— Все, что у нас есть, — это пятьдесят наемников вендийцев, несущих стражу при дворце и храме Падды
Обычай наемных воинов очень стар, уже никто и не помнит, зачем это делалось. Однако все они очень неплохие воины. Но все упирается в то, что тайцзонцы не оскверняют себя ношением оружия. Мы могли бы на время осады уйти в скальные лабиринты и по ним выйти в другие долины, а оттуда напасть с тыла, но для этого надо, чтобы оружием владел хотя бы каждый третий. Можно было бы сформировать отряды, которые осторожно тревожили бы зингарца еще на подходах, — но наша вера запрещает убийство, даже ради спасения собственной жизни.
— Что-нибудь придумаем, — отозвался Конан. — А как ты следишь за продвижением зингарца?
— Просто вижу, — отозвался Тай Юэнь, пожав плечами. — Стоит мне о них подумать, как эти воины встают у меня прямо перед глазами. Сейчас они еще далеко.
— Много ли у нас времени? — спросил Конан.
— Дня три, — отозвался Юлдуз.
— Есть ли у вас в пещерах запасы еды и питья?
— Да, конечно. Как только я понял, что происходит — вернее, скоро произойдет, — я распорядился начинать скапливать на ледниках и просто так все, что возможно. А вчера оповестил всех, чтобы свозили в пещеры все ценности, какие им жаль потерять. Там можно высидеть и полгода, и год — а можно вообще уйти на ту сторону гор.
— Ты не потерял сноровки, клянусь Кромом! — рассмеялся киммериец. — Что ж, пусть идут, мы устроим им достойную встречу!
Три последующих дня Конан занимался муштрой вендийцев. Они и в самом деле оказались хорошими воинами — и послушными и восприимчивыми учениками.
— Если заткнуть все дыры хотя бы парами, — сказал Конан к вечеру третьего дня, — и навалить камней, что бы в лаг зингарцы могли протискиваться только по одному…
Они с Тай Юэнем, Сагратиусом и Киндой сидели на теплой плоской крыше дворца. Золото остывало медленно, нехотя отдавая ночи тепло, ветер едва шевелил первую листву у них над головами.
— Это нетрудно сделать, — отозвался князь. — Мне тут в голову пришла одна мысль… Только не смейтесь, хорошо?
Он негромко сказал что-то одному из вендийских воинов, стоявших в дозоре на крыше. Тот широко ухмыльнулся и скрылся в доме.
Конан, продолжавший прикидывать завтрашнюю расстановку сил, успел забыть о нем в тот же миг, и потому едва не вскочил е места, когда вендиец вернулся.
В первый миг киммериец схватился за оружие — во второй расхохотался.
— Нергал меня побери! Прекрасная мысль, Юлдуз! А еще у вас есть такие маски?
На голове у смуглого воина красовалась жуткая личина демона-ракши — с огромными зубами, е выпученными глазами, со всклокоченными волосами из конской гривы. В темноте зрелище было довольно жуткое — недаром Конан так подскочил, увидев это страшилище.
— Такая маска есть у каждого воина — для Долгой Пляски в один из летних праздников, — ответил Тай Юэнь, очень довольный произведенным впечатлением. — Ручаюсь, что зингарцы никогда не видывали ничего подобного. Если подействовало даже на тебя..
— Еще как подействовало! — отозвался Конан. — Завтра мы все это пустим в ход.
На рассвете четвертого дня Юлдуз сказал Конану.
— Что ж, они идут и будут здесь после полудня.
Он легко поднялся с циновки, сбросил расшитую накидку, и Конан заметил, что князь сменил просторные придворные одежды на простые брюки и куртку черного плотного шелка. На ногах у него были мягкие плетеные сандалии, их ремни плотно оплетали щиколотку поверх тонкого короткого вязаного чулка, где большой палец отстоял от остальных, чтобы пропустить крепящий ремень. Еще Конан увидел за спиной у Тай Юэня два меча. Один из них был ему знаком — с этой катаной, наследством таинственного отца-ткача, пришел в отряд к киммерийцу юноша Юлдуз. Второй меч был словно братом-близнецом первого, и на гарде его так же переплетались в вечной схватке два драконьих тела.
«Настоящий воин дерется двумя мечами и носит их за спиной, — всплыл в памяти Конана скрипучий голос Учителя. — Если ты встретишь кого-нибудь с двумя мечами, скорее всего, это будет один из моих Учеников. Ты узнаешь его».
Но Юлдуз носил меч за спиной и владел им не хуже самого Конана еще десять лет назад, и потому киммериец лишь спросил не без зависти в голосе:
— Где ты умудрился раздобыть вторую точь-в-точь такую же катану? Это ради нее ты вскрывал древний храм, чтобы его сокровищами расплатиться с купцами, приплывающими раз в сто лет?
Тай Юэнь посмотрел на него чуть удивленно.
— Я думал, ты уже понял, — ответил он, и в словах его Конану послышалась укоризна. — Она оттуда же, откуда и ты когда-то вынес свои клинки: из оружейни старого Учителя, что живет в садах среди пустынь.
Конан, шагавший рядом с ним по пустым залам дворца к потайному ходу в скальный лабиринт, замер на месте и воззрился на друга.
— Так ты был там! — выкрикнул он наконец, едва к нему вернулся дар речи.
— Был, — ответил Тай Юэнь. — Правда, недолго.
— Почему же не сказал сразу?
— Думал, ты сам уже догадался.
— Думал! — передразнил его Конан. — То же мне, пророк! Зингарца видишь за два дня пути, а что перед самым носом™ Давно ты был там?
— Лет за пять до тебя. Не стой на месте, пойдем. — Князь потянул киммерийца за рукав. — Нам еще нужно успеть всех расставить. Я расскажу, пойдем.
— Видишь ли, — начал Тай Юэнь, как обычно, издалека, — я шел туда совсем не учиться. Я шел вслед за своим сном. Вернее, за снами. Несколько лун подряд повторялось мне одно и то же видение: я иду по пустыне, не чувствуя ни жажды, ни усталости, я лечу, как пущенная стрела, а передо мной маячат горы и пышный сад у самого их подножия. И в этом саду встречает меня человек, подобный богу, и что-то говорит мне — самое важное, самое сокровенное. И лицо его сурово и исполнено света. А потом я просыпался и не помнил ни слова.
Так повторялось изо дня в день, вернее, из ночи в ночь, пока однажды на рассвете я не разбудил жену и своего саккея, сказал им, что ухожу на несколько лун или полгода и оставляю на них княжество. Я знал, что вернусь, а потому не особенно беспокоился, тем более, что на Тай Кин Во — ты ведь с ним уже знаком — вполне можно положиться.
Я оседлал коня, взял с собою пятерых спутников и поскакал туда, куда вел меня мой глаз Падды.
— Талисман? — озабоченно спросил Конан.
— Нет, глазом Падды мы называем третий глаз человека. Он расположен вот здесь, — Тай Юэнь постучал себя пальцем по лбу над переносицей, — и есть у всех, только не у всех он открыт» У тебя, например, я знаю, он открывается в миг сильной опасности.
— Это не глаз, это чутье, — возразил киммериец.
— Называй как хочешь, но это больше чем просто чутье, ты наверняка и сам не раз так думал. В тебе живет Сила, хоть ты и редко ею пользуешься™ Наш маленький отряд без приключений добрался до пустынь, но, едва мы оставили позади первые барханы, поднялась сильнейшая песчаная буря. Видно, это была непростая буря, потому что она зашвырнула меня в одну сторону, а всех моих спутников — в противоположную. Когда я очнулся, мой Ночной Ветер, дрожа, стоял надо мной, а вокруг, сколько хватало глаз, были одни пески. Я вознес молитву Митре и пошел наугад. Двое суток шли мы с Ветром, я отдал ему всю воду, которая чудом уцелела в мехах, притороченных к седлу. И все же он едва переставлял ноги, ты же знаешь, как слабеют лошади, если хотя бы день не попьют вволю. Я утешал его, как мог, и уже подумывал о том, что милосерднее было бы просто убить его, но наутро мы увидели горы и взбодрились.
Ты, я думаю, подходил к обители Учителя с другой стороны, и потому, наверное, не знаешь о неглубоком ущелье, что в полудне пути от нее, если идти прямо на восток. По дну этого ущелья бежит
