С этими словами он выхватил клинок, который отобрал у одного из перепуганных насмерть стражей Святилища Тнихе, и, издав пронзительный боевой клич, бросился на Великого. Будь на месте Шамана обычный человек, стальное лезвие развалило бы его на две части, но меч легко, словно резал туман, прошел сквозь тело колдуна. И в этот же миг Конан увидел, что рядом с Шаманом, на которого напал, стоит еще один, зашедшийся в смехе так, что слезы брызнули из его выцветших от старости глаз.
— Порадовал старика, повеселил от души, — закудахтал Великий. — Спасибо тебе, сынок! Я давно так не смеялся.
— Грязный шакал твой сынок! Рано радуешься, Нергалов пес! Тебе все равно не жить!
Он принялся рубить мечом без разбора, рассекая меха, разбивая посуду, опрокидывая жирники. Но чем сильнее бил киммериец, тем больше фигур Шамана возникало вокруг него. В конце концов варвара окружила целая толпа корчившихся от хохота омерзительных стариков, которые прыгали, показывали языки, улюлюкали и махали руками, показывая на ошалевшего от всего увиденного Конана кривыми желтыми пальцами. Кто из этих старых шутов был настоящим Шаманом, определить оказалось невозможно, и, в очередной раз махнув клинком наугад, Конан остановился.
— Посмейся напоследок, сын крысы и змеи! Я скоро вернусь за тобой, и тогда посмотрим, кто из нас засмеется громче.
С этими словами киммериец сунул меч в ножны и, резко развернувшись, покинул жилище старика. Однако он не стал наклоняться, чтобы выползти из умрана, а двумя руками разорвал прочную шкуру, и в стене образовалась огромная дыра, в которую со свистом ворвался ветер. Вслед Варвару несся язвительный смех Великого, и Конан прибавил шагу, чтобы поскорее убраться отсюда. Похоже, Джерим был прав. Надо придумывать иной ход, чтобы совладать с Шаманом.
Вернувшись в умран Уквуны, Конан рассказал всем о происшедшем. Вендиец внимательно слушал, кивая, и наконец сказал:
— Ты еще раз подтвердил мою правоту. Шаман — не просто колдун. Это очень сильный маг. И очень злобный. Оставь его, Конан. Это теперь моя битва.
— Так что же ты медлишь?!
— Все не так просто, — покачал головой Джерим, — Шаман много раз встречал восход солнца, и с каждым восходом его мощь росла. Для борьбы с ним надо привлечь такие силы, о которых ты даже не подозреваешь.
— Ты боишься? — изумился киммериец.
— Нет, — даже не обиделся чародей, — Он не сможет победить меня. Но если я не подготовлюсь к решающей схватке, пострадают люди. Ты ведь не хочешь этого?
— Не хочу. Но как долго еще ждать?
— Он сам должен бросить мне вызов. Думаю, это скоро произойдет.
Конан не любил и не умел ждать, однако приготовился поскучать немного, пока не наступит пора распрощаться с душой Млеткена и отправляться назад, где его ждет совсем другая жизнь, полная приключений, опасностей, бед и наслаждений. Но долго скучать ему не пришлось. К вечеру вернулись охотники. Боги и море были милостивы к ним, и добыча оказалась великолепной. В этот вечер во всех домах появилось мясо, так много мяса, что его должно было хватить надолго. По этому поводу решили устроить праздник, самый настоящий: с угощением, песнями и танцами.
Побродив по свету и насмотревшись на всякие диковинки, киммериец думал, что его уже трудно чем бы то ни было удивить. Однако он ошибался. На праздник собралось все стойбище. Старики и дети образовали круг, а все остальные устроились позади. Почетных гостей, вернувших Анкалю домой, усадили вместе со стариками, оказывая тем самым Конану и Джериму великую честь.
Сначала самый старый охотник рассказал гостям длинную легенду о том, как бог моря Ульвурган, бог солнца Тнарган и богиня тундры Уакат породили ветланов и обучили их жить в мире и трудах. Затем Араро, лучший певец стойбища, спел несколько охотничьих песен, которые тут же подхватили все собравшиеся. Песни были длинными, заунывными, и не толкни Джерим в бок киммерийца острым локтем, тот непременно бы захрапел и насмерть обидел бы гостеприимных хозяев. Анкаля, за время своих мытарств научившаяся говорить на других языках, переводила гостям и легенду, и песни, но варвару от этого было не легче: песни ветланов казались Конану простым перечислением всего, что замечали вокруг зоркие глаза опытных охотников. Он зевнул, с большим трудом скрывая скуку, и подумал, что лучше бы им принесли чего-нибудь доесть…
Словно отвечая на невысказанное пожелание гостя, ветланы расступились, и несколько человек внесли в круг угощение. Сначала гостям предложили отведать тонко наструганной сырой рыбы. Конан, понимая, что обижать хозяев нельзя, осторожно положил в рот маленький кусочек. К его удивлению, это оказалось довольно вкусно, и если бы добавить немного соли, то такая еда даже могла доставить определенное удовольствие. Но соли ветланы не дали и никогда не употребляли ее. Так что пришлось киммерийцу довольствоваться совершенно пресной пищей, что, однако, нисколько не испортило ему аппетита. Следующим блюдом была мороженая оленина, которая показалась варвару безвкусной, но он покорно сжевал ее и даже нашел в себе силы благодарно улыбнуться. Однако долго ему улыбаться не пришлось, ибо щедрые хозяева предложили дорогому гостю изысканное лакомство: найденные в желудке оленя непереваренные остатки ягеля. Собрав все свое мужество, Конан решительно проглотил отвратительную, на его вкус, чуть кисловатую кашку. И буквально через несколько мгновений почувствовал, что, если прямо сейчас не покинет сборище, лакомство брызнет из него фонтаном. Он пробормотал слова извинения и стремглав кинулся прочь. Анкаля быстро проговорила что-то, и старики удовлетворенно закивали головами. Когда слегка побледневший киммериец вернулся в круг, уже произошла очередная смена блюд, и теперь все радостно жевали сырое мясо только что пойманного морского быка. После ягеля Конану было все равно, что есть, и он присоединился к пирующим. Правда, на какой-то миг он в душе позавидовал Джериму, который не ел ничего мясного и сумел объяснить эту свою странность ветланам так, что никто не обиделся на него. Когда подали горячий травяной отвар, варвар испытал невыразимое облегчение: праздничный обед закончился.
Однако за все свои мучения Конан был вознагражден ибо теперь наступило время танцев. Такого блистательного зрелища ему еще никогда не приходилось видеть и вряд л» впредь посчастливится увидеть что-либо подобное. Ветланы не просто танцевали. Выросшие среди дикой природы, они были необычайно наблюдательными, и их танцы-игры скорее походили на удивительное представление.
Все присутствующие подвинулись, освободив побольше места для танцующих. Кто-то взял в руки бубен и начал тихо-тихо выстукивать мелодию. В круг вошел юноша, слегка согнув спину и плавно взмахивая руками. Он остановился, прислушиваясь, наклонил голову набок и вдруг стал удивительно похожим на ворона, выискивающего добычу. Долго ждать ему не пришлось, ибо в круге появилась «утка»: девушка, вразвалку передвигавшаяся на корточках, пропустив руки под коленями, и время от времени почесывавшая носом, словно клювом, плечо.
«Ворон» замер на миг и тут же бросился к «утке», зависнув над ней с расправленными крыльями. Еще чуть-чуть — и он бросится на жертву и начнет клевать ее. Но тут внимание «ворона» привлекла иная добыча. Повернув голову в другую сторону, он вытянул шею и, несколько раз взмахнув крыльями, отправился туда, где неожиданно показалась раненая нарма. Худощавый юноша, изображавший ее, медленно вползал в круг, выбрасывая вперед руки, как ласты. Плотно прижатые друг к другу ноги волочились, напоминая хвост. Но силы, похоже, совсем покинули «нарму», и, вздрогнув несколько раз, она замерла.
Появился еще один «ворон», и оба набросились на «нарму», не подававшую никаких признаков жизни. Один «ворон» уселся на спину добычи и начал носом долбить ее спину. Второй «ворон» тем временем выклевывал жертве глаза. Неожиданно послышался глухой рык, и в круг медленно вошел «медведь». Испуганные «птицы» шарахнулись от «нармы». Однако они не спешили улетать, а уселись неподалеку, чтобы дождаться, когда «медведь» насытится и уйдет, оставив им объедки. «Медведь» острыми когтями (растопыренной пятерней) провел по животу «нармы», как бы вспарывая его, затем облизнулся и смачно зачавкал…
Конан не отрываясь смотрел на блестящее представление и потому не заметил, как в кругу появилось еще одно действующее лицо — самый страшный хищник. Шаман. Его сопровождали три женщины, каждая из которых держала в руках по два бубна. Великий словно возник из-под земли, и на миг все замолчали.
