Ночь. Но не темная, непроглядная, как на юге, а светлая, ясная. В небе стоит огромная луна, освещающая все ровным светом, вполне достаточным, чтобы разглядеть, что происходит вокруг.
Северное море покрыто льдами, занесенными снегом. Впереди видна небольшая полынья. Неожиданно над ней показывается симпатичная темная голова какого-то морского животного (в мозгу варвара мгновенно вспыхивает его название, доселе совершенно ему незнакомое: алпач) с большими черными глазами и жесткими усами. Застыв ненадолго над водой, алпач вновь погружается, а потом опять выныривает, выкидывая на лед широкие плоские ласты. Оперевшись на них, словно на руки, зверь медленно вытаскивает на лед тяжелое, крупное тело, покрытое капельками влаги, которые тут же замерзают. Алпач, извиваясь, отползает от полыньи и замирает на белом снегу как изваяние. Спит?
С подветренной стороны к животному тихонько подползает огромная туша, покрытая грязно-белым мехом. Конан сразу же узнает ее: белый медведь. На таких ему приходилось охотиться в Асгарде. Хитрая и кровожадная тварь. Медведь ползет осторожно, то и дело останавливаясь и поворачивая большую голову в сторону алпача, но тот ничего не замечает, У алпача плохая память, он тут же забывает о том, что видел.
Вот белый хищник, улучив момент, прыгает, но не на добычу, а на полынью, закрывая своей жертве путь к отступлению. Алпач с неожиданным для его размеров проворством начинает отползать, надеясь найти другую полынью. Но никаких окон во льдах больше нет, и медведь издает рев, в котором слышатся и радость, и торжество. Лениво, словно нехотя, хищник настигает добычу и сильным ударом проламывает мягкий череп, а затем резким движением когтистой лапы вспарывает жертве живот.
Конан вскрикнул, словно длинные острые когти вонзились в его собственную плоть, и проснулся. Он изо всех сил сжал голову руками, словно стараясь выдавить немыслимое нечто, не дававшее ему покоя ни днем, ни ночью, и только потом открыл глаза.
Все в порядке. Та же комната, где он заснул накануне, та же обстановка. На соседней кровати, разбуженный криком киммерийца, сидел Джерим и пристально смотрел на своего спутника.
— Что-то приснилось? — приветливо спросил он варвара.
— Ничего страшного. Впрочем… Да, нам пора поговорить. Со мной несколько дней назад произошла одна странная вещь…
И Конан принялся рассказывать вендийцу обо всем, что случилось в Аграпуре, о незнакомце с крошечной чайкой на скуле, о его гибели, о том, как его начали мучить чужие сны и видения, как неожиданно в мозгу всплывали незнакомые доселе имена…
Джерим слушал, не сводя глаз с Конана, иногда кивал, иногда удивленно поднимал брови, закусывал губу, щурился, как бы пытаясь что-то вспомнить. Когда киммериец замолчал, Джерим тихо проговорил:
— Кажется, я догадываюсь, в чем дело.
— Так объясни! Я не могу так! Кто-то пытается управлять мной?
— Ты мне доверяешь? — вопросом на вопрос ответил маг. Конан немного подумал и кивнул:
— Вполне.
— Тогда ляг и расслабься.
Киммериец вытянулся на кровати и закрыл глаза. Джерим подошел к нему и, приговаривая что-то нараспев, принялся водить руками над Конаном, не касаясь его. Варвару почудилось, что его обдувает легкий теплый ветерок, обволакивает что-то мягкое, лаская и успокаивая. Наконец чародей замолк и убрал руки. Конан открыл глаза И увидел, что по лицу Джерима обильно струится пот. Видимо, действо отняло у мага немало сил.
— Вставай. Я могу рассказать тебе, что произошло. Слушай. Такое случается очень редко, и то только тогда, когда сталкиваются две очень сильные личности. У твоего незнакомца была цель, к которой он стремился так, что никакие препятствия не могли остановить его. И лишь со смертью он не сумел поспорить.
— А я тут при чем? — встрепенулся Конан.
— Не перебивай. Ты говоришь, прикоснулся к птице изображенной на его щеке?
— Да. И что с того?
— У ветланов, того народа, о котором я тебе рассказывал, есть обычай ставить на лицах знак рода — метку, оберег. Когда человек погибает, душа не сразу покидает его тело. Должно пройти какое-то время, очень малое. Именно в тот миг, когда душа незнакомца устремилась в полет, ты коснулся метки. Для ветланов это означает позвать душу умершего. Не на всякий зов она откликается, но так как ты человек сильный, смелый и честный, она отозвалась. Теперь в твоем теле живут две души: твоя и того ветлана. Ты позвал ее и должен достичь той цели, к которой стремился человек с чайкой на щеке. Лишь тогда его душа найдет успокоение и покинет тебя, отправившись по своему пути.
— Но как я узнаю, чего он хотел?
— Давай попробуем разобраться. Ты слышал имя Млеткен?
— Да. Так назвала меня женщина во сне. Я почему-то сразу вспомнил, как ее зовут. Уквуна.
— Тогда Млеткеном звали незнакомца. А Уквуна, по-видимому, его жена.
— Но она не сказала ничего больше, Ничего о том, что за цель могла быть у ее мужа.
— Погоди. Еще была Анкаля. Кажется, сестра? Она тебя, то есть его, звала и просила поторопиться? Значит, с ней приключилась какая-то беда. Он спешил ей на помощь.
— Но как найти ее?
— Скорее всего, он что-то успел узнать. Не зря ведь ты так решительно направился на север. Надо внимательнее прислушиваться к своему внутреннему голосу. И еще… Не знаю, согласишься ли ты…
— Что еще?
— Видишь ли, я умею читать мысли. Если бы ты позволил заглянуть мне в твои и, конечно же, Млеткена, то, может, удалось бы выяснить что-нибудь.
— Читай.
— Погоди. Не торопись. Если я сделаю это, у тебя не останется никаких тайн от меня. Я увижу все. Ты готов к этому?
